К игровому театру. Лирический трактат
Шрифт:
30. Инвернес. Пять баллад по поводу пятой картины: Замок. Хозяйка. Слуга. Хозяин. Змея и цветок
Постепенно я приучаю вас к мысли о чрезвычайном разнообразии театральных методик, в частности — методик разбора пьесы. Я уже познакомил вас с событийно-конфликтным разбором, с разбором-замыслом, с рассортировыванием лейтмотивных ассоциаций и образов, с анализом текста и подтекста, с обнаружением ритмических и графических структур. Можно разбираться в пьесе, разыгрывая ее в макете, "дирижируя" ее, как музыкальную партитуру, вылепливая из пластилина фигурки ее персонажей, пробуя ее на вкус и на цвет.
Однако я не скрываю от вас, что никакая методика сама по себе не дает нам гарантий художественного успеха. К любой методике, чтобы она стала продуктивной, необходимо прибавлять и еще кое-что. Это "кое-что" — режиссерский талан: острый ум, богатое воображение, эмоциональная заражаемость, воля к нечеловеческому труду и победе. А методика может быть какой угодно. Даже вот такой.
1. Баллада о фантастическом замке
Высокий
Мечты моей дитя.
Воздвиг я замок Инвернес,
Играя и шутя.
И пусть реальный Инвернес
Известен вам вполне,
Но мой печальный Инвернес
Дороже мне вдвойне.
Есть в вашем замке умный гид,
В моем — струна звенит.
В ваш входят днем и как во храм,
А в мой — лишь по ночам.
Вам в замке лекцию прочтут —
Три короба наврут,
А в мой войдешь — охватит дрожь:
Живая
Леди тут. — По ночам, по ночам половицы скрипят под ногами, По ночам, по ночам человечья трепещет душа. Оболгали меня — по ночам, по ночам — оболгали, Я иду сквозь века — по ночам — не спеша, не дыша.
Ржавых пятен не тру, — по утру я отмыла их мылом, Я стою на ветру со свечой в коридоре ночном: Все узнать не могу, что случилось потом с моим милым, Все забыть не могу — вот уж десять столетий — о нем.
Веселый замок Инвернес —
Там зла полным полно,
И приведены) Инвернес
Освоили давно.
Я в легендарный Инвернес
Частенько захожу
И на коварный Инвернес
Задумчиво гляжу.
Хожу туда в своих мечтах,
Тревожу ветхий прах.
Печать молчанья — на устах,
И в каждой нише — страх.
Вот покатилась голова
Мне под ноги сперва,
А после вслед за головой
Хозяин.
Как живой. — По ночам до утра я по залам брожу опустелым, По утрам вспоминаю былого величья слова. Я вслепую бреду, и катится, расставшися с телом, Как капустный кочан, предо мною моя голова.
По ночам, по ночам я ищу ее в брошенном замке,
Но ни разу мы встретиться с ней — по ночам — не смогли,
Лишь свеча замелькает в оконной решетчатой рамке
Да сквозняк принесет пыльный шепот ее издали.
Веселый замок — Инвернес, Так много в нем чудес, И грустный замок — Инвернес, Кругом дремучий лес.
2. Баллада о колдовстве и любви
Уходила в башню леди На опасные дела,
Запиралась в башне леди, Раздевалась до гола.
Колдовала леди в башне — Адских кликала гостей, Заводила леди шашни С доброй сотнею чертей.
В полутьме мигали свечи И курился мерзкий дым. Свою душу человечью Заложила леди им.
Ты не спрашивай у леди, Для чего ей колдовство. Очень любит наша леди! Любит мужа своего.
Рефрен баллады:
В полночь в чаще расцветает Красный папоротник — цвет. Не у всех любовь святая — Иногда в ней адский свет.
3. Баллада о дерзком слуге
Я случайно упал со стены крепостной — Так потом говорили девчонке одной, Я случайно сорвался: проклятая власть! — Обернувшись, я видел, кто помог мне упасть.
Диги-дон, диги-дон!
Диги-диг, диги-дон!
Поминает меня
Колокольный трезвон.
Долго падал я вниз — та стена высока. Жизнь припомнил я всю — от звонка до звонка. Ох, прощался я с нею, паря в небесах! Вопль мой умер, как эхо, в окрестных лесах.
Диги-дон, диги-диг!
Диги-дон, диги-диг!
Никогда не забуду
Тот собственный крик.
Возле замка я рос средь полей и дубов, Гнал на речку гусей, пас овец и коров, А когда к двадцати подобрался годам, Отвели меня в замок служить господам.
Диги-дон, диги-дон! — Никому не скажу, Как влюбился, дурак, В свою госпожу.
В старой башне она затворялась одна,
А дорога для всех туда — запрещена.
Я нарушил однажды строжайший запрет —
К дальней башне пошел на таинственный свет.
Я к ней в дверь постучал —
Диги-дон, диги-дон! —
И увидел бедняк,
Офигительный сон:
Предо мною нагая колдунья стоит; Эта смуглая грудь, этот царственный вид; Платье рыжих волос золотая волна, — Как в бреду на меня поглядела она.
Диги-дон, диги-дон, —
Я попался как вор,
И в зеленых глазах
Свой прочел приговор.
... А с полета того уж прошло много лет — Под стеной ты увидишь мой светлый скелет, Снег и ливни отмыли его до бела, И сквозь белые ребра трава проросла.
"Диги-дон, диги-дон"
Уж никто не поет,
Лишь в глазнице пустой
Незабудка цветет.
4. Баллада о раздавленном зайце
Бежит автострада ночная
Под фары, под маленький свет,
Большие дела начиная
На Инвернес правит Мак-Бет.
Там будущая королева
Ждет будущего короля.
Дорожные знаки "налево"
Налево!
Налево! —
велят.
А гордость толкает направо, Слепая, упрямая страсть; Манит ее звонкая слава, Пьянит ее полная власть. И словно бы прячась от сглаза,
Приемник включает герой, И тихая песенка джаза Плывет
над родной
стороной.
С обочины через дорогу Вдруг прянул зайчишка лесной. — Куда же ты, милый, ей-богу? Тебе ли тягаться со мной? Мак-Бет просигналил клаксоном И верхние фары включил, А зайчик, как мальчик спросонок, Вперед
по шоссе
припустил.
Асфальта почти не касаясь, Пластаясь в рывках и
полотно.
Дорожные знаки "Налево!",
А заяц направо линял,
И визг тормозящего гнева
Уже ничего не менял.
И, хлопнувши дверцей ролс-ройса,
Мак-Бет побежал по шоссе —
Там жертва пустого геройства
Лежала
в нездешней
красе.
В крови, еще теплой и липкой, Лежал он как будто живой... С кривой, невеселой улыбкой Мак-Бет покачал головой, Ногою постукал по шине Лихого коня своего И мысль отогнал о машине, Что так же
раздавит его.
И снова лететь автострадам Дорожные знаки велят.
На заднем сидении рядом
Три ведьмы
незримо
сидят.
5.Баллада о том, как играли супруги: кто будет цветком, а кто будет змеей
Шотландская дама с геройским супругом Засели вдвоем за игру вечерком — Досугом они состязались друг с другом: Кто будет змеей, а кто будет цветком.
Сказала супругу шотландская дама:
—Мой милый, ты будешь змея и цветок,
Гляди, как цветочек, наивно и прямо,
Свиваясь под ним в ядовитый клубок.
Геройский супруг своей даме ответил:
—Моя дорогая, май дйа, май лав,
Для вас совершить все готов я на свете, Но буду наивным, коль буду я прав.
Ползли мимо замка густые туманы, Висела над замком злодейства звезда, И ухали совы. И каркали враны. И кто-то кричал: невермор! никогда!
Мадам, прикурив от свечи папироску, Вот так пояснила идею свою: Май диа, май лав, я затрахаюсь в доску, Но будешь ты первым в шотландском краю.
Не хочешь — не надо. Я стану змеею, А ты оставайся цветком чистоты... Плыла немота над притихшей землею, И счастье с бедою сходились на ты.
Супруг ей ответил: — Зачем нам корона? Мы любим друг друга, — нам власть ни к чему. Он к ней наклонился, как юный влюбленный. Она удивленно прижалась к нему.
И были супруги к чему-то готовы, Погасшим костром дотлевал разговор, И каркали враны, и ухали совы, И кто-то кричал: никогда! невермор!
Примечания к балладам:
К балладе №1. Данная баллада, как и четыре остальных, является образным и эмоциональным комментарием к сцене в целом или к отдельным ее эпизодам. Первая из пяти баллад посвящена месту действия. Ее предназначение — передать читателю (или репетирующему актеру) атмосферу замка Инвернес: а) как бытового, "реального" локуса и б) как "места творчества", то есть репетиционного помещения, в котором предстоит развернуться актерской импровизации.
Почему для комментирования избрана одежда баллады? Потому что стихотворная форма, сама ритмика и музыка стиха позволяют и помогают обнаружить структурные элементы сцены — точно так же, как и предыдущие "схемы" (рисунки, чертежи, диаграммы и проч. графические средства анализа — см. параграф 29).
К балладе №2. Здесь предпринята попытка частичного истолкования образа героини шекспировской трагедии: а) трактовка характера и исследование пружин ее поведения в начале пьесы и б) вскрытие "подтекстовой ситуации" как гадания, заклинания, магического воздействия; такой анализ снимает проблему произнесения ее монологов (кому и как адресованы оба ее монолога?) и мотивирует, оправдывает условность и патетику пятистопного ямба ритуальными нормами. Обе условности при таком "подтексте" обретают естественность.
К балладе №3. Функциональный смысл данной баллады заключается в укрупнении и выделении эпизодического персонажа. Слуга, человек — точка выводится балладой на крупный план. "Крупный план" в театре — это не только физическое увеличение, не только пространственное выдвижение лица или предмета на авансцену (даже в гущу зрителей), но и усиление, интенсификация образных видений, усложнение предлагаемых обстоятельств вокруг персонажа, выпячивание малейших деталей его эмоционального реестра. Пять баллад — это пять укрупненных планов, выдвигающих вперед тот или иной эпизод 5 сцены.
К балладе №4. Изображенное здесь происшествие несомненно является "предысторией" вхождения героя в пятую сцену. Но это не все. Поднимается и решается проблема сценического времени.
Попадающиеся в этой балладе анахронизмы обусловлены отнюдь не причудами стихотворства, а продуманной и выношенной концепцией единства художественного времени. В этом едином времени мы, люди XX века, как бы сосуществуем с Шекспиром, жившим на рубеже XVI и XVII веков, и с его героями, жившими еще раньше: когда я читаю "Макбета" (или когда вы смотрите его в театре), персонажи пьесы и их автор воздействуют на нас. Они говорят с нами, раскрывая нам свои заветные мысли в монологах и апартах. Они воспитывают и учат нас жить на примере своих удачных и неудачных поступков. Они обогащают и расширяют нашу душу, передавая через века и страны свой опыт переживаний и размышлений. Но если они могут воздействовать на нас (а это, по-моему, не вызывает особых сомнений), то почему мы не можем воздействовать на них? Общение наше, таким образом, становится полным, то есть обоюдосторонним и безграничным. В процессе нашего общения перемешивается и антураж наших жизней: одежда, манеры, лексика, быт, средства передвижения и т. д. и т. п. Они видят и осваивают прелести нашей жизни, мы привыкаем к их "комфорту" и к их "модус вивенди".