К востоку от Эдема. Том 1
Шрифт:
— Решил, что ли, в салун заглянуть? — спросил Карл.
— Да нет, не собирался, — ответил Адам.
— Тогда какого черта поперся из дома на ночь глядя?
— Тебя никто не заставлял со мной идти.
Карл, не сбавляя шага, подошел ближе к Адаму.
— О чем вы сегодня с ним говорили? Я видел, как вы вместе гуляли. Что он тебе говорил?
— Просто рассказывал про армию… как обычно.
— Что-то не похоже, — с недоверием сказал Карл. Я же видел, как он к тебе наклонялся, чуть не к самому уху — он так со взрослыми мужиками разговаривает!
— Нет, он рассказывал, — терпеливо возразил Адам,
— Ну и что же он тебе рассказывал? — допытывался Карл.
— Про армию, про то, как быть солдатом. — Я тебе не верю, — заявил Карл. — Ты боишься сказать правду, потому и врешь, как последний трус. Ты чего задумал? — Ничего. — Твоя сумасшедшая мать утопилась, — грубо сказал Карл. — Может оттого, что морду твою увидела. От такого хоть кто утопится.
Адам медленно выдохнул набранный в легкие воздух, стараясь подавить тоскливый страх. И ничего не сказал.
— Ты хочешь отнять его у меня! — крикнул Карл. Уж и не знаю как, но хочешь! Сам-то понимаешь, что делаешь?
— А я ничего не делаю.
Карл выпрыгнул вперед, преградил ему дорогу, и Адаму пришлось остановиться: они стояли лицом к лицу, почти касаясь друг друга. Адам попятился, но осторожно, как пятятся от змеи.
— Вот, к примеру, в его день рождения! — закричал Карл. — Я ему за шестьдесят центов ножик купил — немецкий, три лезвия и штопор, рукоятка из перламутра! Где этот ножик? Ты видел, чтобы он им чего резал или стругал? Может, он отдал его тебе? Он его даже не точил ни разу! Может, он сейчас у тебя в кармане, этот ножик-то? Я ему подарил, а он только: «Спасибо»— так это небрежно. И больше я этот ножик в глаза не видел, а все же немецкий, шестьдесят центов, и рукоятка перламутровая!
В голосе Карла была ярость, и Адам почувствовал, что цепенеет от страха; но он понимал, что время в запасе еще есть. У него уже был более чем достаточный опыт, и он знал, в какой последовательности действует этот стоящий перед ним разрушительный механизм, готовый в порошок стереть любое препятствие на своем пути. Сначала вспышка ярости, затем ярость сменяется холодным спокойствием, самообладанием: пустые глаза, удовлетворенная улыбка и никаких криков, только шепот. Вот тогда то механизм нацелен на убийство, но убийство хладнокровное, умелое — кулаки будут работать с трезвым и тонким расчетом. В горле у Адама пересохло, он проглотил слюну. Что бы он сейчас ни сказал, брата ему уже не остановить, потому что, впав в ярость, Карл не только никого не слушал, но и ничего не слышал. Неподвижно застыв перед Адамом в темноте. Карл казался массивным, он словно стал ниже ростом, шире, плотнее, но еще не пригнулся, еще не изготовился ударить. В тусклом свете звезд губы его влажно поблескивали, но на них еще не играла улыбка, и Q голосе по-прежнему звенел гнев.
А ты в его день рождения что придумал? По твоему, я не видел? Ты не только шестьдесят, ты и шесть центов не потратил! Ты притащил из рощи какого-то бездомного щенка, дворнягу! И еще смеялся как дурак, говорил, из него хорошая охотничья собака выйдет. Так теперь этот пес у него в комнате спит. И он его гладит, когда книжки читает. И уже выучил разным штукам. А ножик мой где? «Спасибо»— и больше ничего. Только «спасибо»и сказал. — Карл уже перешел на шепот и, пригнувшись, подался вперед.
В последней, отчаянной попытке спастись Адам отпрыгнул назад и заслонил лицо руками. Карл двигался рассчитанно и уверенно. Вначале кулак только примерился, легко и осторожно, а уж потом пошла сосредоточенная, леденяще бесстрастная работа: сильный удар в живот — и Адам уронил руки; тотчас последовали четыре удара в лицо. Адам услышал, как хрустнул сломанный нос. Он снова прикрыл лицо, и Карл всадил кулак ему в грудь. Адам смотрел на брата отрешенно и потерянно, как приговоренные к казни смотрят на палача.
Вдруг, сам того не ожидая, Адам наугад выбросил руку вверх, и ни на что не нацеленная, вялая кисть описала в пустоте безобидную дугу. Карл поднырнул под занесенную руку: бессильно упав, она обвилась вокруг его шеи. Адам повис на брате и, всхлипывая, прижался к нему. Квадратные кулаки месили его живот, взбивая там подступавшую к горлу тошноту, но Адам висел на брате и рук не разжимал. Время для него остановилось. Он чувствовал, что брат повернулся боком и старается раздвинуть ему ноги. Колено Карла, протиснувшись между колен Адама, поползло вверх, грубо царапая пах, и — резкая боль белой молнией пропорола Адама насквозь, отдавшись во всем теле. Руки разжались. Он согнулся пополам, его рвало, а хладнокровное уничтожение продолжалось.
Удары врезались в виски, в скулы, в глаза. Он сознавал, что губа у него разорвана и болтается лоскутами, но теперь на него словно надели плотный резиновый чехол, кожа его словно задубела под ударами. Он тупо недоумевал, почему ноги у него до сих пор не подкосились, почему он не падает, почему не теряет сознания. Удары сыпались нескончаемо. Ему было слышно, как брат дышит, часто и отрывисто, точно молотобоец; в синюшном свете звезд, сквозь потоки разбавленной слезами крови он видел его перед собой. Пустые невинные глаза, легкая улыбка на влажных губах. Он смотрел на брата, и вдруг — яркая вспышка, и все погасло.
Карл застыл над ним, судорожно глотая воздух, как запыхавшаяся собака. Потом, потирая на ходу разбитые костяшки пальцев, деловито зашагал назад, к дому.
Сознание к Адаму вернулось быстро, и в тот же миг ему стало жутко. В голове муторно перекатывался туман. Тело отяжелело, налитое болью. Но про боль он забыл почти сразу. По дороге приближались шаги. Его охватил инстинктивный, смешанный со злобой животный страх. Приподнявшись на колени, Адам дотащился до обочины, вдоль которой шла поросшая высокой травой канава. Вода покрывала дно примерно на фут. Очень осторожно, стараясь не выдать себя плеском, Адам сполз в воду.
Шаги были уже совсем рядом, потом они замедлились, потом отдалились, потом опять вернулись. Из своего убежища Адам видел лишь неясно проступавшее в темноте пятно. Чиркнула спичка, сера вспыхнула голубым огоньком, который, разгоревшись, высветил лицо брата — со дна канавы оно казалось нелепо перекошенным. Карл поднял спичку повыше, внимательно огляделся по сторонам, и Адам увидел, что в правой руке брат держит топор.
Спичка догорела, и ночь стала чернее, чем прежде. Карл медленно отошел от обочины, снова зажег спичку, потом еще одну. Он осматривал дорогу и искал следы. Наконец ему это надоело. Размахнувшись, он забросил топор далеко в поле. И быстро пошел прочь, к мерцавшим вдали огням городка.