К западу от смерти
Шрифт:
— Что ты хочешь? — так же шепотом спросил индеец.
У него был чудовищный акцент. Я с трудом разобрал его слова.
И задумался… А чего я действительно хочу? Что я ожидал услышать от него? Признание в убийстве? Совет, как сбежать из этого города? Слова утешения?.. Наверное, все вместе. Но я не был уверен, что он ответит на все мои вопросы. Как-то совершенно стерлось из памяти, что я хотел схватить его за горло и вырвать у него признание. Вся злость ушла… Здесь она только помешала бы мне. А может, послужила бы причиной моей смерти.
— Я хочу понять, — прошептал я. — Понять все, что со мной случилось. Почему так вышло? Как это прекратить?
— Ответ в книге.
— В какой? В рукописи? Но я ничего не могу понять… Какое отношение она имеет ко мне?
— Дойди до конца.
— Но…
— Дойди до конца, если не хочешь плясать в петле.
— Что вы хотите сказать, — я похолодел.
— Дойди до конца. Читай.
Я вдруг понял, что держу в руках серую папку. Как она здесь оказалась, не представляю. Выходя из номера, я взял лишь бутылку. Пустую бутылку… потом разбил ее. Порезался… Я посмотрел на руку, порез был на месте. Но осколок бутылки куда-то пропал. Вместо него я сжимал рукопись.
Как сомнамбула я открыл ее и начал читать, не обращая внимания на сидящего
Семь лет прошло с тех пор, как Танцующий спустился к людям во второй раз. Все эти годы провел он в бесконечных странствиях. Пересекал он моря и пустыни, горные хребты и дремучие леса. От города к городу, от деревни к деревне ходил он и танцевал людям свою истину. И не знали его ноги усталости.
Многие стали его учениками и последователями. Еще больше было тех, кто осмеивал и хаял его. Но невозмутим оставался дух Танцующего. С радостью принимал он добрые слова и с улыбкой слушал проклятия, которые кричали ему вслед.
На исходе седьмого года понял Танцующий, что пора возвращаться туда, откуда начал он свой танец в мире людей, — в город по имени Печальная собака.
И в день, когда решил он отправиться в путь, подошла к нему на улице старуха в темных одеждах.
— Много слышала я про Танцующего, — сказала она. — Наконец-то вижу я того, кого называют возмутителем покоя.
— Не знаю, удача это твоя или невезение.
— Ни то ни другое, Танцующий. Это судьба.
— Твоя или моя?
— Одно без другого не бывает. Все связано. Нам лишь нужно понять, для чего был завязан этот узел.
— И как ты думаешь, для чего? — с улыбкой спросил Танцующий. — Только думай быстрее, женщина, потому что спешу я в город по имени Печальная собака.
— Тебя там кто-то ждет?
— Каждого из нас кто-то где-то ждет. Правда, редко можно знать, где и кто… Но встреча расставит все по своим местам… Так что, женщина, поняла ты, для чего был завязан узел нашей встречи?
— Нет, Танцующий. Мне от тебя ничего не нужно. Да и тебе от меня тоже. Но не просто так встречаются посреди дня пророк и старуха в темных одеждах.
Старуха задумчиво посмотрела на Танцующего.
— Знаешь, — сказала она вдруг, — давай я погадаю тебе. Может, для того мы и повстречались?
— Я не верю гаданиям, женщина. Слишком часто ясновидцы и предсказатели всех мастей в ответ на стук в их дверь спрашивают: «Кто там?».
— Но можешь ты потешить старуху? Дай свою ладонь, пророк.
Она взяла руку Танцующего и долго рассматривала переплетение линий на его ладони.
— Ну и что ты там увидела, женщина? — с улыбкой спросил Танцующий. — Уж не ждет ли меня моя дюжина верблюдов?
— Лучше бы я увидела дюжину верблюдов, — мрачно изрекла старуха и отпустила руку Танцующего. — Петлю увидела я, пророк. Станет для тебя город по имени Печальная собака самым печальным местом в этом мире.
На мгновение набежала тень на лицо Танцующего. Словно облако закрыло солнце. Но, немного помолчав, улыбнулся он снова и сказал:
— Что ж, зато окажу я услугу этому городу. Надолго запомнят люди город по имени Печальная собака, где Танцующий станцевал последний раз в петле.
— Почему ты шутишь со смертью? Тебе неведом страх? Или, может быть, боги подарили тебе бессмертие?
— Нет, женщина. У меня есть свой бог, но он умрет вместе со мной. Как он мог подарить мне то, чем не обладает сам? И страх знаком мне. Пеньковая веревка — самое мерзкое, что придумали люди после того, как выдумали судейство. Но что я могу поделать?
— Не иди в этот город. Судьбу изменить очень просто, пророк. Один маленький шаг в сторону уведет тебя на совсем другую дорогу. Сделай этот шаг, Танцующий. Что один шаг для того, кто всю жизнь кружился в танце? Сделай шаг, пророк.
— Человек и его судьба — единое целое. И изменить то, что предначертано, — значит стать другим человеком. Танцующего, которого называют возмутителем покоя, ждет смерть в городе по имени Печальная собака. Пусть так. Но если не пойдет он в этот город навстречу своей гибели, перестанет он быть Танцующим. Станет он кем-то иным. И кто знает, не превратится ли он в чудовище?..
— Лучше быть живым чудовищем, чем мертвым пророком.
— Так говорит твоя истина. Моя учит, что лучше быть самим собой. Пускай даже в петле.
— Жаль, Танцующий. Не в добрый час встретил ты старуху в темных одеждах. Но все-таки мы поняли, для чего был завязан узелок этой встречи.
— Прощай, женщина. И если сможешь, расскажи внукам своим о городе по имени Печальная собака. И о том, что слишком любят там пеньковые веревки.
С этими словами повернулся Танцующий и пошел навстречу своей петле.
Путь в город по имени Печальная собака лежал через море. Дни и ночи проводил Танцующий на палубе большого корабля. Не хотел он ни пить, ни спать. С каждым взмахом длинных весел приближалось его последнее испытание. Хотел он быть готовым к нему. И так говорил в сердце своем:
Даже звезды гаснут. А ты, Танцующий, даже не палец, указывающий на звезды. Почему же ты не можешь прогнать из сердца печаль? Страх и сомнения кусают тебя? И спать не дают их блошиные укусы?
В чем же сомневаешься ты? Уж не между ли победой и поражением мечется дух твой, как собака, потерявшая хозяина? Поистине, еще немного, и будешь ты, поджав хвост, ластиться к тем, кто кинет тебе жирный кусок утешения.
Но видел ли ты когда-нибудь победу или поражение? Повергающий и поверженный — разве не две стороны одной монеты? Вернее, одна сторона двух монет? Так стань третьей стороной!
Что есть поражение? Может быть, это: загнать насмерть свой дух, стремясь успеть за ускользающей истиной? Или: наклониться к источнику, чтобы утолить жажду любви и разглядеть в своем отражении звериный оскал похотливца? Или: пасть от руки героя, спасающего мир от тебя? Но если любишь ты этот мир?! А может, это: встретить свою смерть в самом конце своей жизни?
И как узнать победу? Что это? Одолеть дракона, чтобы занять его место в мрачной пещере? Или стать самому вместилищем драконов, отвергая из-за гордости руку помощи? А может это: вызреть, питаясь соками земли и быть сорванным рукой голодного, не дожидаясь, пока червоточина разъест изнутри твою сочную мякоть?
Нет ни побед, ни поражений. Есть только путь и тот, кто по этому пути идет. И каждый один на своем пути. Так кто же может повергнуть тебя? Только ты сам. Но чьей это будет победой и чьим поражением?
Будь третьей стороной монеты, Танцующий. Стань сорванным плодом…
Так говорил Танцующий в сердце своем, пока
Я сидел в номере. В продавленном кресле… Не было никакого костра, не было тьмы вокруг и не было индейца… Ничего. Я тихо застонал.
Глава 11
«Нет ни побед, ни поражений. Есть только путь и тот, кто по этому пути идет»… Я снова и снова перечитывал эту строчку. Странным образом она меня успокоила. Может, пребывание в этом городе и есть часть моего пути? И я должен пройти до конца?.. И вовсе не важно, что будет в конце этого пути. Главное — я прошел. И все остальное теряет смысл…
Я боялся выходить из номера. Боялся даже подходить к окну… Рукопись заканчивалась, осталось совсем немного страниц, а значит, вот-вот должно было что-то произойти. Хорошего я не ждал.
Несколько раз кто-то стучал в мою дверь. Я спрашивал: «Кто?», но мне не отвечали. Не знаю, может, это был хозяин. Может, еще кто-то. Я не хотел рисковать. На всякий случай, я забаррикадировал шкафом дверь. Вряд ли это поможет, но все же так мне было спокойнее.
У меня не было еды, но с этим приходилось мириться. По моим расчетам, закончить чтение я должен был совсем скоро. До этого времени с голоду я не умру. Хуже было то, что в номере не осталось ни капли виски. Мне бы сейчас не помешала бутылка-другая. Слишком уж были расшатаны нервы. Я вздрагивал от малейшего шороха. Но обратиться к хозяину меня не заставило бы сейчас ничто. Неизвестно, что он еще может выкинуть…
Кто же он такой? Почему, стоит к нему обратиться за помощью, я тут же оказываюсь в иной реальности? Если, конечно, эта иная реальность не только в моем сознании. Может, это сам дух отеля? Или всего города… Города призраков. Города псов…
Я строил предположения одно фантастичнее другого. Это единственное, что мне оставалось делать… Но ни одно из них не могло объяснить того, что со мной происходит. Только при одном варианте все сходилось — если допустить, что я и в самом деле просто сошел с ума.
Но ведь так вдруг с ума не сходят. Я всегда был абсолютно нормален, никаких проблем с психикой. Никаких намеков, даже самых слабых, на отклонения… Не могла же только смерть друга сделать меня психически больным. Не могла… Но это было бы единственным исчерпывающим объяснением всему. И я все больше и больше начинал этому верить.
Самое ужасное было в том, что я ничего не мог предпринять.
Как бы то ни было, мир сошел с ума или я сам, выход я видел только в том, чтобы идти туда, куда меня ведут. Я пытался вырваться, пытался сыграть в свою игру, но каждый раз он, она, оно или они… Словом, это нечто оказывалось сильнее. Да что там сильнее! У меня не было ни единого шанса. Со мной играли, как опытный матадор играет с быком-однолеткой.
Но что это за игра? Кто мой противник? Каковы правила? Каков выигрыш?.. Этого я не знал, что давало противной стороне дополнительное преимущество. Хотя у них и без этого хоть отбавляй…
Все, что мне оставалось, — читать. Читать и пытаться понять, как моя жизнь связана с этой рукописью. Вполне может быть, что я так ничего и не пойму. Но это мой единственный шанс. Пока я не переверну последнюю страницу, из города меня не выпустят. Впрочем, меня могут не выпустить, даже если я узнаю, чем там кончилось дело. А может, тогда я и сам не захочу уезжать отсюда…
И я читал. Читал, стараясь загнать поглубже свой страх. Читал, не обращая внимания на резь в глазах и острый голод. Я постепенно растворялся в рукописи. Все мои мысли и ощущения словно принадлежали другому человеку. Так бывает, если покурить травки, когда сильно болит зуб, — боль не проходит, но тебе на нее наплевать, будто зуб болит у другого… Примерно то же, только во много раз сильнее, происходило сейчас со мной.
И из головы у меня не шли слова старого индейца: «Дойди до конца, если не хочешь плясать в петле»… Я не хотел.
Едва сошел на берег Танцующий, окружили его со всех сторон его ученики, которые ждали его семь долгих лет.
И радовалось сердце Танцующего, когда смотрел он в глаза своим ученикам. Непреклонную волю видел он в них и несгибаемое мужество. И у каждого в глазах были его собственный бог и собственная истина. И у каждого в глазах отражалось право говорить «я хочу».
И так обратился к своим верным ученикам Танцующий.
— Львов вижу я перед собой. И будь у Танцующего душа зайца, порадовался бы я быстроте своих ног! Непреклонны были вы на пути к свободе. И пусть столь же непреклонной будет теперь ваша свобода. Завоевали вы право говорить «нет» даже своему долгу. И об это «нет» разбивался сам мир.
Охотник разрушает себя. Воин разрушает мир. Но пришло время созидать.
Настал час третьего превращения духа. Теперь должен он вырасти из воина в пророка.
Это самое трудное превращение. Но любите вы все самое трудное.
К чему еще быть пророком? — вопрошают ваши сердца. Разве недостаточно того, что нами завоевано право следовать своей воле? И разве мало нам самой воли? — так спрашивают глаза ваши.
Так танцую я: всего лишь завоевали вы право подойти к скрижалям. Теперь нужно еще высечь на них свою волю.
Вернуться к началу начал, к истоку всех истоков и оттуда начать создавать свой мир — вот воля пророка, которую выбивает он на скрижалях. И пусть это отныне станет вашей волей.
Там, на берегу седого океана, среди неприступных утесов найдете вы каменные плиты и выбьете на них свои руны.
Не создавать своих богов, а самому стать богом — вот отныне ваша цель. И стать таким богом, которого может вынести только ваш дух.
Ребенку должен уподобиться пророк. Ребенок — это новое начинание, чистота и невинность. Через познание создает он свой мир и утверждает его. Ребенок — только утверждение, братья мои по вере. Пусть каждый из вас станет еще ребенком и утверждением.
Охотник может убить из засады льва. Охотник сразит его в открытом бою. Но ребенок, братья мои, положит руку на густую гриву, и лев будет мурлыкать, как котенок. И пойдет он туда, куда поведет его воля ребенка. Ибо чиста эта воля. Нет в ней тяжелого и мрачного «ты должен». Нет в ней жестокого «я хочу». Самого «я» не знает воля ребенка. Весь этот новый мир вмещает она в себя. И равны становятся все вещи этого мира…
Ступайте, братья мои по истине. Больше не нужен вам Танцующий. Выполнил он свое предназначение. И опустел, наконец, кувшин его.
Сами вы вскоре станете Танцующими. И пусть волей вашей будет созидание нового мира в себе.
А меня ждут в городе по имени Печальная собака. Уже слышу я стук молотков. Уже вижу, как завязывают узел на пеньковой веревке. Не хочу лишать я плотников и палачей оправдания их существования.