К вам идет почтальон
Шрифт:
— Печальное положение, — молвил подошедший Алимджанов. — Человека убивают, а мы стоим с автоматами как столбы, ничего сделать не можем. Э-эх!
— Вы не расслышали выстрела? — спросил Ковалев.
— Нет.
— Щелчок вроде, — вставил Басков.
— Бесшумное оружие, — кивнул капитан.
— Он к нам хотел, — сказал Басков. — Бедняга! Они нарочно его пропустили и… А могли ведь у себя задержать. Пропустили-то зачем?
— Вопрос не простой, братцы, — ответил Ковалев.
Солдатское чутье Ковалев
Там собрались офицеры. Раздавался голос толстяка Выхольского, начальника политотдела отряда.
— Почему убийца не сразу выстрелил? — подзадоривал Выхольский. — Почему позволил форсировать реку? Ну?
— Почему? — горячился майор Вартанян, помощник коменданта. — В воду человек упадет — вода понесет. Доказывать надо потом — нарушил или нет. На землю упал — видно, чья территория.
— Он прав, — подскочил Выхольский. — А выстрел меткий. Учтите расстояние, товарищи…
Он протянул руку к карте.
Ковалев тоже посмотрел туда. Скалы, те самые скалы, среди которых вчера бродил, искал что-то Сафар-мирза. Конечно, стреляли скорее всего оттуда. Далековато, правда. Но ближе на том берегу спрятаться негде, место открытое.
Стрелял Сафар-мирза! Ковалев отчетливо увидел, как матерый бандит шнырял, прижимался к скалам, выглядывал из-за них. Вороватый, движения ящерицы… Вот что он искал, оказывается, — огневую позицию! Стрелок он отличный, — не в пример солдатам пограничной охраны. Не очень-то умело лупили они тогда по фанерному ящику.
— Да, Сафар-мирза, — произнес Ковалев вслух, ни к кому не обращаясь.
Ковалев стоял задумавшись. Сафар-мирза, давний, злобный враг, — он опять взялся за оружие. Там, в доме под крышей, залатанной краденым железом, сегодня праздник. Сафар-мирза, верно, получит награду от Дюка. В том, что Дюк, «охотник за скальпами», причастен к убийству, Ковалев не сомневался.
— Провокация, — твердил Выхольский. — Старательно подготовленная провокация. Весь вопрос — для чего? Помяните мое слово, этим дело не кончится.
Почему же старика не задержали, как многих других? Почему дали уйти и убили?
Ковалев, Выхольский, все напрягали память, силились найти что-либо похожее. Напрасно!
Можно подумать, Сафар-мирза сознательно выжидал, пока выйдут из зарослей наши бойцы, наставят автоматы… Всё, всё было спланировано заранее. Знали, где он пойдет. Наверно, и направили сами…
Быть может, Алекпер-оглы, умирая, пытался объяснить цель своего прихода? Но ни Маконин, ни бойцы не поняли его предсмертных слов, — отрывочных, напоминавших бред.
Алимджанов в который уж раз повторял эти слова офицерам:
«Карасы зары»… «Назыр» или «Назар-оглы» — имя, значит… И еще — «йимзвы».
Алимджанов вырос в Тбилиси, на рабочей окраине, говорил по-грузински, по-азербайджански, знал немного курдский язык, мог на слух, по разговору отличить лезгина, черкеса, осетина, абхазца. Но язык Алекпера-оглы был совсем особый.
— «Йимзвы, йимзвы», — твердил Алимджанов. — «В» едва слышно, «звы»…
— Корень «йим» черкесский, — сказал майор Вартанян, считавшийся в отряде полиглотом. — А остальное…
Ковалев выписал себе загадочные слова. «Не может быть, — подумал он, — чтобы не отыскался переводчик».
Среди офицеров, держась поближе к тем, кто старше по званию, вертелся Колчин. По его мнению, «тревожные» действовали плохо, не заметили вовремя Сафара-мирзу, не уберегли перебежчика. Как надо было действовать, Колчин не объяснял, да и высказывался он лишь для того, чтобы обратить на себя внимание. Выхольский, видя это, кряхтел от досады.
— Сил моих нет, — шепнул он Ковалеву. — Так бы и выставил его за дверь.
— Откуда он у вас? — спросил Ковалев.
— Прислали из училища. Сын крупного изобретателя. О зенитном орудии Колчина слыхали? Папаша его. Сынок по настоянию отца пошел по военной линии, — без охоты, без души.
Тем временем полковник Костенко начал переговоры с соседями.
На кордон, в маленький, чисто выбеленный домик, построенный специально для встреч подобного рода, явился погранкомиссар — грузный усатый офицер с кривой саблей в узорчатых ножнах. Правая щека его подергивалась от нервного тика.
Он выслушал протест Костенко равнодушно и ответил, что переход рубежа пограничной охраной не зарегистрирован и Алекпер-оглы ему неведом. Костенко показал паспорт убитого, предложил взять тело. Комиссар обещал навести справки. На этом дело и закончилось.
На другой день бойцы вырыли на каменистом склоне яму и опустили туда Алекпера-оглы.
4
Минула неделя, и многое неожиданно разъяснилось. В Южный порт пришла почта из-за рубежа.
Крупная столичная газета, издающаяся самыми закоренелыми реакционерами, вышла с небывалой сенсацией. С фотографии, занявшей почти половину первой страницы, смотрели два советских пограничника. Хотя контуры снимка, сильно увеличенного, несколько расплылись, всё же нетрудно было узнать Баскова и Алимджанова с автоматами на изготовку и распростертого на траве Алекпера-оглы. Подпись под фотографией гласила:
«Крестьянин Ибрагим Алекпер-оглы, поддавшись враждебной нам пропаганде, возмечтал обрести радость у безбожников и перешел нашу северную границу. Красная пограничная стража хладнокровно застрелила этого несчастного, шедшего без оружия, с поднятыми руками».