К барьеру!_N 12 2009г.
Шрифт:
Втулку глупо нести на рынок, глупо выкладывать в супермаркете. У неё нет и не может быть массы покупателей. Она нужна (если нужна) только одному-единственному покупателю — такому же странному со средневековой точки зрения стоглавому коллективу чудаков, насаживающему на нелепую втулку ещё более нелепый шпунтик! Скажите, какой рынок с его законами может регулировать этот товарообмен? Где-то в конце очень длинной цепи переработок и технологических переделов втулка и шпунтик станут частью сверхэффективной, поражающей средневековое воображение машины. Но туда ещё нужно дойти — потому что утрата одной-единственной втулки сделает итоговую супермашину технологически невозможной!
Рыночные отношения вырастали из средневекового производства, тесно связанного с ремесленными шедеврами, с уникальными изделиями ручной работы. Поэтому конкурентный рынок живет понятием «качества» — категории, вырастающей из мастерства. Есть мастерство — есть и качество. Но качество — доиндустриальное понятие, живущее в индустриальную эпоху исключительно в качестве пережитка и исключительно в тех сферах, где ещё имеет важное значение ручной труд.
Для настоящей высокотехнологичной индустрии понятия «качество» не существует, потому что из двух вещей, идентичных друг другу с микронной точностью по всем параметрам, не может быть более или менее качественной вещи.
Помню, как я убедил в этом покойного главу Армении Демирчяна. Во время визита руководства страны на один из ещё работающих заводов я показал ему рабочего, штампующего шайбочки. Шайбочки эти считают на вес, килограммами и тоннами, никому и в голову не придет искать в них какой-либо индивидуальности. Металл — гостовский, размеры абсолютно равные, штамп — единый. «Как эта шайбочка может быть более или менее качественной? — спросил я. — Количество — вот её единственное качество».
Индустрия исключила мастерство, заменив его навыком, обеспечив простым людям возможность делать сложные вещи. Именно простота изготовления сложного (т. е. сложная и разветвленная система простых операций) и дала возможность сделать сложное массовым. Поэтому старое понятие качества, которым оперируют на ТЕХНОЛОГИЧЕСКИ ОТСТАЛЫХ производствах и в кабинетах выращенных финансово-кредитной средой экономистов — по сути своей ДОИНДУСТРИАЛЬНОЕ.
Оно для ремесленной мастерской актуальнее, чем для мануфактуры, для мануфактуры актуальнее, чем для фабрики, для фабрики актуальнее, чем для комбината. Если же мы возьмем станки с ЧПУ, которые почти ПЕРЕСТАЛО выпускать сегодня станкостроение СНГ, то там вообще понятие качества бессмысленно, ибо полностью исключен из стандартизированной операции человеческий фактор. Оборудование, работающее на автомате, на автопилоте, имеет единое, стандартизированное явление соответствия изделия эталонному образцу, и конкурентоспособность автомата-автопилота кроется только в скорости выполняемых операций, в скорости процессов технологического передела, в количестве, в показателе массовости продукции.
И по этому критерию — скорости, массовости, снижения издержек всех видов — наиболее оптимальным в пределе функции оказывается производство однотипной продукции в одной-единственной точке пространства на весь мир, на всю планету. Такого рода оптимизация, построенная на преимуществах крупносерийности, совершенно чужда понятиям конкуренции, соперничества, степеней качества продукции (ниже высшего качества у неё просто нет: или высшее качество, или она сломалась).
Она чужда выбору между производителями (два разных, не связанных между собой производителя на станках с ЧПУ будут ровно в два раза менее эффективны и в два раза более затратны, чем единый. У них будет больше сожжено топлива, больше будет персонала, больше простоя оборудования, больше поломок и повреждений, производственных травм и т. п.).
Возьмем только один критерий: потребности индустриального развития требуют совершенно однозначно расширения и упрощения всеобщего доступа к технической информации — как организаторов производств, так и трудящегося персонала. Для чего? Чтобы избежать «изобретения велосипедов» и для повышения квалификации рабочих. А рыночная среда конкурентности работает в обратном направлении — именно ей принадлежат такие реакционные, сдерживающие индустриальное развитие и техническую модернизацию понятия, как копирайт, авторское и патентное право, торговая марка, секрет фирмы, коммерческая тайна и т. п. Нетрудно заметить, что разного рода блокираторы распространения технической информации и обмена опытом препятствуют расширению производства, наращиванию его потенциала.
Рынок, конкуренция и новейшее индустриальное производство — вообще из разных миров, из разных цивилизаций. Точно так же первобытно-общинные нравы и порядки автоматически разрушают институт государства, и наоборот — государство автоматически искореняет первобытно-общинные порядки. СОСУЩЕСТВОВАТЬ они могут только в борьбе и только ограниченное время.
Главной целью промышленной политики является повышение доступности и снижение цены на вещи массового пользования. Главной целью по рыночной идеологии является снижение доступности и повышение цены на те же самые вещи. Для промышленной политики производство какого-либо предмета есть интеллектуальная задача, головоломка, решаемая через преодоление барьеров и препятствий к массовому производству чего-либо. Для рынка производство есть задача по извлечению прибыли, и, соответственно, решается она через выстраивание барьеров и препятствий к массовому, дешевому, доступному продукту.
Идеалом промышленной политики является концентрация всех имеющихся ресурсов на производстве изделий. Идеалом финансового капитала является выход из производственной сферы, освобождение от её гнета, прорыв в непроизводственные сегменты рынка, в которых извлечение прибыли есть не интеллектуальная, а силовая задача.
Для промышленной политики удлинение сроков окупаемости капиталовложений есть великое благо, позволяющее развиваться как экстенсивно (наращивая производство), так и интенсивно (осуществляя переходы к новому технологическому укладу). Ведь чем сложнее, глобальнее, принципиально-новее проект, тем дольше он будет на начальной стадии убыточным. Банк начислит процент уже через день, урожай хлеба можно собрать только через год, а полететь в космос — только через сто лет неустанных капиталовложений в фундаментальную науку.
Для финансового капитала удлинение сроков окупаемости инвестиций — главное зло, с которым капитал ведет отчаянную борьбу.
Веками, да, собственно, и тысячелетиями слова «редкое», «сложное» и «дорогое» были почти синонимами. Редкость была обусловлена сложностью изготовления или добычи, дороговизна — редкостью, ТРУДНОДОСТУПНОСТЬЮ (вот ключевое слово!) полезного предмета. Создавая искусственный мир, очень хрупкий и взрывоопасный, индустрия добилась преодоления логичного естества связки «сложное-редкое-дорогое».
Как добиться того, чтобы картина Рафаэля стоила дешевле мешка с навозом? Ведь картина Рафаэля одна, она создавалась годами упорного мастерского труда, а навоз везде раскидан, как грязь…
Но суть индустриального преображения с его «ширпотребом» в том, что картину Рафаэля сделали дешевле мешка с навозом — за счет индустриального копирования полиграфическим способом. Удивительная дешевизна репродукций, фотокопий стала доступна всем по ничтожной цене.
Помню тот эффект благоговейного восторга, который произвел на меня простой слесарный кернер. Это почти вечный инструмент, сделанный из особого, невероятно сложного в производстве металла, сверхтвердого (десятилетиями точкует простой металл!) и сверхудароустойчивого. Для того чтобы произвести этот простой с виду продукт, нужна громадная цепочка смежных производств, достижение колоссальных температур и т. п. А стоил кернер в Армянской ССР 30 копеек, и наивно думать, что, заплатив один раз в 20 лет 30 копеек, я тем самым покрыл все нужды необходимой для производства кернеров технобазы. Индустрия сделала дорогую вещь дешевой за счет незримй простому глазу колоссальной сети взаимозачетов, длиннейшей «грибницы» кооперативных связей. А сейчас кернеры в Армении попросту не выпускаются — нашего кернера нельзя купить ни за 30 коп., ни за рупь, потому что его больше нет в природе…