К нам едет инквизитор
Шрифт:
Его губы сжались в тонкую полоску, пальцы стиснулись в кулак до побелевших костяшек. Кристина его понимала. Беспомощность — само по себе плохо, а уж беспомощность перед преступником… И в то же время ей стало страшно. По спине побежал холодок, растекся по кончикам пальцев, заставляя их неприятно неметь. Сильные чары… Неизвестное оружие… Неизвестное, но очень могущественное. Способное подчинять души городов, а может быть, и делать их злыми. Способное вербовать всех без исключения противников, кроме инквизиторов…
Но об этом известно было
— А вы сами пытались перехватить контроль над душами городов? — спросила Кристина.
— Когда на розыски бросили меня, — без улыбки ответил Лещинский, — сектанты больше не пробудили ни одной души. Они прибывали в новые города, но скоро были вынуждены уйти. Бежали все дальше, пока не оказались здесь. Так что стратегия, которую я собираюсь использовать, дает эффект.
Кристина закусила губу, переваривая услышанное. Щеки пылали. Они всегда пылали от избытка впечатлений. Значит, пробужденные души… беспорядки и поток злобы в мирных и добрых прежде городах… и неизвестные мощные чары… И другие инквизиторы. Значит, Лещинский не так давно разыскивает эту Марианну Бойко. А Кристина в музее обвиняла его… Она нервно схватилась за чашку и отхлебнула кофе. Теперь все казалось понятным. Но загадка, тот самый шлейф прошлого, никуда не исчезла. Лишь затаилась, прячась за ясными картинами, в которые теперь складывались события.
Почему Лещинского не бросили на розыски раньше, а ждали, пока преступница пробудит еще несколько городов? И почему бросили именно его? К тому же в компании злорадно хмыкающего Семена Никитича, который явно знал что-то неприятное…
Но обо всем этом Лещинский не сказал ни слова. Ловко обошел молчанием и это, и свою загадочную мигрень, разыгравшуюся, когда он рассказывал о преступнице. И то, что его связывало с преступницей. Кристина почти не сомневалась — что-то точно связывало. Но не спрашивать же в лоб…
— Вы притихли, — спокойно заметил Лещинский, тоже берясь за свой кофе. Кристина нервно воткнула ложечку в пирожное.
— Да так. Думаю. Зря вы пьете на ночь такой крепкий, — она говорила первое, что взбредет в голову, как всегда, когда пребывала в растрепанных чувствах.
— Что? — инквизитор усмехнулся. — Спасибо за беспокойство. Это не имеет значения. К тому же сейчас никто не будет спать. Сначала мы с вами договоримся о завтрашней стратегии, а потом можно провести ритуал для ограничения магии. Поздний вечер — для него самое время.
— Ну вот. — Кристина от неожиданности уронила ложечку. — Опять вы… А так хорошо сидели.
Лещинский негромко рассмеялся.
— Жаль вас разочаровывать, но это необходимо. И без магии никто не останется. Будет ограничение. Оно скажется на интенсивности чар, а не отменит их. Магические существа ослабеют. Тех же персонажей рекламы станет проще ловить. Сильные маги, возможно, даже не заметят разницы… Кристина, не дуйте губы, вы кажетесь ребенком. У меня такое впечатление, что я уговариваю вас идти в детский сад, а вам не нравится
— Ну, я не несу ответственности за то, что вам кажется, — фыркнула Кристина. — Ладно. Я понимаю, что это нужно. Проведем ваш ритуал… Кстати о детских садах. Сколько вам лет?
Вопрос все-таки вырвался, хотя она отчаянно пыталась сдержать любопытство. Но оно оказалось сильнее. Ну и ладно. И пусть инквизитор считает ее бесцеремонной. Ведьмы редко скрывают свой настоящий характер.
— Давайте не будем об этом, — развеселился Лещинский. — Не люблю, когда красивые девушки смотрят на меня, как на старика. Уж простите старика за такую причуду.
Кристина тоже прыснула в чашку, чудом не расплескав кофе.
— Если не любите, так, может, надо помалкивать, что видели Юма? Ладно, молчите. На старика вы не тянете. Буду считать, что вам тридцать пять, и добавлять сотню или две… под настроение.
— Спасибо, что не тысячу, — вздохнул инквизитор. Они ненадолго замерли, глядя друг на друга и посмеиваясь. Когда Лещинский смеялся, он не казался таким пугающе замороженным. Кристине некстати вспомнились его слова — «если доживу». Спросить, что ли, если ситуация располагает?
— А что…
— Теперь насчет того, как выманивать преступницу. — Он ловко перебил Кристину, как будто случайно, но она готова была поклясться, что намеренно. Предугадал вопрос и поспешил отвлечь. — Как ни странно, сектантов пугают техногенные катастрофы. Любого масштаба. От мелких аварий до взрывов, уносящих жизни. Но, конечно, чем масштабнее катастрофа, тем сильнее они нервничают. А когда они нервничают, они начинают делать глупости и выдают себя. В Ростове мы чуть не схватили преступницу с ее сообщниками. Тогда они вывернулись. В этот раз… думаю, не должны.
— Все-таки вы не оставите в покое наш водопровод, да? — вздохнула Кристина.
— Что? — опешил Лещинский. Он успел напрочь забыть о несчастных жителях «сталинки», обросших перьями из-за отсутствия воды. — О дьявол, при чем здесь ваш водопровод? Выберем что-нибудь другое, не настолько… хм… болезненное. Я затем и позвал вас, чтобы договориться!
— Ну ладно, — Кристина задумалась. — А почему они боятся техногенных катастроф? Может, они боятся, как все нормальные люди? Никому не понравится взрыв на химзаводе… или поломка водопровода.
Снова услышав о водопроводе, Лещинский мученически возвел глаза.
— Они начинают делать глупости, — повторил он. — Торопятся. Пытаются провести длительный ритуал оживления за десять минут. Или отправляют патрулировать улицы толпу магических существ, которых видят простые люди, и потом приходится кропотливо заметать следы. Или пытаются заколдовать главу ковена или главу ложи, чтобы получить доступ к магическому сердцу города. — Тут Кристина вздрогнула. — И тогда их можно брать голыми руками, если подготовиться. В прошлый раз я плохо подготовился, и они прорвали оцепление, но в этот раз такого быть не должно.