К началу. История Российской Империи
Шрифт:
Нет сомнения, что этот документ, один из важнейших в истории России, был бы подписан кем-нибудь из царствовавших после Петра III государей: к этому шло, этого требовало развитие государства. Эксцентричный, нелюбимый современниками и потомками, император ускорил движение: отменил обязательную службу для дворянства. Борис Чичерин, рассматривавший историю России, как историю российского государства, составил очень простую схему: московские цари, строя государственное здание, лишили свободы все сословия: все должны были нести тяжелую службу государеву. Прежде всех «были укреплены» бояре, затем - посадские, наконец - крестьяне. Для того чтобы служилые люди могли служить, им давали землю, а поскольку пустая земля дохода не дает, к земле прикрепляли население. «Закрепощение одних, - резюмирует историк, - влекло за собой закрепощение других». Когда
66
Чичерин Б. Собственность и государство. М., 1882. Ч. 1. С. 23.
Значение манифеста Петра III состояло, прежде всего, в том, что он дал толчок, начал обратное движение. Было замечено, что освобождение крестьян, необходимое условие существования свободной России, было провозглашено на следующий день - 19 февраля, но 1861 г. Опоздание на 100 лет сыграло зловещую роль в истории России.
Борис Чичерин нашел удачную формулу: закрепощение одних влекло за собой закрепощение других. Следовательно, освобождение одних должно было, по твердому убеждению крестьян, повлечь за собой освобождение других. Дворяне получали землю и крестьян за службу государю. Как только они освободились от службы, их власть над землей и крепостными перестала быть оправданной, легитимной. Несбывшиеся надежды, вызванные манифестом 1762 г., взорвались крестьянской войной под предводительством Емельяна Пугачева десять лет спустя.
Свержение Петра III не было вызвано его эксцентричностью, нелепыми выходками или разумными декретами. Он мог бы править до естественного конца своих дней, если бы не амбиции супруги. Заговор против Петра III - один из наиболее подробно описанных эпизодов русской истории. Имеются свидетельства участников и очевидцев. В их числе записи и письма Екатерины II, записки Екатерины Дашковой, видевшей себя - не совсем обоснованно - главной причиной заговора, подробные донесения послов, отлично знавших кулисы дворцовых интриг. На эту тему написаны исторические исследования, романы, сделаны фильмы. Тем не менее, многое из деталей «заговора императрицы» остается невыясненным.
Мысли о недопущении Петра на трон возникли в конце царствования Елизаветы, планы замены наследника составлялись Бестужевым-Рюминым, воспитателем Павла, сына Петра III и Екатерины, Никитой Паниным и другими. Выдвигалась идея отстранения Петра, замены его семилетним Павлом с назначением Екатерины Регентшей. Кое-кто помнил о том, что был еще жив (в Петропавловской крепости) император Иван Антонович. Все это были, однако, идеи, разговоры, неопределенные мечтания. Имелся также Испытанный инструмент переворота - гвардия. Нити заговора плелись вяло, неумело, в страхе - Петр III был законным государем. Два толчка, данные императором заговорщикам, двинули механизм переворота. Екатерина убедилась, что Петр собирается взять в жены Елизавету Воронцову, гвардия поверила слухам, что царь хочет ликвидировать ее, как в свое время Петр I ликвидировал стрельцов.
Заговорщиков было мало, у них не было ни подлинного руководителя, ни уверенности в успехе. В то же время на стороне Петра был фельдмаршал Миних, опытный военный, командовавший голштинцами, преданными императору. После захвата заговорщиками Петербурга, фельдмаршал рекомендовал императору, жившему в Петергофе, сесть на корабль и отправиться в Померанию, где стояла русская армия. Петр III не мог ни на что решиться. Петр III, скажет историк, был сведен с трона, как ребенок, которого отправляют спать. Он попросил после ареста оставить ему четыре самые дорогие для него вещи: скрипку, любимую собаку, слугу арапчонка и Елизавету Воронцову. Ему дали все, что он просил, кроме Воронцовой, которую отослали в Москву и выдали замуж.
Можно признать полную правоту Василия Ключевского, назвавшего переворот «самой веселой и деликатной революцией из всех, нам известных, не стоившей ни одной капли крови». Это была - его выражение - «настоящая дамская революция». Историку показалось, что «веселая и деликатная революция» стоила слишком много вина: торжественно въехав в Петербург 30 июня 1762 г., Екатерина приказала открыть
Глава 7
ПРОСВЕЩЕННАЯ ГОСУДАРЫНЯ
…Плачевное состояние, о коем токмо должно просить Бога, чтоб лучшим царствованием сие зло истреблено было.
…Время Екатерины было счастливейшее для гражданина российского; едва ли не всякий из нас пожелает жить тогда, а не в иное время.
Прямо противоположные мнения двух русских историков о царствовании Екатерины II, помимо различий во взглядах и характерах, объясняются и тем, что князь Щербатов, историограф и публицист, автор сочинения «О повреждении нравов в России», был современником Екатерины II, служил при ее дворе, а Николай Карамзин писал свою «Записку о древней и новой России» через 15 лет после смерти императрицы. Карамзин не скрывал, несмотря на свое восхищение, «некоторых пятен» блестящего царствования Екатерины. Перечисляя «пятна», он указывал на «повреждение нравов», на то, что «торговали правдою и чинами», признавал, что императрица «не видела или не хотела видеть многих злоупотреблений». Карамзин отметил важную особенность отношения к царствованию Екатерины II: в последние годы ее жизни «мы более осуждали, нежели хвалили». Потомки судили «Северную Семирамиду» значительно более благожелательно, чем современники. Выражается в этом приговор «суда истории»: отметается то, что имело лишь преходящее значение, остается - и положительно оценивается - то, что потомки признали важным, ценным.
Важность и ценность деяний государя - понятия относительные, оценка деятельности Екатерины II вызывала острые споры среди историков, как русских, так и нерусских. После Петра I только Екатерина II вызывала такие противоречивые мнения. Причем оценка деятельности императрицы не диктовалась «партийными» взглядами. Князь Щербатов, убежденный консерватор, твердо веривший, что «повреждение нравов в России» началось с Петра I, критиковал екатерининское время так же беспощадно, как автор «Путешествия из Петербурга в Москву» Александр Радищев, убежденный либерал с заграничным университетским образованием. Точка зрения Николая Карамзина, певца самодержавия, верившего, что царствование Екатерины II было «счастливейшим временем», полностью совпадало с взглядами советского историка Евгения Тарле, написавшего в 1945 г. «Дипломатию Екатерины II», восхвалявшую сталинские победы.
Когда французская художница г-жа Виже-Лебрен приехала в Петербург, чтобы написать портрет великой государыни, любимицы французских философов, один из русских знакомых дал ей совет: «Возьмите вместо холста карту русской империи; как фон - мрак ее невежества; вместо драпировки - остатки истерзанной Польши; колоритом - человеческую кровь; рисунком на заднем плане - памятники царствования Екатерины…». Биограф Екатерины комментирует: «В этой мрачной картине есть своя доля правды. Но в ней нет оттенков» 1 . К этому можно добавить, что французская художница навестила Россию в конце царствования Екатерины II.
1
Валишевский К. Роман Императрицы// Екатерина Вторая - императрица всероссийская. СПб., 1908. С. 221.
Начало казалось радужным. В еще большей степени оно казалось удивительным. Свержение императора не было, конечно, неожиданным. После смерти Петра I перевороты шли один за другим. Более удивительным было восхождение на престол немецкой принцессы, не имевшей в себе ни капли крови Романовых. Этого нельзя было сказать ни об Аннах, ни о Елизавете, ни о Петре III, в жилах которых текло по 50% романовской крови. Но и здесь был прецедент: Екатерина I стала императрицей, поскольку была супругой Петра I. Екатерина II предъявила свои права на русский престол как супруга Петра III. В первом случае император умер. Во втором его убили (каким образом историки так и не выяснили). Если говорить о правах, то, возможно, принцесса Ангальт-Цербстская, ставшая Екатериной II, имела их не больше, чем литовская крестьянка, ставшая Екатериной I.