К себе самому
Шрифт:
13. Нет ничего несчастнее человека, измеряющего все вокруг и исследующего, по слову поэта, «глуби земли» [50] и то, что есть в душах ближних, путем наблюдений, но не чувствующего, что достаточно быть внимательным только к своему собственному внутреннему демону [51] и по-настоящему служить ему. Служение же ему заключается в том, чтобы сохранять его чистым от страстей, опрометчивости, недовольства тем, что исходит от богов и людей. Ибо то, что от богов, достойно почитания из-за своего превосходства над нами, а то, что от людей, приятно своей родственностью, иногда же заслуживает особого рода жалости из-за неведения [людьми] добра и зла. Это неведение – не меньший недуг, чем утрата способности различать черное и белое.
50
Слова Пиндара, цитируемые также и Платоном в «Теэтете» (173е).
51
Кроме того, что говорилось во вступительной статье о внутреннем, или личном, демоне, см. также диалог Плутарха «О демоне Сократа», небольшой трактат Апулея под тем же названием, а также 9-ю главу в сочинении Ямвлиха «О египетских мистериях» и специальный трактат Плотина «О присущем нам демоне», в котором, впрочем, нет ничего нового, кроме утверждения, что личный демон есть даже у животных. О личном демоне (гении) древних греков и римлян размышляет также Шопенгауэр в «Парергах и паралипоменах» (статья «Трансцендентное умозрение
14. Проживешь ли ты три тысячи или тридцать тысяч лет, все равно помни, что никто не теряет иной жизни, кроме той, которой живет [в данный момент], и не живет иной жизнью, кроме той, которую теряет [в данный момент]. В этом отношении самая долгая жизнь равна самой короткой. Ведь настоящее время для всех одинаково, и исчезающее [тоже поэтому] одинаково, и утрачиваемое столь непродолжительно. Ведь ни прошедшее, ни будущее потерять никто не может, потому что как может лишиться кто-нибудь того, чего у него нет? Поэтому помни всегда две истины: первую – что все извечно имеет одинаковую основу и вращается по кругу, и поэтому совершенно безразлично, наблюдать ли те же самые вещи в промежутке ста или двухсот лет или в беспредельности времени; вторую же – что и человек самого преклонного возраста, и очень рано умерший теряют одно и то же. Ведь настоящее – единственное, чего они могут лишиться, так как только его они и имеют, а то, чего человек не имеет, он не теряет.
15. [Помни] что все – восприятие. Это верно отмечено киником Монимом [52] . Несомненна и польза его высказывания, когда ограничиваешься тем, что в нем истинного.
16. Человеческая душа наносит обиду себе самой более всего тогда, когда она, насколько это в ее власти, отпадает от мира и как бы становится болезненной опухолью на его теле. Ибо быть недовольным чем-нибудь из происходящего означает [именно] отпадение от природы [целого], которой в каждой отдельной части охватываются природы остальных существ. Далее [она обижает себя же], когда отвращается от какого-нибудь человека или устремляется против него, пытаясь навредить ему, как бывает с душой разгневанных. В-третьих [она обижает себя же], когда подчиняется наслаждению или страданию. В-четвертых, – когда притворяется и делает или говорит что-либо фальшиво и неискренно. В-пятых, – когда она не направляет какого-нибудь своего действия и порыва к определенной цели, но действует наобум и непоследовательно, между тем как даже самое малое надлежит делать, имея в виду конечную цель. Конечная же цель существ разумных – следовать разумным установлениям Города и его древнейшему устройству [53] .
52
Принимаем конъектуру Менажа, prХj tou~ kunikou~ Moniґmou, которую приводит Шульц (J.M. Schultz, Slevisci, 1802) в своем издании. Киник Моним – ученик знаменитого Диогена Синопского, отрицавший существование достоверного критерия познания и считавший, что люди в своем самомнении все время воспринимают как сущее то, что в действительности не существует, и поэтому все существует лишь во мнении, которое является предвзятым и неправильным. Скептик Секст Эмпирик использовал аргументацию Монима в своем сочинении «Против ученых». У Муллаха (Mullach F. Fragmenta philosophorum graecorum. – Parisiis, 1881. – II. – P. 346) сохранилось несколько фрагментов Монима из его сочинений «О побуждениях» и «Поощрения». Известен истинно кинический афоризм Монима: «Богатство – это блевотина фортуны!»
53
Стоики представляли вселенную как город-государство, которым правит логос, мировой разум, объединяющий богов и людей в одну общину (из этой общины логоса стоики исключали неразумных животных, за что их справедливо критиковали неоплатоники, например, Порфирий в 3-й книге «О воздержании»). В этом городе логоса стоиков имеет силу основанное на общезначимом разуме право. Марк Аврелий в своем представлении о мире как о городе, где правит разум, следует стоической традиции.
17. Продолжительность человеческой жизни – мгновение, естество – текуче, ощущение – смутно, состав всего тела – непрочен, душа – кружащийся волчок, стечение обстоятельств – неясно, слава – неразборчива, – одним словом, все, что относится к телу, – поток, все, что относится к душе, – сон и туман, жизнь – военный поход и скитание на чужбине, слава в потомстве равносильна забвению. Итак, что же может служить руководством? Одна лишь философия. Быть же философом значит хранить внутреннего демона неоскверненным и невредимым, пребывающим выше наслаждений и страданий, не делающим ничего ни необдуманно, ни лживо, ни лицемерно, не нуждающимся в том, чтобы другой человек что-нибудь сделал для него или не сделал; кроме того, принимающим случающееся и уделяемое [судьбой], так как оно исходит оттуда, откуда пришел он сам; наконец, ожидающим смерть с кротостью в мыслях, как если бы она была не чем иным, как разъединением на те частицы, из которых составлено все живое. Если же для самих частиц нет ничего страшного в том, что каждая из них постоянно превращается в другую, то почему должен кто-то смотреть с недоверием на превращение и разъединение всего сразу? Ведь это соответствует природе, а в том, что соответствует природе, нет зла.
Книга III
Писано в Карнунте [54]
1. Нужно принять в расчет не только то, что каждый день убывает жизнь и остается все меньшая ее часть, но нужно принимать в расчет и то, что если кто и доживет до глубокой старости, неизвестно, достанет ли ему тогда такой же силы ума для осмысления вещей и наблюдений, направленных на познание божественных и человеческих дел. Ведь если [человек] начнет тупеть, способность дышать, питаться, воображать, порываться и все прочее в этом роде не исчезнет, а вот способность разумно распоряжаться собой, точно определять нужное количество обязанностей [55] , расчленять исходные представления и следить за тем, не пора ли уже уходить из жизни, и все прочее, что совершенно не может обойтись без тренированного разума, угасает раньше [чем угасает в глубокой старости способность дышать, питаться]. Поэтому следует спешить не только потому, что смерть ежечасно становится все ближе, но и потому, что осмысление и постижение связи вещей ослабевает быстрее [чем все остальные способности].
54
Карнунт – город в Паннонии вблизи нынешнего Петронеля, где были зимние квартиры легионов Марка Аврелия во время войны римлян с маркомманами.
55
Буквально: «числа надлежащего». Под «числами надлежащего» стоики понимали причину действия («почему надо делать?»), время действия («когда надо делать?»), образ действия («с кем и как надо делать?») и меру действия, подлежащего исполнению («насколько?»).
2. Следует отметить и то, что даже в том, что сопутствует явлениям, совершающимся в согласии с природой, есть некая прелесть и привлекательность. Так, при выпечке хлеба трескается некоторая его часть, и поэтому эти трещинки, хотя и противоречат в известной мере целям хлебопечения, все же как-то уместны и особенно возбуждают аппетит. Опять же и смоквы лопаются в самый последний момент созревания. И в перезрелых оливках самая близость их к гниению придает плоду своеобразную прелесть. И хлебные колосья, склоняющиеся к земле, и нахмуренный лоб льва, и пена, текущая из пасти кабана, и многое другое, если рассматривать их самих по себе, далеки от благообразия, однако из-за того, что они сопряжены с явлениями, совершающимися в согласии с природой, они приобретают их красоту и привлекают душу, так что, если кто восприимчив и отличается более глубоким пониманием происходящего в [мировом] целом, тому даже из второстепенных явлений почти ничто не покажется не связанным с некоторой приятностью. Он будет смотреть на настоящую звериную пасть с не меньшим наслаждением, чем на ту, которую в подражание [природе] изображают живописцы и ваятели. Своим разумным взглядом он сможет заметить и известную законченность и красоту облика старухи и старика, и очарование в детях; и множество вещей подобного рода откроется ему, очевидных не для всякого, но лишь для того, кто тесно сроднился с природой и ее произведениями.
3. Гиппократ, излечивший немало болезней, сам, заболев, умер. Халдеи [56] многим предсказали смерть, но затем и их настиг рок. Александр [Македонский], Помпей и Гай [Юлий] Цезарь, столько раз до основания разрушавшие города и перебившие в бою многие десятки тысяч конных и пеших людей, однажды и сами ушли из жизни. Гераклит, столь много философствовавший о воспламенении мира, умер с наполненными водой внутренностями и обмазанный навозом. [57] Демокрита погубила вшивая болезнь, [58] Сократа – паразиты другого рода [59] . Что же получается? Взошел [на корабль], плывешь, прибыл [в гавань] – высаживайся. Если в другую жизнь приплыл, то там все полно богов. Если же [после смерти] утратишь способность ощущать, то перестанешь [в этом случае] испытывать страдания и наслаждения и угождать вместилищу, которое становится тем хуже, чем лучше [заключенный в нем] управитель. Ибо он – разум и демон, а оно – земля и кровавая грязь.
56
Халдеи – вавилонские жрецы и астрологи. Во времена Марка Аврелия так называли в Риме вообще всех астрологов независимо от их национальной принадлежности.
57
Такую же версию смерти Гераклита приводит и Диоген Лаэртский (Д.Л. IX,3). Согласно Гераклиту, мир периодически погибает в огне в конце каждого мирового цикла, который Гераклит и другие древние философы называли великим годом. Мир («космос») Гераклит определял как «огнь вековечный, взгорающий мерно и погасающий мерно» (фрагм. 41 в пер. С. Муравьева). Стоики многое позаимствовали у Гераклита, и Марк Аврелий не случайно впоследствии часто вспоминает Гераклита и в духе его учения говорит о текучести и изменчивости материальных форм жизни, а дважды (IV,46 и VI,42) даже цитирует его.
58
Марк Аврелий путает Демокрита с Ферекидом Сиросским, учителем Пифагора (Д.Л. I,116).
59
Имеются в виду обвинители Сократа: Анит, Мелет и толпа.
4. Не трать оставшуюся часть жизни на мысли о других, если не соотносишь их с чем-нибудь полезным для всех. Ведь упустишь другое [главное] дело, раздумывая о том, что делает такой-то и с какой целью, и что он говорит, и что у него на уме, и какие хитрости он применяет, и обо всем, что порождает отклонение от собственного руководящего начала. Поэтому необходимо удалить из сцепления мыслей [все] беспорядочное и бесполезное, а более всего суетность и злонравие; и нужно приучать себя порождать такие представления, о которых, если кто-нибудь вдруг спросил бы тебя: «О чем ты сейчас думаешь?», ты с легкостью тотчас сказал бы: о том-то и о том-то – так что сами слова обнаруживали бы, что ты исполнен простоты и благожелательности и того, что присуще жизни на общее благо, а также человеку, пренебрегающему мыслями о [собственных] удовольствиях или вообще о наслаждениях, [пренебрегающему] каким-либо соперничеством, или злословием и подозрительностью, или чем-нибудь другим, воспоминание о чем заставило бы тебя стыдиться, что у тебя такое на уме. Ведь именно такой человек, так как он больше не откладывает то, чего хотят лучшие существа, уже является как бы жрецом и слугой богов, используя учрежденное богами внутри него начало, которое делает человека свободным от наслаждений, не подверженным никакой боли, не затронутым никаким оскорблением, не чувствительным ни к какому проявлению коварства, делает его борцом в величайшей борьбе за неподвластность ни одной из страстей, до глубин пропитанным справедливостью, всей душой принимающим все случающееся и выпадающее на долю, не думающим часто и без великой и общеполезной нужды о том, что говорит, или делает, или думает другой человек. Ведь он обращает внимание только на то, как делать то, что находится в его собственной власти, и постоянно осмысливает то, что уделено ему от целого, и первое он исполняет прекрасно, а относительно второго убежден, что оно – благо. Ведь доставшийся каждому удел и обусловлен пользой целого и сам ему на пользу. Помнит он и о том, что все наделенное разумом родственно друг другу и что забота о всех людях отвечает природе человека; считаться же следует с мнением не всех людей, но лишь тех, кто живет в согласии с природой [целого]. Он постоянно помнит, каковы те, кто живут иначе, у себя дома и вне дома, каковы они ночью и днем и каково их окружение. Поэтому он не принимает в расчет похвалу таких людей, которые и собой-то не бывают довольны.
5. Не делай ничего непреднамеренно, без учета общего блага, не разобравшись, рассеянно. Не ряди свою мысль в красивые слова. Не будь ни многословным в речах, ни суетным в делах. И пусть бог, находящийся в тебе, будет покровителем существа мужественного, зрелого, гражданственного, римлянина, властителя, поставившего самого себя в строй, который в ожидании сигнала к отступлению готов легко расстаться с жизнью, не нуждающегося ни в клятве, ни в поручительстве за него со стороны какого-либо другого человека. Внутри него ясность и отсутствие потребности в помощи извне и спокойствии, которое зависит от других. Итак, нужно быть [изначально] прямым, а не выпрямляемым.
6. Если ты нашел в человеческой жизни что-нибудь лучшее, чем справедливость, правдивость, здравомыслие, мужество и, говоря одним словом, способность разума довольствоваться самим собой в тех случаях, когда он обнаруживает себя действующим в соответствии с прямым разумом [60] , и в том, что уделяет ему судьба независимо от его личной воли; если, повторяю, ты найдешь что-нибудь лучшее, чем это, обратившись к нему всеми силами, вкуси найденное высшее [благо]. Если же ничто не кажется тебе лучше учрежденного в тебе демона, подчинившего себе собственные устремления, исследующего представления и освобождающегося, по утверждению Сократа, из-под власти чувственных побуждений, подчиняющего себя богам и пекущегося о людях; если все остальное покажется тебе мелким и ничтожным по сравнению с ним, не давай место ничему другому, к чему обратившись однажды и уклоняясь в сторону, не сможешь уже без терзаний предпочесть то [ложное] благо своему собственному. Ибо непозволительно противопоставлять благу существа разумного и гражданственного какое бы то ни было инородное благо, будь то похвала множества людей или власть, или богатство, или вкушение наслаждений. Все эти вещи, даже если они кажутся в незначительном количестве уместными, порабощают человека внезапно и уводят с верного пути. Ты же, говорю я, избери просто и как подобает свободному высшее благо и придерживайся его. Высшее благо означает [высшую] пользу. Если оно тебе как разумному существу [полезно], соблюдай его; если же как существу животному, докажи и сохраняй суждение о нем без ослепления. Только произведи исследование безошибочно.
60
Прямой разум – всеобщий закон природы, и он же – нравственный закон, повелевающий человеку делать то, что он должен делать согласно своему устройству, и запрещающий делать то, что противоречит природе человека. Следование этому прямому разуму называлось у стоиков catortho—ґmata, «прямодеяния», т. е. абсолютно правильные действия.