Justice For All: Вся правда о группе «Metallica»
Шрифт:
Сильви помнит Корнаренса как Джона-металлиста, человека, к которому можно было обратиться за любой информацией о мире металла: «Джон-металлист был отличным парнем. Когда мы познакомились, ему было около восемнадцати. В „Sounds“ был указан мой телефонный номер, и однажды Джон позвонил мне – вообще-то так делали многие психи – и начал мучить меня расспросами о новых альбомах разных команд. Он очень мне помогал, ходил на концерты, рекомендовал группы».
Вместе со Слейгелом и Корнаренсом приходили их друзья, из которых особенно выделялся Ларс Ульрих. Он произвел впечатление и на Симмонс: «Однажды Джон пришел ко мне вместе с Ларсом Ульрихом, абсолютно гиперактивным парнем. Если б тогда уже был изобретен риталин [4] , ему бы его точно назначили. Он был невыносим, но очарователен. Как щенок терьера, который носится по квартире. Он вечно копался в моих папках и спрашивал: „А фотографии «Iron Maiden» у тебя есть? А «Diamond Head»?“ Не затыкался ни на секунду».
4
Лекарство, применяемое при гиперактивности и дефиците внимания.
Корнаренса смущало поведение его младшего друга. Сильви Симмонс: «Джон чувствовал себя виноватым – он постоянно извинялся за поведение Ларса. Меня оно и вправду слегка доставало. Ларс уже тогда говорил, что хочет создать группу, но он много чего говорил – он физически не мог долго общаться на одну тему! Он был гиперактивен, беспрестанно что-то рассказывал или спрашивал, был абсолютным фанатиком и подлинным англофилом в отношении музыкальных вкусов. Он перечитывал списки групп НВБХМ, изучал мои бумаги, рассматривал промо-фотографии, спрашивал, нужны ли они мне. Помню, однажды Ларсу удалось выклянчить у меня рождественскую открытку от „Iron Maiden“, с их автографами и с Эдди в костюме Санты на фотографии».
Однако заразительный энтузиазм Ларса никого всерьез не раздражал, друзья вскоре смирились с этой его особенностью, хотя Корнаренс вспоминает один случай, когда Ларс почти вывел его из себя: «Однажды у нас был очень тяжелый день, мы до утра не ложились, а потом Ларсу нужно было ехать домой – в Ньюпорт-Бич, в ста километрах от моего дома в Студио-Сити. Так вот, только я наконец добираюсь до своей кровати, как кто-то начинает кидать камешки в окно. Я кричу: „Это еще что такое?“» Подойдя к окну, Джон увидел в темноте под окнами силуэт длинноволосого подростка: «Смотрю, а это Ларс. Он мне говорит: „Давай спускайся. Я забыл ключ от крышки бензобака, так что мне не заправиться и домой не уехать!“ Пришлось тащить машину в гараж и отвинчивать всю секцию. Потом он уехал на заправку, вернулся и только тогда наконец свалил домой, а я в результате лег спать только в четыре утра…»
По мере того как росло количество метал-групп, все больше подростков пополняло ряды приверженцев металла в Лос-Анджелесе и все больше авторов активно освещали ситуацию в британской прессе. И тогда Брайан, также писавший обзоры для музыкальных журналов и к тому же работавший на радио, принял судьбоносное решение: выпустить сборник песен тех групп, которые он изо дня в день мог наблюдать на концертах. Он вспоминает: «В то время я занимался своим журналом, работал в музыкальном магазине и помогал составлять программы для местной радиостанции, игравшей хеви-метал. Я писал статьи для британских изданий „Sounds“ и „Kerrang!“, а в Лос-Анджелесе как раз играли потрясающие группы – например, „M"otley Cr"ue“, „Ratt“ и „Bitch“. Философия „сделай сам“, присущая НВБХМ, оказала на меня большое влияние. Я считал, что люди не обращают должного внимания на здешнюю музыку. Я спросил знакомых дистрибьюторов, своих коллег по магазину, смогут ли они продать мой сборник песен местных групп. И все они ответили утвердительно».
Время тогда было совсем другое: пластинки, изданные за свой счет, можно было не только хорошо продать, но и, при наличии связей, достаточно недорого прорекламировать и распространить. «Я одолжил денег у друзей и у своей тети, – продолжает Слейгел, – к тому же у меня остались кое-какие сбережения с последней работы. Собрав все свои средства, мы смогли наскрести на выпуск нескольких тысяч пластинок». Новая компания Слейгела, которую он решил назвать в духе того времени и той музыки – «Metal Blade», – обладала весьма скромными финансами и не менее скромным профессиональным опытом Брайана и его друзей. Слейгел: «Я и подумать не мог, что смогу создать свою звукозаписывающую студию… первые три года она располагалась в мамином гараже, и работал я практически в одиночку». На вопрос о том, как он получил лицензию и выплачивал роялти, он только смеется: «Первая пластинка была просто приложением к журналу. В работе над ней я совершил все ошибки, какие только можно было совершить. Я передал лицензию парню, который в конечном итоге нас обобрал. Когда все было распродано, остались желающие купить пластинку, но у меня не было денег, чтобы выпустить допечатку… Я вел себя совершенно по-дилетантски, просто говорил: „Дайте мне песню, и я запишу ее“, – об авансах или роялти и речи не шло».
Однако удача была на стороне Слейгела: ему помог адвокат, живший в квартире прямо над магазином «Оз рекордз». «У меня не было денег, чтобы подписать контракты с группами, – рассказывает Брайан. – Мы стали искать юриста, и нам крупно повезло, что прямо над нашим магазином жил молодой адвокат. Он согласился работать всего за десять долларов в час. Так что теперь мы были настоящей звукозаписывающей компанией. Кстати, мы до сих пор работаем с тем адвокатом!»
Собирая песни для своего будущего сборника под рабочим названием «„The New Heavy Metal Revue“ представляет „Metal Massacre“», Слейгел рассказал о своих планах Ларсу Ульриху, который сразу же загорелся этой идеей и попросил оставить место на альбоме и для его песни. Слейгел согласился, хотя понятия не имел, откуда у Ларса при отсутствии группы может взяться песня. Именно такие мелочи и определяют ход истории…
Ларс сразу же позвонил Джеймсу Хэтфилду. Со времени их последней встречи – той неудачной джем-сессии, организованной Хью Таннером, – прошел год. Как Хэтфилд рассказал Майку Металхэду из журнала „Aardschok“: «Я долго ничего не слышал о Ларсе, и вдруг он позвонил мне. Он тогда уже окончил школу и играл с Роном Макговни. Хью Тан-нер исчез из поля зрения, жизнь музыканта надоела ему уже через два месяца. Его родители хотели, чтобы он стал адвокатом или вроде того». Хэтфилд был удивлен звонком Ларса, но еще больше он был удивлен его предложением: записать песню, пусть даже всего одну: «Ларс сказал, что у него есть друг по имени Брайан Слейгел, который собирается выпустить сборник металла и может записать на пластинке и нас. Я тут же ответил: „Сейчас приеду!“».
В доме Макговни была спешно организована репетиция, на которой – к великому удивлению Хэтфилда – Ульрих продемонстрировал в разы улучшившуюся игру на барабанах. «Ларс очень вырос как барабанщик, – вспоминает Джеймс. – К тому же у него была новенькая установка, настоящая „Camco“. Мы сыграли пару песен, которые я написал для „Leather Charm“, – „Hit The Lights“ и „No Remorse“».
Хэтфилд и Ульрих очень быстро подружились и стали проводить много времени вместе, слушая музыку и общаясь. Благодаря новому приятелю Хэтфилд активно изучал металл, ведь Ларс досконально знал все о современных музыкальных тенденциях. Ларс познакомил Джеймса с Джоном Корнаренсом. Джон вспоминает: «Джеймс был таким задумчивым тихоней: никогда сам не начнет беседу. Но он был другом Ларса и к тому же металлистом». Однако тихий нрав Хэтфилда не мешал ему баловаться алкоголем: «Помню, как они приходили ко мне, сидели в моей комнате, ели шоколадное печенье, которое пекла моя сестра, и пили „Джек Дэниелс“ из фляжки, – рассказывает Джон. – А мне оставалось только надеяться, что отец этого не увидит!» Вскоре Джеймс пристрастился к британской музыке, которой так увлекался Ларс, что нередко встречало непонимание со стороны Рона Макговни. Джеймс рассказал такую историю: «Ларс попросил меня купить пластинку „Venom“, но Рон запретил мне приносить ее в свою комнату. „Это ж сатанисты, чувак! В моем доме такого не будет!“ – вопил Рон. „Да пошел ты, сосунок! – ответил я. – Это настоящий тяжеляк!“».
Когда Ульрих подружился с Хэтфилдом, дела пошли куда быстрее. Ларс был молодым амбициозным барабанщиком, а Джеймс – любителем пива и вечеринок, внешне замкнутым, а внутри переживающим душевную драму: ведь у него только что умерла мать. У этой парочки, казалось, было все что нужно: заряд энергии в духе НВБХМ, недавнее общение Ульриха с «Diamond Head» и даже возможность записаться. Весь мир лежал перед ними.
Время поджимало, поэтому работать приходилось быстро. Для записи на пластинке «Metal Massacre» Джеймс и Ларс выбрали «Hit The Lights», старую песню группы «Leather Charm», – быстрый мощный трек, позволяющий каждому из музыкантов раскрыть свои таланты. Кроме того, текст очень подходил к случаю, группа будто говорила: мы готовы играть, только дайте нам сцену. Ни больше ни меньше.
Однажды на репетиции Ларс попросил Рона Макговни сыграть басовую партию в «Hit The Lights». В 1993 году Рон рассказал радио «KNAC»: «Как-то я пришел к ним, и Ларс предложил: „Давай присоединяйся к группе!“ – и я согласился… В технической стороне дела я не очень-то разбирался, но зато в этом разбирался Джеймс, он и показывал нам, что делать». Когда песня наконец была готова к записи, встал вопрос названия группы. Нужно было как-то обозначить трио Хэтфилда, Ульриха и Макговни. Как вспоминает Джон Корнаренс, Ларс потратил на это уйму времени: «Он мне показал список названий для группы. Среди них было даже имя „Ларс Ульрих“, написанное наоборот!»