К неведомым берегам
Шрифт:
— Слышите? — смеялся дядя Резанова, Иван Гаврилович, сидевший рядом с оживленной и раскрасневшейся Натальей Алексеевной.
Маленький адмирал Шишков внушал Резанову:
— Ведите там, на островах, ясную и твердую русскую политику, привлекайте туземцев, не делайте различия между ними и своими. А самое главное — церковь и русский язык. Привлекайте лаской!
— Теперь, Иван Семенович, примусь за созидательную работу, обнадеживал Резанов. — Надо начинать с капиталов: все же малы они у нас. Сколочу капитал, заведу широкую торговлю на Тихом океане. Укреплюсь на Курилах до самой Японии. Снабжаться попробую из столицы. Умножу флот… Свои верфи заведем… А потом пойду и к северу и к югу, до самой Калифорнии.
— В добрый час… Помогать буду… Помочь вам надо и моряками.
— В первую голову…
Вставшие из-за стола гости перешли вместе с дамами в кабинет хозяина пить кофе. Шишков не отставал от Резанова…
Мечта Резанова сбывалась: он, строго говоря, уже находился в числе тех немногих деятелей страны, которые призваны творить политику, и творить своеобразно. Он призван руководить целой новой страной, не имеющей до сих пор никакого гражданского управления, и так, чтобы это руководство вполне совпадало с интересами государства.
Он забрасывал новые министерства проектами разрешения вопроса снабжения морем российских владений на Тихом океане, занятия и освоения новых земель, гражданского их устройства, расширения промыслов и торговли, охраны новых владений. Перед ним все яснее и яснее вырисовывалась крайняя необходимость лично ознакомиться с действительным положением дела на местах и с людьми, работающими там. Надо было спешить. Путешествие на острова стало настоятельной необходимостью.
Часть вторая
ПО МОРСКИМ ДОРОГАМ
1. В дальний вояж
О первом кругосветном путешествии россиян, как об особенно сенсационной новинке, заговорили не только в России, но и за границей.
Первыми откликнулись влиятельные и широко распространенные по белу свету «Гамбургские Известия», посвятившие этому событию целую страницу.
«Российско-Американская компания, — сообщала газета, — ревностно печется о распространении торговли и теперь занимается великим предприятием, важным не только для коммерции, но и для чести русского народа… Она снаряжает два корабля в Петербурге, чтобы снабдить русские колонии, нагрузить там корабли мехами и обменять их в Китае, завести на Курильских островах селение для удобнейшей торговли с Японией, для чего нанят один англичанин на три года, с жалованием по пятнадцати тысяч рублей в год и двадцати тысяч за успех… Начальство над экспедицией поручается господину Крузенштерну, весьма искусному офицеру, который долго пробыл в Ост-Индии…»
В России готовых кораблей, к сожалению, не оказалась. Подходящие были куплены в Англии. Они прибыли в Кронштадт только в мае 1803 года. С отплытием приходилось торопиться.
Они производили прекрасное впечатление, эти суда, еще недавно «Леандр» и «Темза». Спокойно покачиваясь в гавани на якорях, они казались легкими и быстроходными, сияли чистотой и новыми русскими именами «Надежда» и «Нева».
Как-то, чуть ли не в день прибытия судов, государь спросил министра коммерции графа Румянцева:
— А как бы вы теперь ответили, Николай Петрович, на наш проект послать, пользуясь подходящим случаем, к его кабуковскому величеству, владыке и повелителю Японии, подобающее дипломатическое посольство с приличными подарками и кое-какими товарами, а?
— Я бы весьма приветствовал такой шаг, ваше величество, — отвечал министр. — В сущности говоря, как я имел честь докладывать, дорога нам туда открыта еще десять лет тому назад поручиком Лаксманом, который получил для нас разрешение посылать раз в год по одному кораблю в Нагасакский порт. Очень, конечно, жаль, что так долго мы не воспользовались этим разрешением. Обстоятельства ведь могли измениться, хотя ухудшения в наших отношениях с Японией не произошло.
— Ну вот, тем более. А кстати, и приличный предлог есть: российский монарх возвращает на родину обласканных и разбогатевших потерпевших кораблекрушение подданных кабуковского величества, а? Так давайте действовать. Японцы ведь в Петербурге?
— Да, ваше величество, я выписал их из Иркутска давно. Надо сознаться, однако, что они, как мне передавали, не очень стремятся на родину.
— Видимо, придется немного позолотить им обратную дорожку? Подумайте же, Николай Петрович, кого бы отправить послом, и послезавтра доложите.
Вскоре стало известно, что посланником назначался пожалованный по этому случаю в камергеры прокурор департамента сената, действительный статский советник Николай Петрович Резанов.
— Назначен устраивать свои собственные дела, ведь он зять и наследник крупнейшего состояния покойного Шелихова, женат на его дочери, — говорили одни.
— Неудавшийся фаворит Екатерины и потому закадычный друг Зубовых, посмеивались другие.
— Бывший офицер Измайловского полка, участник убийства Павла Первого, выскочка, — шептали третьи.
Вскоре закончен был набор команды, молодец к молодцу.
Собираясь к командиру «Невы» Лисянскому на прощальный вечер, Крузенштерн нашел у себя пакет от компании с изменениями прежней инструкции. Это очень взволновало его. Картина предстоящего трудного и длительного путешествия резко менялась к худшему.
«Что же, — подумал он с горечью, — строго говоря, я низведен к управлению парусами и матросами, как наемный шкипер торгового судна… Отказаться? Но это значило бы навлечь на себя гнев императора, последствия которого трудно предвидеть… Какие сволочи! — мысленно окрестил он правление компании. — Они ведь умышленно держали у себя эти документы чуть не до дня отплытия, чтобы сделать невозможными какие-нибудь контрмеры».
Гости в уютной квартире холостяка Лисянского были удивлены необычному запозданию всегда точного Крузенштерна. Их было, впрочем, немного, гостей: старший помощник на «Надежде» Ратманов, доктор Эспенберг, еще несколько офицеров. Но зато это были свои, испытанные люди, с которыми можно было вести беседу нараспашку.
Ели молча. Дурное настроение Крузенштерна, которого он не мог скрыть, к разговорам не располагало. С нетерпением ждали, когда подадут шампанское. С речью выступил хозяин, предложивший поздравить друг друга с отплытием и выпить за здоровье Ивана Федоровича — «исключительного товарища и, как все уверены, лучшего, какой знает флот, морехода и начальника экспедиции!».