К далеким берегам
Шрифт:
За десять лет, которые прошли с тех пор, как Крашенинников уехал в экспедицию, порядки в Академии наук мало изменились. Петербургские академики все так же раз или два в неделю собирались на конференцию и слушали доклады на латинском языке. Попрежнему среди академиков не было ни одного русского ученого.
Но за это время появился новый русский адъюнкт — Ломоносов. У него было много общего с Крашенинниковым. Ломоносов был сын крестьянина, а Крашенинников — солдатский сын. Оба они учились в Москве, в Спасских школах.
Они были почти ровесниками.
Крашенинникова е товарищами вызвали в Петербург. А когда через три года Академия наук решила снова вызвать двенадцать учеников из Москвы, Ломоносов тоже обучался в философском классе! Спасских школ. В Петербурге его также экзаменовал академик Байер. И Ломоносов, так же как Крашенинников, оказался на экзамене одним из лучших учеников.
В те годы, когда Крашенинников путешествовал по Сибири и Камчатке, Ломоносов обучался за границей. Академия наук послала его туда учиться химии и металлургии. Теперь Ломоносов уже стал адъюнктом. А Крашенинников сам изучал природу, географию и жизнь людей в еще не исследованном далеком крае. И так же, как Ломоносов, он хотел теперь отдать свои силы науке.
Гмелин и Миллер признавали, что Крашенинников со временем должен стать адъюнктом. Они полагали, однако, что ему следует предварительно пополнить знания. В апреле 1743 года состоялось заседание конференции, на котором Крашенинникову пришлось держать экзамен.
Он составил на латинском языке описание одной рыбы и одного цветка. Эти работы зачитали на конференции. Потом профессора стали задавать вопросы на латинском языке. А Гмелин и Миллер заявили, что во время экспедиции Крашенинников постоянно отличался любознательностью и усердием в работе.
«Латинский язык понимает и натуральную историю отчасти уже изучил. На вопросы дал достаточные ответы», отметили академики.
Было решено дать Крашенинникову возможность продолжать обученье «натуральной истории» и в это время его «ни к каким другим делам не употреблять». Для того чтобы он мог учиться, не думая о заработке, ему увеличили жалованье до двухсот рублей в год. Это было очень кстати: Крашенинников был уже женат и имел большую семью.
Два года Крашенинников изучал ботанику и другие естественные науки. Гмелин указывал ему, какие книги нужно прочитать. А в библиотеке Академии наук на полках больших дубовых шкафов с красивой резьбой стояли длинными рядами научные латинские книги.
Летом 1745 года академическая конференция приняла два постановления: адъюнкт Ломоносов был избран профессором химии; студент Крашенинников стал адъюнктом натуральной истории и ботаники. Они были утверждены в этих званиях одним и тем же указом.
Ломоносов, став профессором при Академии наук, сделался академиком. А Крашенинников, получив должность адъюнкта, мог увереннее заниматься научной работой.
На Васильевском острове находился ботанический сад Академии наук. Здесь выращивались растения, привозившиеся из разных мест России и из других стран. Сажая семена, можно было делать наблюдения над их ростом и проводить другие исследования.
Став адъюнктом, Крашенинников начал работать при ботаническом саде. Через два года сад перешел в его ведение.
В то время, когда Крашенинников уезжал из Сибири, Стея-лер вернулся на Камчатку после плавания с Берингом. Несмотря на перенесенные лишения, Стеллер не стал отдыхать. Он решил уехать с Камчатки, только основательно изучив ее животный мир и растительность. Ему хотелось хорошо узнать жизнь камчадалов и их язык, словарь которого начал составлять еще Крашенинников.
Стеллер с удивлением увидел, что камчадалы прекрасно знают растения своей земли и проявили необыкновенную наблюдательность, научившись использовать их для разных нужд.
«Камчадалки заготавливают для всевозможных целей до сотни различных растений», записал Стеллер.
Он стал писать книгу о Камчатке, собрав для этой работы большой и разнообразный материал.
Потом Стеллер уехал с Камчатки и направился в Петербург, останавливаясь по пути в разных местах, чтобы собирать коллекции и делать новые наблюдения.
Однако вернуться в Петербург Стеллеру не пришлось: в 1746 году он умер в дороге, недалеко от Тюмени. Большая часть рукописей Стелл ера уцелела и была доставлена в Академию наук. Крашенинников разобрал эти рукописи и составил им но-дробный реестр. Среди них он нашел и некоторые свои описания, переданные Стеллеру.
ш
1
V
f
– А
11
т
Академик С. II. Крашенинников.
А Гмелин тем временем упорно работал над «Сибирской флорой». Нужно было подробно описать каждое найденное растение, окончательно выяснив, нет ли о нем каких-либо известий в ботанической литературе. Книга разрасталась до пяти томов.
«В Российской империи за десять лет больше найдено новых растений, чем .во всем свете за полвека», сказал знаменитый шведский ботаник Линней, познакомившись с «Сибпрс кой флорой».
Академия наук приступила к изданию этой книги. Когда вышел первый том, Гмелин уехал за границу. Он стал работать там над следующими томами и пересылать их в Петербург.
Крашенинников следил за печатанием «Сибирской флоры». Он перевел с латинского языка большое предисловие Гмелина, содержащее географический очерк Сибири. Академия издала перевод предисловия отдельной брошюрой.
Крашенинников сделал и другой перевод. Он исподволь перевел книгу об Александре Македонском, написанную римлянином Квинтом Курцием так живо, что она походила на исторический роман. Это была та самая книга, которую Крашенинников брал с собой на Камчатку. Он сумел перевести ее просто и понятно, как только очень немногие умели в то время писать. Академия издала этот перевод в двух томах.