К востоку от Эдема

Стейнбек Джон Эрнст

Стукнула входная дверь, пришел Адам. Ли тоже услышал его и кинулся в прихожую.

— Шериф пришел, — предупредил он.

Адам вошел в гостиную и, улыбаясь, подал Куину руку.

— Здравствуй, Гораций! Ордер при себе? — Старая шутка, но срабатывает безотказно.

— Привет, — отозвался Куин. — Твой помощник собирался напоить меня кофе.

Ли скрылся в кухне и загремел тарелками.

— Что-нибудь случилось? — спросил Адам.

— В моей работенке всегда что-нибудь случается. Дай сначала кофейку испить.

— Говори, не стесняйся. Ли

все равно услышит. Даже через закрытую дверь. У меня от него секретов нет. Бесполезно — обязательно разузнает.

Вошел Ли с подносом. Он улыбался, едва заметно, словно своим мыслям, разлил кофе и исчез. Адам снова спросил:

— Что-нибудь серьезное, Гораций?

— Нет, не очень. Скажи, ты не развелся с той особой?

Адам весь напрягся.

— Нет, а что?

— Сегодня ночью она с собой покончила.

Лицо у Адама исказилось, на покрасневших глазах выступили слезы, рот задергался. Он старался не дать волю чувствам, но потом упал лицом на стол и зарыдал.

— Бедная ты моя, бедная… — твердил он.

Куин терпеливо ждал, пока Адам успокоится. Через некоторое время тот взял себя в руки и поднял голову.

— Ты уж прости, Гораций.

Пришел Ли, вложил в руки Адаму смоченное в воде полотенце. Тот послушно протер лицо, отдал полотенце назад.

— Совсем не думал… — виновато сказал он. — Что я должен сделать? Я заберу ее. Сам похороню. — Я не стал бы, — возразил Гораций. — Впрочем, если считаешь, что это твой долг… Но я не за этим пришел. Он вытащил сложенный листок из кармана и протянул Адаму. Тот отпрянул.

— Это… это ее кровь?

— Да нет, не ее, не бойся. Прочти.

Адам прочитал и уставился в бумагу, словно за написанными двумя строками увидел что-то еще.

— Ведь он… он не знает, что она его мать, — сказал он.

— Как не знает? Ты что, никогда не рассказывал?

— Никогда.

— Вот тебе на… — протянул шериф.

— Не захочет он от нее ничего, — убежденно произнес Адам. — Давай порвем это, и дело с концом. Если узнает, ничего от нее не захочет.

— Не имеем права — порвать-то, — сказал Кунн. Мы и так кое в чем нарушили. Деньги она в банке хранит, в собственном сейфе. Неважно, где я раздобыл завещание и ключи. Решил не дожидаться судебного предписания и сам сходил в банк, чтобы проверить. — Шериф умолчал о том, что хотел, кроме того, посмотреть, нет ли там других фотографий. — Старина Боб все понял. Мы вдвоем сейф открыли, но никто это не докажет. Так вот, там больше ста тысяч в золотых сертификатах и наличные. Сколько там пачек — не считал. Одни деньги в сейфе, и ни единой вещицы, ничего, понял?

— Совсем ничего?

— Бумага еще есть — брачное свидетельство.

Адам откинулся в кресле. Взгляд принял отсутствующее выражение, и сам он заволакивался незримой пеленой, закрывающей его от других людей. Однако чашку на столе заметил, отхлебнул кофе и спросил спокойно:

— Что я, по-твоему, должен сделать?

— Скажу только, что я бы сделал на твоем месте, ответил шериф.Впрочем, ты вовсе не обязан слушаться моего совета. Я бы немедленно

позвал парня и все ему рассказал — с самого начала до самого конца. Объяснил бы, почему раньше молчал. Сколько ему сейчас?

— Семнадцать.

— Взрослый мужик. Все равно потом узнает. Лучше уж сразу выложить, ничего не утаивать.

— Кейл и сейчас знает, — задумчиво проговорил Адам. — Интересно, почему она именно на Арона записала?

— Бог ее ведает. Ну, что решил?

— Ничего не решил. Поступлю, как ты говоришь. Ты побудешь со мной?

— Побуду, побуду.

— Ли, — позвал Адам, — скажи Арону, чтобы спустился. Он ведь пришел домой?

Ли появился в дверях. Его тяжелые веки на миг прикрылись, потом поднялись.

— Еще не пришел. Может, он в колледж уехал.

— Нет,он бы мне сказал. Понимаешь, Гораций, мы на праздник шампанского хватили. А Кейл где?

— У себя, — ответил Ли.

— Позови его. Пусть придет. Он наверняка знает.

Плечи у Кейла были опущены и выдавали усталость, но лицо, хоть и осунулось, было непроницаемое и настороженное, и вообще он смотрел вызывающе.

— Где брат, не знаешь? — спросил Адам.

— Не знаю.

— Ты что, совсем его не видел?

— Совсем.

— Два дня дома не ночует. Куда же он подевался?

— Откуда я знаю? — сказал Кейл. — Я не сторож ему.

Адам вздрогнул, совсем незаметно, и опустил голову. В самой глубине его глаз вспыхнул на миг и погас ослепительно-яркий голубой огонь.

— Может, он на самом деле в колледж уехал, — хрипло выдавил он. Губы у него отяжелели, и речь стала похожа на бормотанье спящего. — Как ты думаешь, в колледж уехал?

Шериф Куин поднялся с кресла.

— Ладно, мне не к спеху. А ты ложись, отдохни. Тебе надо в себя прийти.

Адам поднял голову.

— Да-да, лягу. Спасибо тебе, Джордж. Большое тебе спасибо.

— Джордж? Почему Джордж?

— Большое тебе спасибо, — повторил Адам.

Шериф ушел, Кейл поднялся к себе, а Адам откинулся в кресле и сразу же уснул. Рот у него открылся, он захрапел.

Ли немного постоял подле него и пошел в кухню. Там он приподнял хлебницу и достал из-под нее небольшой переплетенный в кожу томик с полустершимся золотым тиснением — «Размышления Марка Аврелия»в английском переводе. Он протер очки кухонным полотенцем и начал листать книгу. Потом заулыбался, найдя то, что искал. Читал он медленно, шевеля губами.

«Ничто не постоянно. Приходит и уходит и тот, кто помнит, и то, что помнится.

Наблюдение показывает, что все происходит из перемен. Размышление подсказывает: ничто так не угодно природе мира, как изменять вещи и создавать новые, на них похожие. Все сущее есть семя, из какового произрастает будущее «.

Несколькими строчками ниже он прочитал: «Ты скоро умрешь, но подступающее небытие не облегчает твой удел и не освобождает от треволнений; ты все еще подвержен внешним опасностям и не можешь быть равно добрым к каждому. Еще не срок ограничить мудрость единственно справедливыми поступками».