К судьбе лицом
Шрифт:
– Но Гипподамия не прожила долго: скоро покинула она этот мир, унесенная кровожадным… кхе! Ну, в общем,Мойры неумолимо перерезали ее нить…
А Тесей и Пейрифой в великой горести решили раздобыть в жены царю лапифов Елену-спартанянку, дочь Леды и Зевса, о красоте которой начинают шептаться и в моем мире.
Кто не шепчется о красоте златокудрой девочки – бормочет себе под нос, что такая прелесть до добра не доведет.
И точно, не довела.
Подперев щеку кулаком, я смотрел на пляшущие тени – и они послушно складывались в картины. Вот Тесей и
Вот Тесей, которому выпало владеть златокудрой, озадаченно чешет затылок – да нет, наверное, игра света…
– И тогда Пейрифой потребовал от Тесея, чтобы тот помог ему добыть…
Жест получился красивым. Исполненным негодования по поводу такой дерзости. Признания того, что иной кандидатуры не могло и найтись – ну конечно, кто второй по красоте после Елены?
Персефона печально улыбалась, покачивая головой.
– Почему Пейрифой не потребовал Афродиту?
– Видно, она ему казалась менее прекрасной, чем ты, владычица! – выкрутился посланец. И в глазах – свет вечной истины, надо же.
Жена усмехнулась. Поднялась, поправляя высокую прическу.
– Суды на сегодня окончены. Я отправляюсь в свои комнаты, если только мой царь не прикажет мне остаться.
– И не желаешь посмотреть на… прославленного героя?
Она безразлично пожала плечами, подпуская в улыбку разом холода и усталости.
– На участь прославленного героя? Нет, я не хочу на нее смотреть.
Проплыла к выходу, по пути сделав знак Гекате – Трехтелая тоже поспешила откланяться, хотя левое тело норовило выкрутить шею – подслушать.
Что там за участь ждет прославленного героя? Ужаснее ли мук Сизифа? Переплюнет кару Иксиона, покусившегося на жену самого Громовежца?
Карать отчаянно не хотелось – старею? Нет, не то. Глупость происходящего была столь очевидной, что сглаживала кощунственность.
Пришел горшечник к ванакту и заявляет: давай сюда жену! А то… ну, не знаю, что, но что-нибудь да сделаю.
И что делать ванакту? Казнить дерзкого? Да уж скорее плюнуть с высоты трона и послать проспаться.
Только вот мир клокочет в висках – исходит на злобное рычание. Тянет за плащ, подталкивает в спину: вставай, Владыка! Карай, Владыка! Они собрались посягнуть на твое! Дело не в глупости – дело в наглости. Двое смертных героев возомнили себя равными тебе. Они думают, что вправе прийти – и требовать у тебя!
– Они приносили жертвы, перед тем как спуститься?
– А как же.
– Кому?
–Мне, – виновато хихикнул вестник. – А еще Громовержцу и Аресу и почему-то Аполлону.
Гермесу – если придется воровать, Аресу – если придется драться, Зевсу – чтобы брата усмирил…
– Аполлону?
– Чтобы прославил их подвиг в песнях. После смерти, значит. Тесей же не дурак – понимает, к кому идет.
Дурак. Если понимает, но все-таки идет.
– Развлекись, маленький Кронид, – сладко шепнула Ананка. – Ты всегда терпеть не мог глупость.
– Эвклей!
Он не явился посреди зала: пришаркал из боковой двери. Смачно обсасывал мосластую кость.
– Чего?
– Пусть приготовят пиршественный стол. Я встречаю высоких гостей.
Свита замерла, не дыша от такого коварства.
* * *
...и впрямь оказались высокими. Рослыми. Статными. Сильными. Неуловимо схожими между собой: гордо вскинутые головы, блестящие доспехи, вызывающе торчащие бороды, нарядные хламиды поверх медных панцирей…
И взгляды, в которых нет и толики страха.
Лапиф Пейрифой – красавец с львиной гривой и застарелым шрамом на щеке – раздувает широкую грудь, хорохорится и с разочарованием посматривает на пустое место справа от меня: запал пропадает зря, если предмет твоих мечтаний не может оценить твоей отваги.
Темнокудрый Тесей, изрядно смахивающий на молодого Посейдона, красиво откидывает волосы – не укротить никаким обручам. Рука как бы случайно ложится на рукоять отцовского меча. Вся поза так и гласит: «Прокруста победил, Синида победил, Минотавра победил – надо будет, и тебе, Владыка, наваляю».
И – перемигивания, переглядывания: «Видал?» – «А то!» – «Навстречу вышел!» – «Да еще бы!»
Я и впрямь встречал героев перед своим дворцом: небось, не просить явились. Свита толпилась позади. Свита намертво помнила мою маленькую просьбу: оскорблениями не кидаться, клыки не демонстрировать, показывать почтение.
Геката и Танат, как не умеющие изображать почтение должным образом, остались во дворце.
– Радуйтесь, могучие! Давно мой мир не посещали такие славные герои! – знакомый тон, помню его по Титаномахии. Людоеды-великаны, когда я к ним явился с переговорами, таким же тоном заявили: «О, давно свежатинки не было». – Я наслышан о твоих подвигах, племянник. И о твоей свадьбе, о великий Пейрифой. Принимать вас в моих чертогах – честь для меня!
Подземные в дружном восхищении. И в испуге. Нет, они, конечно, восхищаются игрой своего Владыки, а испуганы – потому что сроду меня таким дружелюбным не видели. Но героям этого знать необязательно. Герои приосанились еще больше, упиваясь моментом: стоять среди подземных чудовищ, без страха сверху вниз взирать на Эмпусу, сыновей Гипноса, Немезиду…
И, между прочим, Тесей даже на полголовы выше Владыки. О красоте вообще говорить не стоит.
– Радуйся, Гостеприимный! – гляди-ка, сделали одолжение, обогрели улыбкой. Я не прав, Тесей не похож на Жеребца. Он похож на Владыку Посейдона. – Весть о чудесах твоего царства дошла до нас. Разве могли мы не увидеть…