К чужому берегу
Шрифт:
–– В конце Елисейских полей купил дом старший брат Бонапарта, Жозеф, – заметила герцогиня, – так что здесь скоро и арпана свободного не останется, все участки раскупят.
Она велела кучеру остановиться у огромного заведения, утопающего в зелени каштанов. Весна уже так буйно проявила себя в городе, что сквозь завесу растительности я даже не сразу разглядела, что ресторан Фраскати – это не отдельное большое здание, а несколько просторных деревянных павильонов, возведенных на скорую руку, с большими окнами и легкой крышей для укрытия от непогоды. Деревянные конструкции были задрапированы яркими легкими тканями, украшены картинами на темы греческой мифологии и увиты растениями; повсюду испускали аромат ящики с нарциссами, тюльпанами, крокусами, круглились кроны лимонных деревьев, посаженных в кадки.
Никогда прежде я не видела ничего подобного. Общество, открывшееся мне, находилось будто в каком-то чаду, пьяном угаре, – казалось, люди предаются безудержному и неприличному веселью, вырвавшись из тюрьмы или спасясь от смерти. Я видела тут и воспитанных дам, и совершенно вульгарных женщин, увешанных, тем не менее, драгоценностями, – раньше никому и в голову не могло прийти, что они могут оказаться на вечеринке под одной крышей.
–– Видите? – кивнула Эме чуть хмуро в сторону вальсирующих. – Весь Париж танцует. Все бросились в объятия Терпсихоры 14 ! Знаете, что держать бальный зал нынче очень выгодно? К примеру, чтоб потанцевать в отеле Бирон, надо заплатить двадцать пять франков! А в отеле Телюсон – и того дороже.
14
Муза танца.
–– Разве теперь достаточно заплатить, чтобы попасть на бал? – растерянно осведомилась я.
–– Революция всех уравняла! – язвительно пояснила Эме. – В любое бщество можно попасть, имея деньги! Впрочем, у совершеннейших бедняков теперь есть собственные танцевальные залы, вход в которые стоит два су.
–– Почему же вы не заведете себе бальный зал, если это так выгодно? – спросила я машинально, лишь бы что-то спросить, ибо еще не вполне поборола в себе оторопь от увиденного.
–– Легко сказать, мадам де Ла Тремуйль! Для этого надобно иметь большой дом в Париже, вроде вашего. Нет, моя мечта – игорный салон. Это куда прибыльнее и не в пример легче.
Манеры публики в ресторане Фраскати были, на мой взгляд, ужасны. Мужчины разговаривали с дамами, не снимая головных уборов, и открыто целовали им руки повыше локтя. Женщины, как я заметила, в упор, не стесняясь, разглядывали нас с Эме в лорнет и довольно громко обменивались своими впечатлениями, которые я вполне могла бы расслышать, если б напрягла слух.
Герцогиня уверенно, я бы даже сказала, походкой гренадера пересекла зал и заняла свободный столик в нише. По всему было видно, что она здесь частый гость и официанты ей рады. Служителю, явившемуся по первому щелчку пальцев, она заказала обильный обед и две пинты шабли 15 .
15
Белое вино.
–– Будет ли петь сегодня Гара, мой любимчик? – поинтересовалась она у официанта.
–– Через час или два, мадам. Не одна вы его ждете! – засмеялся официант, ловко сдергивая грязную скатерть со стола и расстилая новую.
Эме наклонилась ко мне:
–– Ах, какой это певец! И какой красавец! Я с ума по нему схожу.
Я понятия не имела, кто это, и вообще нахождение в подобном месте вызывало у меня легкую тревогу, будто я находилась в притоне. Неужели именно так живет сейчас столица? Может, мне лучше уйти, пока меня никто здесь не заметил? Прежде чем я успела додумать эту мысль, официант грохнул на стол два горшка с густым овощным супом, дюжину жареных перепелов в виноградном соусе, паштет, большую тарелку с вареньем и овечьим сыром и песочный пирог с мирабелью 16 .
16
Род некрупных желтых слив.
Герцогиня всплеснула руками:
–– О-о! Мои перепела… Отведайте, Сюзанна, лучше этого могут быть только жареные дрозды!
Меня больше беспокоил громадный запотевший графин с белым вином, который был водружен на стол вместе со снедью. Зачем столько вина? Он напомнил мне большущие фьяски 17 с кьянти, столь популярные в моей родной Тоскане, и я с тревогой сказала об этом сотрапезнице.
–– Ну так ничего удивительного, – заявила Эме, – Фраскати итальянец, вот и подает щедро.
17
Оплетенные фляги.
Она вскинула на меня глаза и добавила:
–– Впрочем, ваши материнские корни – тоже из Италии, насколько я знаю. Черт возьми! Вот теперь мне вполне понятен замысел нашего дружка Талейрана. Каков хитрец, все предусмотрел!
–– Что вы имеете в виду?
–– Вы – наполовину итальянка. Ха-ха, у вас с Бонапартом куда больше общего, чем можно подумать сначала!..
Мне слегка надоели намеки, которые она то и дело рассыпала на предмет каких-то планов Талейрана относительно меня, и я решила ответить прямо, не останавливаясь даже перед грубостью.
–– Что вы болтаете, Эме? Может, вам еще взбредет в голову сказать, что Талейран готовит меня для консульской постели? На мой взгляд, вы именно к этому клоните!
Герцогиня, успевшая уже осушить бокал вина, громко рассмеялась. На щеках у нее уже цвел румянец.
–– Э-э, моя дорогая, вы никогда не были глупы! Догадались! Ну, а почему нет? Все может быть!
–– Я замужем, если вы забыли.
–– Ну и кому когда это мешало? Не лицемерьте! У меня было два мужа… а у вас, насколько я знаю, – целых три, причем один из них был, проклятье, якобинец. А граф д’Артуа, ваш пылкий поклонник? Париж еще не забыл ваших с ним зимних катаний по улицам…
Она глотнула еще вина и, явно желая поставить меня на место, заявила:
–– Чем вы лучше других, спрашивается? Ну, чем? Время сделало из каждой из нас куртизанку. Все продаются… – Эме засмеялась и, играя бровями, добавила: – Правда, вам удалось сохранить благопристойный облик. Герцог дю Шатлэ появился очень кстати и дал вам возможность играть спектакль долгого и прочного замужества!..
–– По-моему, в вас говорит зависть, герцогиня, – парировала я, скрывая за спокойствием возмущение. Внутри меня все вибрировало. Никогда прежде я не слышала о себе таких мерзких завистливых речей! – У нас с господином дю Шатлэ два сына. Только полный глупец или откровенный недруг может назвать такой брак спектаклем!
–– Ах ну да, ну да…
Она обгрызла тушку перепела, отбросила кости в сторону и, небрежно утершись салфеткой, смерила меня недобрым взглядом.
–– Не буду судить. Мне нет до этого дела. Я только прекрасно знаю: если дама явилась в Париж и согласилась дружить с первым консулом, ее аристократические принципы забыты. Забыты на-всег-да! Не убеждайте меня в обратном. Это ни хорошо и ни плохо, это просто факт…
Я не стала спорить, потому что не видела смысла переубеждать женщину, настроенную явно враждебно и явно побитую жизнью. Картина ее жизни мне была предельно ясна. В Париже бывшая герцогиня де Флери перебивалась с хлеба на квас, выполняя салонные поручения Талейрана и Клавьера: кого-то с кем-то поссорить, до кого-то донести нужную информацию, – а полученные деньги спускала на развлечения, вино и мужчин, и это было очевидно по ее опустившемуся облику. Молодость еще позволяла ей считаться красивой, но зрелище она производила не самое приятное: ела неряшливо, пила много и жадно – графин пустел на глазах, в ее взгляде постоянно мелькали завистливые недобрые чувства, которые герцогиня испытывала, очевидно, к каждой женщине, выглядевшей более благополучно.