К черту! Но если ты сделала все эти глупости…
Шрифт:
— Лети ко мне.
Она посмотрела вниз, на темнеющее под ногами небо, на Дона.
— Лети, — позвал ее снова, и раскрыл в приглашении руки. — Я хочу вспомнить вкус твоих губ.
Ее дыхание обожгло его даже на таком расстоянии, но когда она оказалась рядом, так рядом, что невозможно не прикоснуться, он увильнул. И снова позвал ее. И снова отпрянул. И позволил исполнить задуманное, только когда она, разозлившись, ухватила его за ногу, подтянулась, как кошка, прижалась всем
— Хочешь? — и после вопроса и едва заметного кивка, предложила приоткрытыми губами, дыхнув жарко в его холодные губы: — Попробуй.
И попробовала сама.
Целуя, сминая губы, заявляя свои права, утверждая его права, и давая, беря все, что предлагал ей он. А потом распахнула крылья, оттолкнула его от себя, вытерла губы, глядя с отчаянной злостью в глаза.
— Это ничего не меняет, — повторила угрозу, брошенную однажды. — Ничего, понял?!
Радуга насытилась цветом одиночества.
Понял, из понятливых, но никуда бы ты, девочка, не делась, если бы не труп и черви вместо мужчины, который тебя достоин. Подхватив Виллу, Дон спланировал к перевернутому фонтану.
— Спасибо, но благодаря тебе я могу летать, — отмахнулась от вспышки страсти.
— Не я подарил тебе крылья, — позволил ей отмахнуться.
— Да, но ты их раскрыл.
Момент, когда она вспомнила о ноже уловить было не сложно — глаза потускнели, с зацелованных губ слетела улыбка, а руки виновато оставили его шею в покое.
— Фонтан?
Подошла ближе на звук воды. Пальцы, словно боясь обжечься, прикоснулись и одернулись, но когда обернулась, ее лицо выражало такую сумасшедшую гамму эмоций, что Дону захотелось забыть о жующих его червях и зацеловать ее до смерти.
До своей смерти, естественно.
— Как ты это сделал? Я думала, что вода в городе на вес золота и что этот фонтан… никогда…
Окунув ладонь в воду, он провел пальцами по ее шее. Вилла пахла дождем, гарью черта и расставанием, и раз последнее неизбежно, он позволил себе признаться:
— Я просто сильно хотел этого.
Что ему пришлось дать взамен, не важно, как и то, каким образом он заполучил для любимой платье. Привести Виллу к фонтану влюбленных, украсть поцелуй, сделать своей, пообещать быть всегда рядом… Она не знала, что стала его женой тогда и что значит поцелуй мужчины у перевернутого фонтана. Вот только фонтан должен бить водой…
Пальцы Дона медленно спустились к вырезу груди, погладили предплечья, ладони самой желанной девушки в империи и за ее пределами.
— Это то, что может убить меня? — Нож сверкнув, ловко перешел в руку Дона.
— Я же говорила, что никогда не хотела замуж.
Приподнял ее лицо двумя пальцами.
— Правда? — улыбнулся. — И за меня тоже?
И оба вспомнили все ее вспышки ревности, и побег ночью, и его обещание, и слова, что любит только ее.
— Чем ты отличаешься от других?
Его улыбка помимо воли расплылась от такого притворства.
— Я бы мог показать тебе, будь мы все еще мужем и женой.
И добавил про себя: «И не будь я безнадежно мертвым».
Он почти явственно увидел огромную постель, обнаженную Виллу на шелковой синей простыне, усыпанную лепестками роз и желаний-ромашек, и себя, прежнего, именно там, где ему хотелось быть больше всего. Голова кружилась от ускользающей мечты и скорой разлуки, сделать бы глоток кофе, к отвратительному вкусу которого почти привык, и глотнуть хоть раз безудержной страсти.
— Дон, верни мне нож.
Покрутил его между пальцами, призадумался, но не отдал. Нож казался игрушкой, но Дон помнил, какая в нем заложена сила. Он не может быть рядом с Виллой, заботиться, опекать, пестовать, но и крест такой тяжести нести не позволит.
— Дон, пожалуйста! — повысила голос.
Нервничает, переживает, чувствует.
— Послушай, — от обороны перешла к нападению, — ты заставил меня выйти замуж, а сам спал с другими корри! Ты умер, ничего мне не объяснив! А когда воскрес и мы снова встретились, выгнал из города! Ты…
— Я ни с кем не спал после нашей свадьбы, — возразил спокойно, и скорее его тон, а не признание источило поток обвинений. Вилла уставилась на Дона, будто увидела впервые.
— Не спал?!
Он подарил ей жемчужину и после этого почти год до своей смерти ни с кем не спал? А как же те пассии, что сменяли хоровод возле него? А та блондинка, что лживо оплакивала его исчезновение?
Он смотрел прямо, открыто, в душу, а она не могла даже дотронуться до него, чтобы не закричать от рвущейся обиды и боли. Он не должен думать, что она все еще любит его, иначе все рухнет. Только если сам не захочет жить больше, только если ему незачем будет держаться за существование, только если поверит, что ей безразличен…
Как заставить поверить, если не веришь сам?
Черт говорил, что ложь — одна из сторон правды, и если воспринимать так…
— Я сегодня снова поцеловала Адэра.
Но реакция Дона оказалась вовсе не та, на которую рассчитывала. Улыбнулся ласково, как нашкодившему котенку, а в глазах отразилось знание. Да, знал, чувствовал и простил еще до того, как сказала.
О, Господи, дай же сил внушить ему эту сторону правды!
— Я думаю, мы — прекрасная пара.
Дон в глаза ей расхохотался: