К далекому синему морю
Шрифт:
– На каждый хитрый…
– Полна жопа огурцов, точно, – Морхольд еще раз сплюнул. Круто, прямо как в боевиках. – Так поговорим, может, или будем фольклором меряться? Писькомерство, оно ж для школьников.
Тролль заухал сильнее. Морхольд натурально разозлился. Ситуация казалась идиотской. Но сзади тоже, сухо и скрипя, засмеялись. Засмеялся.
– А че ты такой дерзкий? Бессмертным ся щитаеш?
Морхольд покачал головой.
– Я сейчас обернусь. Медленно.
– Да хоть быстро. Ляля, подойди поближе. Вбей его по колена, если дернется.
Ляля?
Он обернулся, стараясь не обращать внимания на тяжелый топот за спиной. Интересно, громада специально вот так бухает ножищами? Нагнетающе-депрессивный эффект, ага. Психологи подмостовые, етить их за ногу. Воображения вполне хватало. И быть вбитым по колени Морхольду не хотелось.
От де-е-ела-а-а…
Мальчик-с-пальчик. Годзилла-транссексуал Ляля и крохотуля-гоблин с адски злобным морщинистым личиком. Вот только глаза… точнее, глаз оказался молодым. Таким ясным и чистым, как кусок неба, настоящего, виденного Морхольдом за двадцать лет Беды раза три. Второй закрывала глухая повязка. С белым ржущим веселым черепом. Пираты, е-мое. Корсары великого Большого Кинеля. Сухопутные.
По грудь Морхольду. Сухой и весь какой-то скукоженный, с нездоровой желтой кожей. Длинные руки с совсем уж длинными пальцами узких, но сильных ладоней, держали КС-23. Как кроха удерживал это чудище, да еще ровно, Морхольд не особо понимал. Но этот вопрос волновал куда меньше, чем черный зев ствола, практически упершийся ему в нос.
Хотя… сползшие вниз рукава слишком большой для гнома куртки показали предплечья. Крепкие, жилистые и совсем неподходящие для такого коротышки. М-да, ситуевина.
– Дело пытаешь аль от дела лытаешь? – Поинтересовался, чуть качнувшись, ствол. Морхольд выругался про себя. Ну как ствол мог что-то спросить?
– Гуляю, не видно разве? – Он вздохнул. И замер. Потому как куртка на груди гнома чуть оттопырилась, явив взгляду нечто совершенно неожиданное.
Как оно бывает? Вроде бы попал ты по самое не балуй, и выхода нет. Вот прям несколько секунд – и случится что-то необратимое. А потом, внимательнее оценив ситуацию, выход находишь легко и непринужденно. Если вовремя включишь голову. Как сейчас.
– Куба либре? – Морхольд замер, внимательно наблюдая за черным провалом, следившим за ним.
Ствол замер. Дрогнул. Чуть повернул в сторону.
– Патриа о муэрте, блин… – Ствол опустился. Гном поставил оружие прикладом на бетон и почесал грудь. Поскреб пальцами по красной майке. Такой же, какая недавно имелась у Морхольда. С портретом Че. Великого и незабвенного Команданте. – Я в шоке.
– Такая же фигня, – Морхольд выдохнул. Пот по спине все же покатился. – Перекурим-перетрем?
– А то.
– Вот ты чудак человек… – гном присвистнул, закуривая самокрутку. – А табак у тебя знатный, духовитый.
Морхольд улыбнулся, глядя на него. Парочка поражала. Просто своим наличием. Непохожестью,
Ляля все же оказался мальчиком. Огромным мальчиком, лет пятнадцати. Как и его друг, злобный кроха Зима. Хотя тот казался явно старше. Почему Зима – тот не объяснил, да Морхольду оно и не требовалось. Ему требовалось пройти дальше. И цели он вроде достиг.
Рассказал все. Про то, как еле выжил здесь недавно. Про дорогу к семье. Тут гнома и проняло. Гном хлюпнул носом и отвернулся. Морхольд почесал начавшую отрастать бороду и задумался. Задумался о том – кто эти двое.
Мутанты? Ну да. Ни с чего другого не меняет людей таким-то вот образом. Мастер-Бластер, не иначе. Разве что Мастер Зима не лилипут, а просто небольшой. Скромный по размерам. Хотя Морхольд и не удивлялся его атаманству. Ляля не снимал маску, смущался, объяснил Зима. Но и так стало ясно – тому лет совсем мало. Что за жизнь?
Два ребенка – ведь Зиме точно не больше шестнадцати – восемнадцати – живут разбоем и грабежом. Спокойно мордуют и убивают прохожих, хотя порой оказываются вот такими хорошими парнями.
– А вы как тут вообще оказались-то? – он посмотрел на ребят. – А?
Ляля вздохнул и отошел, сел, опершись на дубину, и мелко затрясся плечами. Зима затянулся, глаз его разом потух. Гном нахмурился, зло и нехорошо.
– Как-как… побили всех наших. Несколько лет назад. Мы ж кочевали. Туда-сюда, искали где лучше. Тут торговцы встретились, давай рассказывать, что там вот, в Кинеле, город. А сейчас они Кротовку восстанавливают. Ну, а мы шли чуть не от Урала. Обрадовались. А дальше…
А дальше Морхольд знал. Недавно сам рассказывал Даше Дармовой, стоя перед поездом в Кинеле…
– Да то. – Морхольд поднял свою длинную и явно тяжелую сумку. Что-то лязгнуло внутри. – Когда возле поворота на Тимашево нас осталось десятеро, плевать я хотел на выбор между добром или злом и на то, чью сторону представляю. У Кротовки вот эти самые мужики в спецовках, пропахшие креозотом, маслом, углем, тащили и ремонтировали пути. А на них перла первая часть банды откуда-то со стороны Красного Яра.
Голодные и холодные, больные, мутировавшие, но не люди. Нелюди, девочка. И свой выбор оказалось сделать просто. И каждый его сделал. Когда пришла помощь, нас, тех, кто дышал, оставалось четверо. Шестеро уже остыли. И вокруг, накромсанные, разорванные, посеченные осколками, подыхающие и сгоревшие, лежали еще тридцать голов. Очень опасных и злобных животных.
– Тридцать?!
– Да, тридцать. А через год я услышал про пятьдесят. Тем самым ухом, что только-только отошло. В Красном Яру, куда дошел с продырявленной ногой. Дырку мне прижег Лепеха, ИПП наложил Шамиль. Сейчас даже и не знаю, арифметическая прогрессия работает вовсю. Ну, как тебе объяснить… эй, земляк!