К истокам
Шрифт:
Тем не менее, он упорно продолжал изучать любимый предмет и надеяться, что и ему улыбнётся удача. После окончания университета поступил в аспирантуру и начал вести занятия у студентов. Первокурсники вначале пытались саботировать занятия, купившись на его кажущееся мягкосердечие, но очень быстро увлекались его неформальной манерой проводить лекции и семинары. Его карьера могла бы сложиться весьма успешно, если бы не эта самая неформальность – Пётр увлекался фэнтези, и даже был участником тематического клуба. Чаще всего ему выпадало исполнять роль придворного летописца – из-под его бойкого пера появлялись не только баллады и оды, но и довольно острые эпиграммы. Коллеги с кафедры, все сплошь женщины-профессора за пятьдесят, не понимали этого увлечения, считая его недостаточно серьезным,
Поскольку он был единственным мужчиной в коллективе, на него, среди прочего, возложили обязанность ежегодно организовывать и выезжать в экспедиции со студентами – членами этнографического кружка. Пётр как никто другой знал, что открытий в этой области не стоит ждать, потому что он сам, будучи начинающим исследователем, из года в год объезжал одни и те же деревни, зачастую беседуя с теми же людьми, с которыми в своё время общались его преподаватели. Он наблюдал, как одно поколение постепенно вытесняет другое, как меняется уклад жизни, как по-иному начинают толковаться передающиеся из уст в уста предания, как традиции приобретают совершенно другой смысл. Многие старики уже знали его – только заслышав о приезде экспедиции, приглашали на чай, делились, среди прочего, бедами и радостями, могли часами говорить о своей жизни, а потом, словно спохватившись, под конец выдавали какую-нибудь легенду, обычно заранее припасённую или выдуманную по ходу беседы. Пётр относился к этому с пониманием – старикам нужно было выговориться, и прекрасно знал, когда они водили его за нос. Просто за годы он выучил все их истории наизусть – и, пожалуй, мог бы лучше любого местного жителя пересказать их.
Да уж, в этой области ему точно ничего нового не светило.
Пока однажды не скончался его знакомый, профессор Серебряков, потомки которого, обеспокоенные размерами архива покойного, не пригласили Петра разобрать бумаги.
Тут-то и случилось то самое, долгожданное. Он уже неделю практически безвылазно провел в маленькой, но донельзя забитой бумагами и книгами, квартирке профессора, когда, отодвинув одну из самодельных полок, он обнаружил эту папку.
Обычная папка, старая, из плохонького серого картона, который вот-вот готов был рассыпаться в руках, с тесёмочками, завязанными небрежным узлом, на обложке слово «Дело» жирно зачеркнуто карандашом, и сверху надписано рукой профессора – «Этнографический материал. Дер.Торгонов. 1987 год». Подозрительно лёгкая, хотя остальные папки, датированные тем же годом, заполнены исписанными ровным почерком страницами. Пётр взвесил её в руке и хотел было сразу отбросить в кучу ненужных бумаг на полу, но что-то его остановило.
В квартире было душно, за окном исходило зноем июльское солнце. Пётр устал, был раздражён – вечно он берётся за какие-то мелкие дела, причем бесплатно, по доброте душевной, и все пользуются этим. Он уже ничего не ждал – архив был, без сомнения, интересен, но не настолько, в основном, это были черновики научных работ и материалы экспедиций, все то, что уже было опубликовано. Куча бумаг на полу всё росла. Он не знал, куда деваться от скуки. Завидовал своим коллегам, которые то и дело присылали по мессенджеру фотографии с морей, расположенных в разных частях света. Он был согласен даже поехать на дачу, к сестре, настолько ему опостылел этот город, пыльный, жаркий, душный.
Но эта папка…
Она изменила всё.
Пётр поколебался, вздохнул, его дотошность в который раз одержала верх, и он всё-таки решил в неё заглянуть, проверить, вдруг там окажется черновик статьи, которая пока не увидела свет.
Позже он не раз возвращался мыслями к этому моменту – и с ужасом думал, что мог бы тогда просто выкинуть её, а вместе с ней и шанс, который предоставляется лишь раз в жизни.
Развязал тесёмки, осторожно открыл папку – внутри оказалась коротенькая статья из газеты, пожелтевшая от времени, с неровными краями, словно ее вырвали, а не вырезали. Старая фотография. Не копия, это он определил сразу. Подлинный снимок на плотной бумаге. Группа людей – лица слегка размыты, видимо, выдержка была длинная, а позирующие – недостаточно терпеливы, чтобы стоять неподвижно.
В тот день Пётр выходил из квартиры не с пустыми руками. Папка лежала в рюкзаке и обещала начало чего-то крайне захватывающего. Почему-то он не стал сообщать потомкам профессора о своей находке – они бы всё равно не оценили её по достоинству.
Он добросовестно продолжил работу с архивом в надежде обнаружить больше сведений из этой экспедиции – но интересующих его данных больше не попадалось. В надежде наткнуться на хотя бы косвенное упоминание об этом периоде, он особенно тщательно пересмотрел бумаги за тот год, но кроме командировочных удостоверений, подтверждающих пребывание профессора и двух его аспирантов в деревне торгонов, больше ничего не обнаружил.
В августе, закончив и сдав работу внукам Серебрякова, которым не терпелось распорядиться квартирой деда, он незамедлительно послал несколько запросов в архивы и музеи. Выписал имена аспирантов, которые были в той экспедиции – справился о них в университете, даже, благодаря знакомствам, узнал их адреса, но этот путь никуда не привёл. Один дом был давно расселён, на его месте высилась новая многоэтажка, в другом жили совершенно другие люди, ничего не знавшие о предыдущих обитателях. Пётр обратился к социальным сетям, но и тут поиск не дал результатов. Пришлось разыскать однокурсников тех ребят, с некоторыми из них он поддерживал связь – и, странное дело, оба аспиранта погибли, причем почти в одно и то же время. Один в пьяном виде попал под машину, другой поехал сплавляться по реке и пропал бесследно – погибли они с разницей в пару недель.
Что ж, жизнь преподносит и не такие сюрпризы.
Подобные сведения, точнее, их отсутствие, только разожгли любопытство Петра. Он с нетерпением ждал ответы на свои запросы, а сам в это время шерстил интернет в надежде обнаружить хоть что-то. Увы, ему везде попадалась перепечатка одной и той же статьи из энциклопедии да самые общие официальные сведения, которые нисколько не приподнимали завесу тайны, окружавшей деревню. Петр снова тщательно проверил социальные сети и нашел аккаунты местных жителей, в основном, подростков – судя по редким фотографиям и скудным записям, они вели самую обычную жизнь. Школа, дом, редкие выезды в райцентр, охота, рыбалка, пляж с прекрасным светлым песком, нетронутая тайга… Много улыбающихся лиц – удивительно, но даже взрослые казались счастливыми, никакой угрюмости или вечной озабоченности городских жителей, вечно пребывающих в цейтноте. Жизнь в центре заказника на первый взгляд казалась раем – прекрасная природа, полная гармония с окружающей средой, самодостаточность и независимость. Пётр невольно позавидовал им – настолько беззаботные лица он видел на снимках.
Пока он ждал откликов, наступила осень, начался учебный год. Пустовавшие летом коридоры университета наполнились жизнью, и Пётр с удовольствием погрузился в привычный рабочий ритм – лекции, семинары, заседания кафедры, экскурсии с первокурсниками, занятия кружка… За будничными хлопотами важность случайного открытия слегка потускнела, но он не забывал об этой папке – отсканировал фотографию и сделал её рисунком рабочего стола своего ноутбука, распечатал копию и повесил на стену над кухонным столом.
Однажды утром, когда он собирался на лекцию, на электронную почту пришло первое письмо из архива. «К сожалению, мы не смогли обнаружить данных по вашему запросу».
Спустя неделю – ещё одно подобное послание. И ещё, и ещё. Все его старания оказались впустую.
Пётр был в недоумении. Почему ни в одном архиве нет сведений об этой чёртовой деревне? Или хотя бы об этой местности? Ведь какие-то документальные следы эти люди должны были оставить!
И он решил, что ему следует поделиться этой тайной со студентами.