Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно
Шрифт:
Во-первых, миротворческий процесс осуществлялся левоцентристским правительством однородного состава и был утвержден минимальным большинством голосов в кнессете. Из 120 членов кнессета соглашение Осло-1 поддерживал только 61 человек, при этом пять из них представляли арабские партии; 50 проголосовали против, еще 9 воздержались или не участвовали в голосовании. Каирское соглашение о создании ПНА в секторе Газа и районе Иерихона было поддержано 52 членами кнессета; оппозиция бойкотировала голосование, чтобы показать, что поддержавшие соглашение остались в меньшинстве. Договор Осло-2 вообще был утвержден в 1995 году 61 голосом «за» при 59 «против», при этом двое из поддержавших соглашение были перебежчиками, избранными в кнессет от правой партии «Цомет», но вступившими в правительственную коалицию, польстившись на портфели министра энергетики (Гонен Сегев) и заместителя министра строительства (Алекс Гольдфарб). Да, в условиях демократии и большинство в один голос – тоже большинство, однако едва ли возможно достичь национального согласия на такой шаткой основе, особенно принимая во внимание тот факт, что это большинство зависело от голосов арабских депутатов, поддерживавших
Во-вторых, хотя Анвар Садат был тем человеком, который начал 6 октября 1973 года самую тяжелую из всех войн, которую Израилю довелось вести после 1949 года, его решительные жесты – предложение заключения мирного договора, прибытие в Иерусалим, выступление в кнессете – подкупили многих жителей еврейского государства, поверивших в то, что отношение А. Садата к Израилю изменилось кардинальным образом. Подобного консенсуса относительно Я. Арафата не было и в помине, большинство граждан Израиля ни на каком этапе не верили в то, что он стремится к миру, а волна террористических актов в Иерусалиме и Тель-Авиве в феврале – марте 1996 года окончательно подорвала его статус в глазах подавляющего большинства израильтян. Иными словами, если в ментальный переход А. Садата от «эпохи войны» к «эпохе мира» израильтяне в целом поверили, то в такой переход Я. Арафата – нет.
В-третьих, несмотря на то что с Египтом Израиль воевал пять раз (в 1948, 1956, 1967, в ходе Войны на истощение 1967–1970 и в 1973 году), а с Организацией освобождения Палестины – только один (речь идет о Первой ливанской войне 1982–1985 годов, начатой после того, как боевиками ООП был тяжело ранен израильский посол в Лондоне Шломо Аргов), ООП считалась куда более опасным политическим и идеологическим противником Государства Израиль. Хотя на фронтах израильско-египетских войн погибло куда больше людей, чем стали жертвами террористической деятельности ООП, общество традиционно относится к тому, что люди гибнут в войнах, с куда большим пониманием, чем к тому, что люди гибнут в террористических актах. ООП на протяжении многих лет объединяла организации, совершившие наибольшее количество терактов против Израиля и израильтян, в т. ч. и за пределами страны: ФАТХ, Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины… Соответственно отношение к ней было не как к политической организации, борющейся за национальную независимость своего народа, а как к террористической банде. Имеет смысл напомнить, что в то время, когда в Осло велись тайные переговоры, сам факт контактов с представителями ООП являлся противоправным деянием по действовавшему в стране законодательству.
В-четвертых, подписание мирного договора с Египтом предусматривало отступление хоть и с очень большого, по израильским меркам, Синайского полуострова (его площадь почти втрое превышает суверенную территорию Государства Израиль в пределах «зеленой черты»), но речь не шла о земле, являющейся частью «исторической Эрец-Исраэль», – в соглашениях Осло речь как раз шла о районах, имеющих важнейшее историко-религиозное значение для иудаизма и еврейского народа: городах Хевроне, Шхеме, Иерихоне, Вифлееме… Кроме того, если считать «план Алона» [27] де-факто основным документом, долгие годы определявшим израильскую политику по вопросу о границах, то разница между Синаем, с одной стороны, и отдельными районами Иудеи, Самарии, Иорданской долины и Газы, с другой, становится очевидной: соглашения Осло требовали от Израиля отказаться от ряда территорий, имеющих, согласно распространенному мнению, чрезвычайно большое оборонное значение, в то время как реализация договора с Египтом требовала менее болезненных территориальных уступок.
В-пятых, процесс Осло открывал совершенно другую страницу истории, чем мирный договор с Египтом. Соглашение М. Бегина и А. Садата возвращало два государства к ситуации, существовавшей в период с 1957 по 1967 год, с относительно небольшими отличиями: между государствами заключался договор, ознаменовавший начало «холодного мира» (за тридцать лет, прошедших после подписания мирного соглашения, президент Египта лишь однажды посетил Израиль – после убийства И. Рабина в 1995 году), а сектор Газа не передавался под контроль Египта. Однако и в 1957–1967 годах (до начала Шестидневной войны) между Израилем и Египтом де-факто было состояние «холодного мира». Соглашение Осло, напротив, открывало новую эпоху, которую было не с чем сравнить, и потому любые, даже самые апокалипсические прогнозы не казались заведомо невозможными. Нужно прямо сказать, что жизнеутверждающие мечты многих израильских левых о «новом Ближнем Востоке» не сбылись ни с какой стороны, но равным образом не реализовались и душераздирающие прогнозы правых о палестинских силовых структурах, под управлением лично Ясира Арафата идущих с оружием в руках на штурм Иерусалима (Эль-Кудса). В последующие годы ситуация развивалась много хуже, чем прогнозировали идеологи процесса Осло, но все же несколько лучше, чем предрекали критики из праворадикальных кругов. Факт, однако, состоит в том, что из всех миротворческих инициатив Израиля данный процесс оказался наиболее зависимым от внутренних противоречий, что в итоге привело к убийству И. Рабина. Взаимодействие между внутренними и внешними факторами, среди которых надо выделить многочисленные террористические акты, привело к поражению Шимона Переса на первых в истории Израиля прямых выборах премьер-министра в 1996 году.
Нужно
Тупиковая ситуация в переговорах в рамках Мадридского процесса, ни шатко ни валко шедших в Вашингтоне, разумеется, оказывала влияние на членов команды Ш. Переса – Й. Бейлина, видевших свою главною задачу в «продвижении на пути к миру». Довольно шаткое положение Организации освобождения Палестины представляло другую угрозу, так как ей на смену могли прийти радикальные исламистские движения. Израильской армии и силам безопасности на протяжении пяти с лишним лет не удавалось сломить палестинскую интифаду, вследствие чего и в руководстве вооруженных сил, и в правительстве усиливалось мнение о необходимости поиска политического решения проблемы. Генерал армии Дан Шомрон, который был начальником Генерального штаба во время первой интифады, заявил, что выполнить требование о силовом искоренении интифады означало бы пойти вразрез с нормами и ценностями, по которым живет гражданское общество, и что поэтому армия может подавлять и сдерживать интифаду, но не может положить ей конец [28] . Как следствие, усиливалось желание «выйти» из противостояния с палестинскими арабами, передав всю полноту ответственности за происходящее на территории какой-либо силе, которая будет эту ответственность нести. Члены команды Ш. Переса – Й. Бейлина считали Организацию освобождения Палестины наименьшим из возможных зол в этой связи.
Ицхак Рабин, как и семь лет спустя Эхуд Барак, колебался между продвижением в «палестинском направлении» и попыткой заключить мир с Сирией. Во многом решение И. Рабина о вступлении в переговоры с Организацией освобождения Палестины было связано с отсутствием практически осуществимых инициатив в отношении Сирии. Хотя для И. Рабина мирное урегулирование с Сирией было предпочтительнее, он понимал, что данный путь сопряжен со значительными сложностями. Во-первых, по причинам правового характера: ни на какую из территорий Западного берега и Газы, за исключением Восточного Иерусалима, так и не было распространено израильское законодательство (ни по состоянию на 1993 год, ни сейчас), поэтому территориальные уступки были, с юридической точки зрения, осуществимы с большей простотой в Газе и в районе Иерихона, чем на Голанских высотах, на которые в 1981 году было распространено израильское законодательство. Во-вторых, по соображениям демографии: учитывая, что на Голанах арабское население крайне незначительно (2700 алавитов по данным на май 2008 года), в то время как большинство составляют евреи (19 500 человек) и друзы (18 500 человек), стремление израильского еврейского социума к размежеванию с арабами никоим образом не формировало желание уйти с Голан, однако в значительной мере способствовало поддержке идеи ухода из густонаселенного палестинцами сектора Газа. Эта логика, которую можно суммировать в виде доктрины «территории в обмен на демографию» [29] , на полтора десятилетия стала краеугольной основой израильской доктрины в области внешней и оборонной политики, предопределив готовность к одностороннему выводу войск из Южного Ливана (в мае 2000 года) и сектора Газа (в 2005) без подписания каких-либо политических соглашений, при неготовности уйти с Голан даже в обмен на полноценный мирный договор с Сирией [30] . Мирное соглашение с Сирией подразумевало (да и сейчас подразумевает) неизбежную ликвидацию созданных там Израилем поселений, в то время как в рамках процесса Осло в 1990-е годы ни одно еврейское поселение не было разрушено, и не было бы разрушено и впоследствии, если бы Ариэль Шарон не принял – вне рамок какого-либо «мирного процесса»! – такого решения в 2003–2005 годах. Поэтому на тот момент курс в направлении интенсивных переговоров с палестинцами казался более привлекательным [31] .
Однородная структура правительства, включавшего, после выхода партии ШАС из коалиции, только Партию труда и левый блок МЕРЕЦ (который добился на выборах 1992 года двенадцати мандатов, но впоследствии всё скукоживался и скукоживался, сократившись ныне до фракции из трех депутатов), способствовала ратификации соглашений Осло; только два министра воздержались от голосования, остальные проголосовали «за». Однако оппозиционные партии и группы внепарламентской оппозиции категорически не одобряли соглашения. И. Рабин и Ш. Перес осознавали, что любые переговоры с ООП могут привести к вспышке внутренних противоречий в израильском обществе, так как такая политика неминуемо воспринималась большинством, а правыми партиями и группами, в особенности, как измена национальным интересам Израиля и подрыв национального единства. И. Рабин и Ш. Перес знали, что партии оппозиции и правые общественные организации, включая религиозно-сионистское поселенческое движение, будут активно противостоять их политике на «палестинском направлении», хотя очевидно, что они недооценили силу и мощь оппозиции. И. Рабин, конечно, никак не думал, что договора, подписываемые им с Я. Арафатом, будут стоить ему жизни.
В октябре 1995 года почти никто не знал о том, что стороны не только начали, но и практически закончили обсуждение соглашения об окончательном урегулировании. Детали этого документа (получившего название Соглашения Бейлина – Абу Мазена) были согласованы 29 октября, менее чем за неделю до убийства И. Рабина, и именно из-за этого убийства фактически готовый договор об окончательном урегулировании палестино-израильского конфликта не только не был реализован, но даже и не был обнародован: первые сведения о нем были опубликованы только в сентябре 2000 года.