Изумрудные зубки
Шрифт:
– Девчонки! Мне не нравится, как вы одеты. Вернее, нравится, но я хотел бы вам сделать подарок и устроить шоу «Снимите это немедленно».
– Вперед!! – заорала Сычева и ринулась в магазин, одним прыжком перепрыгнув крылечко.
За ней молча пошли Афанасьева с Флеком. Татьяне ничего не осталось делать, как последовать за ними. Не оставаться же в самом деле с Васей в машине...
Внутри было феерически много света и играла тихая музыка. Длинные ряды стоек с одеждой уходили, казалось, за горизонт, потому что множество зеркал, которые были даже на потолке, бесчисленно преумножали все, что находилось
– Здравствуйте, Игорь Владимирович! – заверещали вразнобой девушки, согнувшись в угодливом полупоклоне.
– Ой, вас тут знают! – зашептала Сычева. – С чего это ради? Кажется, тут торгуют только женскими шмотками!
– Это мой магазин, – скромно потупившись, признался Флек, а потом обвел всех веселым взглядом, словно любуясь, какое впечатление произвели его слова. – Выбирайте наряды, девчонки! Все исключительно европейского качества! Не Китай!
– Сказка!! – Сычева ринулась вдоль рядов, то и дело выдергивая плечики с шмотками и прикладывая их к себе. – Сказка!!! И добрый фей Флек, одевающий сразу трех Золушек!
Флек стоял и широко улыбался, отражаясь во всех зеркалах. Было ощущение, что стоят и широко улыбаются сотни, тысячи, миллионы щедрых, красивых Флеков.
Таня тоже пошла вдоль рядов. «Не буду отказываться, – решила она про себя. – Если уж сходить с ума, то до конца. Завтра я опять стану правильной, неприступной, гордой, завтра опять начну безумно любить своего Глеба и ненавидеть собаку Флека! А пока...»
Она остановилась перед манекеном, на котором красовалось потрясающее свадебное платье. Оно было жемчужного цвета, с открытой спиной на шнуровке, глубоким декольте, и юбкой, струящейся в пол дорогим шелком. Никаких рюшек, оборок, тканевых розочек, помпезных кринолинов – строгое платье для безусловного счастья.
Сзади возник Флек, он по-прежнему улыбался, Таня видела его в зеркале.
– Ничего не хочу, – сказала Таня, глядя в зеркальное отражение его глаз. – Только это платье. Только его.
– Оно свадебное, – предупредил Флек.
– Я не слепая. Именно поэтому я его и хочу. У меня не было свадьбы, не было платья. Мы с мужем сбегали в загс, как преступники, которые опасаются, что их застукают на месте преступления. Потом посидели в каком-то кафе, где неожиданно выключили электричество и при свечах подавали только холодные закуски. Я хочу только это платье и ничего больше! При условии, что я вам ничем не обязана.
– Оно твое без всяких условий. Просто потому, что я добрый фей Флек. Эй, Наташа, снимай это платье с куклы, у него появилась хозяйка!
«Завтра я начну его ненавидеть...»
Татьяна прошла вдоль рядов с джинсами.
Конечно, она не собиралась ничего выбирать. Конечно, она не станет участвовать в этом всеобщем пьяном безумии.
Впрочем, может быть не будет ничего неприличного, если она выберет себе вон те белесые джинсики с вышивкой на карманах, или вот этот джемпер цвета фисташки?
– Бери! – подпихнула ее в спину Сычева. – Бери, не выпендривайся! Считай, что на твоей улице сегодня перевернулся пикап со «Сникерсами». Такое в Москве не каждый день происходит, это я тебе как местный житель точно говорю. Бери! – Сычева пошла в примерочную, неся в руках охапку шмоток.
Татьяна посмотрела на себя в зеркало. Лицо измученное, бледное, под глазами синяки. Не для того она в Москву ехала, чтобы получать подачки от торгаша и бабника Флека! Завтра он проснется, подсчитает ущерб, нанесенный его магазину налетом малознакомых девиц и будет раскаиваться, будет волосы на себе рвать! Не зря на него так насмешливо смотрят все продавщицы из-под кукольно-длинных ресниц. Наверняка он не в первый раз одевает здесь «в некитай» ораву первых встречных девиц.
Татьяна представила, как утром Флек впадает в неистовство от своей пьяной щедрости и улыбнулась. И вытянула из ряда вещей белесые джинсы, и фисташковый джемпер, и батник – веселый, оранжевый, смелый батник с пуговицами-бабочками (ни за что бы не рискнула потратить на такой деньги!), а еще свитерок с орнаментом, в котором просматривались лукавые оленьи морды.
Из примерочной вышла Сычева в фиолетовом брючном костюме.
Из другой кабинки выплыла Афанасьева в платье невесты, которое смотрелось на ней так органично, что не следовало бы бегать в загс, чтобы его надеть.
Откуда-то взялся мальчик-посыльный, который дотащил объемные пакеты с вещами до «Хаммера».
Музыка гремела, отключая мозг.
Яркие всполохи света чиркали по разгоряченным, опустошенным лицам.
Таня, приподняв подол подвенечного платья, прыгала, извивалась, кривлялась – делала то, чего никогда в жизни не делала, потому что была «хорошей девочкой» и в танцевальных безумствах на пьяную голову никогда не участвовала.
Ей было весело. Искренне, по-настоящему, без натяжки весело. Во всяком случае, Афанасьевой так казалось. Только этим скаканием, кривлянием и полной отключкой мозгов можно было вытряхнуть из себя боль, страх, отчаяние и полную беззащитность перед всем, что происходило с ней в последнее время и должно было еще произойти.
Рядом, в толпе, танцевала Сычева, для которой такое времяпровождение, очевидно, было привычным. Сычева каждой клеткой своего тела попадала в ритм и настроение музыки, она ничего «не стряхивала» с себя, а самовыражалась, отдаваясь танцу осмысленно и на публику.
Где-то чуть позади маячил темный затылок вешалки. Затылок подпрыгивал, дергался, и иногда были видны оранжевые плечи и пуговицы-бабочки, которые отсвечивали, ловя свет мечущихся по залу цветных прожекторов.
Флек отплясывал в центре круга, образовавшегося в толпе. Ему было жарко, он скинул пиджак, а галстук подарил какому-то пьяному в стельку юнцу. Он не очень заботился об эстетичности своего танца, дрыгал ногами, махал руками, тряс головой. Кажется, он просто бесился, как подросток, впервые оставшийся дома один.
Кто-то вдруг схватил Таню за локоть. Не прекращая безумного танца, она обернулась и увидела беззвучно хохочущего Кузнецова.
– Это не я, Кузнецов! – переорала она музыку и гомон толпы. – Это не я!
Таня выскочила в круг, схватила Флека за плечи. Тот послушно ее приобнял и повел в вечной «топталке». Музыка, как по заказу сменилась на медленную.
– Пять баллов по русскому и литературе и я вас не видел! – заорал Кузнецов.
– Четыре! – крикнула Таня. – Четыре балла, или можешь рассказывать, что видел меня на панели пьяной!