Изотопы для Алтунина
Шрифт:
Алтунин мог бы, конечно, не нарушая этой самой деликатности, объясниться со Скатерщиковым лично, с глазу на глаз, сказать ему прямо:
«Знаешь, Петр, если потребуется моя помощь, только позови...»
Скатерщиков деликатничать не будет, наверное, ответит с обычной иронией:
«Спасибо. Обойдусь. В исследовательской группе людей достаточно. В том числе инженеры есть. Общими усилиями, с помощью науки одолеем все и без тебя».
«Ну, как знаешь. Я не рвусь».
«Рвись не рвись, а все равно не возьму. Не хочу. Устал от тебя. Нравственно устал. Можешь обижаться, но изобретение — мое, кровное, выношенное, а ты тут станешь всем недоверие вселять, будешь
Вот какой неприятный разговор может произойти между ними. Ясность после этого будет полная, а что в ней проку? Только лишние огорчения. Петенька не постесняется отшвырнуть своего бывшего наставника грубо, бестактно: не лезь, мол, куда не просят!
И все же не здесь главное. Если бы Алтунин твердо верил в принятый проект, он уж как-нибудь договорился бы со Скатерщиковым и в исследовательскую группу вошел. А вот веры-то и не было. Сергей, разумеется, знал: любую техническую идею можно развить, усовершенствовать. Но в проекте Скатерщикова крылся некий органический порок, который не ликвидируешь усовершенствованиями. Колоссальной силы удары и неизбежные при этом сотрясения во время работы пресса обязательно вызовут саморазмыкание контактов, а это штука очень опасная.
— Я не верю в контактный способ, — сказал он Кире.
Она удивленно вскинула глаза.
— А во что же ты веришь?
— Если хочешь знать, проект мастера цеха Клёникова мне больше нравится. Там все надежно.
— Проект Клёникова отклонили. И тебе известно почему: мы добиваемся увеличения скорости хода машины, а тот проект, с этой точки зрения, малоэффективен.
— Не сердись, Кира, я отлично знаю, что в кузнечном деле нет безопасных экспериментов. Но ваш выходит за рамки допустимого.
— Почему?
— Потому что примитивное программное устройство Скатерщикова не сможет учесть всех дополнительных осложнений, какие будут возникать в процессе свободной ковки.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну хотя бы охлаждение поковки, появление трещин.
— И ты эти свои сомнения высказал Скатерщикову? — спросила Кира.
— Высказал.
— Пойдем в экспериментальный цех!
— Зачем?
— Увидишь все своими глазами.
Кира взяла его за руку, и они отправились в экспериментальный. В конце концов, она права, решил Сергей, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать.
В цехе шла деятельная подготовка к испытаниям электросигнализатора и программного устройства. Возле арочного молота, напоминающего сказочного великана с раскоряченными ногами, обычные люди казались гномами. Они устанавливали серый грибообразный пульт, в котором, как догадался Алтунин, были собраны основные узлы гидроавтоматики и схема измерителя.
Экспериментальный цех был производственной базой конструкторского бюро. Помимо молота и прессов, здесь находились и другие машины, не имеющие
На Алтунина и Киру почти никто не обратил внимания. Правда, Скатерщиков заметил их и удивленно округлил глаза, но тут же вскинул голову и отвернулся. К Шугаеву они подошли сами.
— Сергею Павловичу наш нижайший, — приветливо поздоровался тот. — Что-то редко вижу тебя здесь. Или забыл, что принадлежишь к могучей когорте -рационализаторов?
— Все недосуг, Всеволод Ефремович.
— Опять срочный заказ? Мы тебя так и зовем: заместитель Самарина по срочным заказам.
Думалось, Шугаев полюбопытствует, почему Алтунин не в исследовательской группе, а возможно, даже пригласит сейчас войти в эту группу. Но Шугаев опять ничего такого не сказал. «Все уже давно решено и утверждено», — так понял Сергей.
— Сергей Павлович только что высказал мне кое-какие сомнения по нашему проекту, — неожиданно сказала Кира.
Вот этого ей не следовало бы говорить! Алтунин почувствовал, как от смущения наливаются чугунной тяжестью уши.
— Сомнения? Любопытно. — Шугаев, казалось, был озадачен. — Ну, выкладывайте, с чем пришли.
Сергей окончательно смешался: получалось, будто явился сюда порочить Скатерщикова и его проект.
— Я пришел не критику наводить, Всеволод Ефремович, — поспешил объяснить Алтунин. — Мне посмотреть захотелось, что тут у вас делается.
— И как находишь?
— Впечатляет. Все поставлено на широкую ногу. Желаю удачи. Я ведь теперь тоже начинаю верить в автоматизацию свободной ковки. Бог дает прозрение слепцу, а черт — кузнецу.
— А сомнения в чем?
Алтунин легонько пожал плечами.
— Не сомнения, а общие соображения, если хотите.
— Это тоже интересно.
— Не верю я в контактный способ.
— И только-то? — Шугаев рассмеялся. — Мы, Сергей Павлович, на математические расчеты опираемся. Можно согнуть железный прут любой толщины, а железная логика формул и расчетов несгибаема.
— Он говорил об осложнениях, которых не сможет учесть электросигнализатор, — вмешалась в разговор Кира. — Ну там, охлаждение поковки, появление в ней трещин...
Шугаев согласно закивал головой:
— Все понял. Вот практика и покажет, появятся ли эти дополнительные осложнения. А может, они и не появятся? А? — Он глядел на Алтунина, сощурившись. — Что же теперь делать? Не проводить испытания? На каком основании? Твои сомнения? А ты уверен, что у нас не было подобных сомнений? Молот я в свое время тоже обслуживал и знаю его уязвимые узлы. Появятся эти самые дополнительные осложнения, тогда и поищем, как их устранять с помощью той же самой автоматики. Ну, а чтобы окончательно успокоить тебя, могу сообщить: в Московском станкоинструментальном институте ведутся точно такие же исследования.
— Вот видишь, Сергей, — обрадовалась Кира, — мы не так уж плохо защищены от твоих сомнений. Капитулируешь?
— Нельзя же так сразу, — попробовал отшутиться Алтунин. — Мгновенная капитуляция не в моем характере. Ты повозись со мной, перевоспитай...
— Вступай в исследовательскую группу — сам перевоспитаешься. А то спохватишься, да поздно будет, — продолжала Кира.
Алтунин и Шугаев переглянулись. Сергей едва приметно улыбнулся.
— Заниматься автоматизацией ковки никогда не поздно, — сказал он уклончиво. — На такое дело и трех жизней мало... Мне поразмыслить надо, теоретически подковаться...