Изумрудная Марта
Шрифт:
– Нам нужна роза Маркиз, – тихо произнесла она, не в состоянии оторвать взгляд от светло-карих с желтыми прожилками глаз женщины.
– Как тебя зовут?
– Длинновласка, – ответила почему-то смущенная Марта.
– Ты уверена, что хочешь именно эту розу? – спросила она, погладив Марту по длинным волосам. – Может быть, тебе нужен Принц или Виконт?
– Я хочу Маркиза, – смутившись еще сильнее, сказала Марта.
Подоспевший папа вернул ее из этого странного плена, откуда хотелось поскорее сбежать.
– Нам нужна самая лучшая роза, что у вас есть. Самая крепкая, самая ароматная и самая красивая!
– Как на Белой книге, – почти шепотом поддержала его Марта.
Женщина посмотрела на Марка и жестом пригласила их следовать за собой, вглубь питомника. Вернее,
– Хочешь свою розу? – спросила Питомница.
Марта утвердительно кивнула.
– Самую красивую?
Марта снова кивнула.
– А хочешь, чтобы роза тебя любила?
Марта пожала плечами.
– Я хочу, чтобы меня любил папа…
– Хорошо, – улыбнулась Питомница.
Они подошли к кирпичному подиуму, на котором лежало несколько полотняных свертков. Женщина развернула один из них. Это был саженец с оголенными корнями, которые напоминали дерево, перевернутое вверх ногами.
– Разве это роза? – спросила удивленная Марта.
– Станет, если ты будешь любить ее и ухаживать за ней. Главное – это корни.
Она снова завернула саженец в полотно, протянула подошедшему Марку, посмотрела на него пристальным взглядом и повелительно, отчетливо произнесла:
– Держите. Крепко.
Марк взял сверток и на слове «крепко» механически сжал стебель розы, тихо ойкнул, уколовшись о шипы. Кровь мгновенно окропила полотно.
– Роза Маркиз. То, что вы искали.
– Колючая, – с досадой произнес Марк, пытаясь остановить кровь.
– Это не страшно, – ответила Питомница, посмотрев в глаза Марку. Взгляд этой женщины его смутил. От него невозможно было оторваться. Он протянул ей деньги.
– Это подарок.
– Спасибо…
Питомница жестом пригласила гостей к выходу.
В тот вечер они с папой выбрали место в саду и посадили розу. Марта была счастлива, как никогда. А Марк, расчесывая ей перед сном волосы, приговаривал: «Когда-нибудь ты разобьешь тут прекрасный сад, в нем будет много роз, каждая по-своему прекрасная. Но Маркиз навсегда останется твоей первой розой».
Глава V
Зима в том году выдалась теплой и на редкость снежной. Для Марты это была первая настоящая зима, где были санки, горки, снежки и, самое главное, лес, такой тихий, что у нее захватывало дух. Лишь иногда ели стряхивали со своих лап тяжелый снег: плюх – и снова тишина. А еще Марта любила запрокинуть голову и смотреть, как с неба на нее падают снежинки. Те, что попадали на лицо, мгновенно таяли, а те, что оседали на варежках или рукавах, были все как одна красивыми, но не похожими друг на друга. Это было зимнее волшебство.
Марк поставил в доме большую елку, и они с Мартой наряжали ее игрушками Бабули Монпансье – необыкновенно красивыми, сделанными ее руками. А Мира шила для дочери платье снежинки. И пока она шила, ей вспомнилось, как однажды в детстве она получила свой зимний подарок. Тогда отец сказал:
– Вот возьму и подарю что захочешь!
– Правда?
– Говори!
– Хочу платье принцессы.
– Хорошо!
– Правда?
– Конечно! Завтра жди под елкой!
В ту ночь Мира никак не могла уснуть и думала о том, что в зимний праздник обязательно случаются чудеса. И что с ней обязательно случится чудо. Она заснула только под утро, но уже через час вскочила как ужаленная и кинулась в столовую, где у телевизора стояла елка. Как же она обрадовалась коробке, что лежала под елкой, дожидаясь своего часа. Но трогать ее не полагалось. Надо было дождаться, когда встанет отец. Он всегда требовал, чтобы его подарки открывали при нем. Для него это было важно: «Ну? Каков подарок, а? Кто бы еще так сделал? Учитесь, дуры!» К его самовосхвалениям
Тогда ее впервые вытошнило из-за переживаний. Прямо на подарок. Она представила, что ее ждет, когда проснется отец, и без сознания рухнула на пол. И все же в зимний праздник случаются чудеса: отец не стал ее пороть, но заставил за все просить прощения. Это было омерзительно, зато не больно, хотя и не отменяло отвращения к совершенной несправедливости.
Потому-то Мира всегда спрашивала у дочери: «Что бы ты хотела под елочку?» – и неизменно исполняла скромные желания Марты.
Но после переезда в дом Марта почти ни о чем не мечтала, даже платья перестала просить. И Мира решила сшить для дочери необыкновенный костюм снежинки. Она заблаговременно позаботилась о ткани – голубом атласе и о таких же атласных туфельках небесного цвета. Но ей хотелось большего. Она купила каркас для пышной юбки, капрон, который придавал легкости и много пластмассовых снежинок разного размера. Снежинки Мира опустила в крепкий соляной раствор, и к моменту, когда вода испарилась, в них уже въелась соль и они превратились в сверкающие кристаллы. Мира украсила ими платье, которое выглядело теперь как одна большая снежинка невероятной красоты. Марк принес из сарая самое большое зеркало, и когда к нему подвели наряженную Марту с одной из диадем Бабули на голове, все дружно ахнули. Марта еще долго не могла прийти в себя от красоты волшебных кристаллов, которые сверкали, переливаясь всеми цветами, и крутилась, крутилась перед зеркалом на радость родителям. Наконец она остановилась, склонилась в реверансе и торжественно произнесла: «Я – Марта Монпансье!»
Холодным февральским утром раздался телефонный звонок. Марк снял трубку и сразу помрачнел. Мира встревоженно спросила:
– Папа?
– Нет… Мама… Мне очень жаль…
Свекровь Миры умерла от инсульта, а мать – от инфаркта, что было почти предсказуемо. Странным казалось лишь то, что ее сердце вообще смогло вынести столько переживаний. Мира это понимала, но не могла знать, что накануне смерти мать увидела сон, который показал ей вариант проживания другой жизни, и даже проснувшись, она не хотела открывать глаза, пытаясь продлить эту чудесную грезу, ведь наяву она не могла об этом даже помыслить. В самом лучшем сне ее жизни муж наконец умер. И в предрассветной тишине, погрузившись в этот полусонный транс, она разрешила себе мечтать о самом сокровенном. Вот она поворачивается к нему лицом, а он холодный как лед. И наступает долгожданная свобода. Свобода от всего. Никогда еще она не испытывала такого счастья. В этом состоянии невероятной, почти волшебной легкости ей казалось, что она превратилась в чайку, которая парит над морем или летит навстречу потоку ветра и зависает над толщей воды. Как же это прекрасно! На мгновенье ей даже показалось, что это правда, уж больно тихо в комнате, хотя обычно дыхание ее мучителя было шумным и тяжелым даже во сне.
Резкий всхрап вернул ее к реальности: значит, ничего не поменяется, значит снова бесконечная готовка, от которой она устала донельзя, снова крик на всю квартиру («Кто-нибудь даст мне поесть?!»), снова оплеухи и насилие, снова, снова, снова…
От этих контрастных переживаний ее накрыла невыносимая боль, будто кто-то пробил ей грудную клетку. И вопреки инстинкту самосохранения она ничего не стала предпринимать. Нашла силы сдержать боль, принимая всем сердцем и такое развитие событий: если даже умрет она, это все равно будет освобождение от всего. Значит, так тому и быть. И в последние минуты жизни ей снова привиделось, как в потоке ветра она все-таки разворачивает свои крылья и улетает за горизонт.