Изумрудное дело
Шрифт:
Майя Борисовна стала вспоминать, с кем встречался муж перед самой своей смертью. Болел он недолго, а слег совсем всего недели за две до смерти. И в эти две недели у него перебывали многие, приходили прощаться. Майя Борисовна, оберегая покой мужа, строго регламентировала эти визиты. Все же они записаны в ежедневнике! Надо только найти его и просмотреть все записи по дням. Мысленно она похвалила себя и мужа за привычку ничего не выбрасывать. Василий Иванович хранил каждую квитанцию из комиссионного магазина, каждую расписку о получении денег при покупке у частных лиц. Таких бумажек сохранились горы. Они все были рассортированы
Ежедневник она нашла довольно быстро. Слег Василий Иванович во второй половине августа, но Майя Борисовна просмотрела и два предыдущих месяца. По очереди перебывали все родственники. Даже клуша ее сестра поднялась и посетила Василия Ивановича вместе со своим мужем- солдафоном. Два раза в последний месяц жизни Василия Ивановича наведывался Игорь. И так совпало, что был он и накануне смерти. Оля посетила дядю два раза в его последние предсмертные дни. Приходили также отец и сын Григорьевы, много лет проработавшие со Стручковым. Раз приходила лаборантка с кафедры истории искусства подписать какие-то бумаги. И несколько раз появлялся в их доме довольно неприятный тип, прежде незнакомый Майе Борисовне. Суетливый, шумный, простовато-компанейский некто Саитов. В нем струилась кровь какой-то редкой закавказской народности и не то румын, не то молдаван. Про себя Майя Борисовна звала его татарином. Он совершенно не подходил ни к их дому, ни к самому Василию Ивановичу, барину и эстету в душе.
– Кто же из них хоть что-нибудь знает о фермуаре? – думала Майя Борисовна, – С кого начать расспросы и как? Ведь при жизни мужа они никому не говорили о подлинном сокровище, хранящемся у них в сейфе.
Тишину вновь нарушил резкий звонок, на этот раз дверной. Майя Борисовна прервала свои невеселые размышления и пошла открывать. В глазок она увидела нелюбимую племянницу и, постаравшись сделать приветливое лицо, открыла дверь. Юлечка предстала перед ней в нелепой розовой курточке и розовых же то ли сапогах, то ли валенках. Чего только не носят в наше время!
– Здравствуйте, тетя Майечка, – произнесла племянница своим правильно сладким голосом, – А я вам тортик принесла. Давайте выпьем чаю.
Майя Борисовна терпеть не могла эти ее «тортики». Она признавала выпечку только из Метрополя. Но та, как нарочно приносила эти бисквитные чудовища с жирным кремом. Подоплека была такая: «Я хоть и бедная, а к богатой тетке не с пустыми руками прихожу. Что могу, то и приношу». Но на сей раз Майя Борисовна на «тортик» не прореагировала к досаде племянницы.
– Да-да, конечно, проходи, Юлечка, – рассеянно сказала она.
– Вы чем-то расстроены, тетечка?
– Нет, ничего, – и тут Майя Борисовна кстати вспомнила про разоренную могилу, – Хотя ты права, расстроена. Какие-то хулиганы разорили могилу Василия Ивановича.
– Да что вы говорите? Как, кто, расскажите!
– Сама толком ничего не знаю. Позвонили с Литмостков, сообщили, что поребрик сломали, цветы вырвали. Переворошили все, как будто что-то искали. А что там может быть?
– А не могли, тетя Майечка, туда что-то спрятать? Видят, могила свежая и зарыли что-нибудь, а потом не сразу нашли.
Мысль Юлечки была вполне здравая, но из нелюбви к племяннице Майе Борисовне хотелось ей противоречить.
– Да что ты такое
– Привилегированное, охраняемое, а никто не знает, когда могилу разрыли.
– А откуда ты знаешь, что никто не знает. Может, уже выяснили. И могилу никто не разрывал, насколько я знаю.
Юля прикусила язык и свернула разговор к чаю. Чай пили на кухне. Майя Борисовна не хотела вести племянницу в комнату, боясь, чтобы та не увидела случайно неубранные бумаги. Юлечка стала вспоминать, каким милым человеком был Василий Иванович. Им, неродным оставил кое-что на память. Дяде – эмалевую табакерку ХYIII века, а матери ее – гарднеровский чайный «tet – a – tet».
– Не знаю, как дядя Игорь, а мы очень благодарны Василию Ивановичу, что подумал о нас перед смертью.
Майя Борисовна вспомнила недовольные лица брата и сестры при чтении завещания и подивилась откровенному вранью юной лицемерки. Между тем Юлечка продолжала:
– Завещание, это как в романах про заграничную жизнь. Я тогда впервые про завещание услышала. У моей подружки бабушка умерла, так ничего никому не завещала. Да и завещать-то было нечего. А вы, тетя Майечка, – прикинувшись невинной овечкой, спросила Юлечка, – тоже завещание оставили?
– Ах, вон оно что, – подумала про себя Майя Борисовна, – Вот что ты хочешь выяснить. Вслух же она сказала:
– Да какое там завещание. Я еще пожить хочу, не торопись меня хоронить.
– Что вы, что вы, тетечка, как могли такое подумать? Я из одного любопытства.
– Про завещание я не думала, – отважно врала Майя Борисовна, – Детей у меня нет. Брат да сестра. Вот им все и отойдет, а, стало быть, и тебе. Умру когда, пусть делят, как хотят. С собой в могилу ничего не унесешь.
– Да уж, – подтвердила Юлечка, – Правда вот разрыли дядину могилку, может, думали, что с собой он все-таки что-то унес!
– Не кощунствуй, – строго оборвала ее Майя Борисовна, – Да и пора тебе, наверное. Я что-то устала от волнения.
– Ухожу – ухожу, тетя Майечка, будьте здоровы! Я вас непременно навещу на будущей неделе.
Повозившись в передней со своими розовыми одеяниями, расправив воротничок и манжеты, подтянув голенища сапожек и водрузив на голову странную шапку с кошачьими ушами на макушке, Юлечка, наконец, отбыла.
– Какая все-таки неприятная, – подумала Майя Борисовна, – Однако, нужно что-то делать. Думала только и будет занятий, что мужа оплакивать да пристраивать вещи, ан нет. Надо искать фермуар.
Глава 3 Мужская ветвь рода Поливановых
Игорь Борисович Поливанов был человеком авантюрного склада. Казалось бы, должность директора выставочного зала предполагала в ее носителе склонность к истории, изобразительному искусству, или, на худой конец, хоть к прикладному. Но интересы Игоря Борисовича были много шире. Если честно, ему хотелось всего: денег, славы и любви. Именно в такой последовательности. Легче всего, он считал, добыть деньги. Пусть вначале небольшие. С этой целью он сдавал в аренду подвал и все закутки во вверенном ему здании. Выставочный зал располагался в бывшей церкви. Поэтому, кабинет директора был в ризнице. Бухгалтерия – в подсобном помещении напротив. А все остальные работники размещались в алтаре, в специальной выгородке, напоминающей скворечник.