К. Р.

Говорушко Эдуард Лукич

Устроители, оформлявшие научные итоги выставки, не могли об этом не думать. С массой сложностей столкнулись сотрудники Академии наук и при подготовке к изданию сочинений Пушкина. Находки, первые пушкиноведческие исследования неоднократно выходили за пределы компетенции, финансовых, штатных возможностей комиссии, занимавшейся подготовкой материалов. Появлялось ощущение, что огромное пушкинское наследие требует специального учреждения, где бы оно хранилось и изучалось.

Пока же приводилось в порядок накопленное. Многочисленные реликвии, пожертвованные организациями и частными лицами, складывались в ящики, опечатывались и хранились в стенах Академии. Внучка Анны Керн подарила, например, портрет бабушки и ее скамеечку, на которой сиживал Пушкин. Вещи и книги поэта передали А. А. Бахрушин, А. Ф. Кони, Н. К. Пиксанов, Н. А. Котляревский и А. Ф. Отто-Онегин.

Последний, кстати, жил в Париже и всю жизнь приобретал и собирал всё, связанное с именем любимого поэта, взяв даже фамилию его героя. Под конец жизни в его трехкомнатной квартире на Елисейских Полях образовался настоящий музей, в котором было много автографов писателей. Умер Александр Федорович Отто-Онегин в 1925 году, завещав все свое состояние России.

Великий князь Константин Константинович неоднократно отправлял представителей Академии наук в Англию к графине Торби. Эта история в пересказе артиста балета Сергея Лифаря звучит так:

«На одном из благотворительных спектаклей, который давали в Ницце, я познакомился с внучкой Пушкина леди Торби. [52] Леди Торби была исключительно любезна с Сергеем Павловичем Дягилевым — он ее совершенно очаровал — и обещала ему оставить в завещании одно из писем Пушкина к невесте Н. Н. Гончаровой, которое она ревниво хранила у себя и не только не опубликовала, но и никому не показывала. Леди Торби рассказала Сергею Павловичу, что после того, как она вышла замуж за Великого князя Михаила Михайловича и ему было запрещено государством жить в России, она поклялась, что не только она, но и принадлежащие ей письма ее деда никогда не увидят в России. Слово свое она сдержала. Российская Академия наук неоднократно командировала своих представителей в Англию — графиня Торби их не принимала. Писал ей и бывший Президент Императорской Академии наук Великий князь Константин Константинович. Убеждал внучку Пушкина „передать России русское достояние“. „Вы бы читали его письма! Константин Константинович смел мне писать, что я обязана передать в Академию мои письма, что они — не мои, а их, так как они чтут память великого поэта, который принадлежал не семье, а всей стране. Хорошо же они 'чтут память великого поэта': за то, что Великий князь женился на внучке Пушкина, они выгоняют его из России, как будто он опозорил их своей женитьбой. Никогда, клянусь, они ничего не увидят от меня, ни одного клочка, исписанного моим дедом. А у вас, Сергей Павлович, будет хороший автограф, скоро будет, т. к. мне недолго осталось жить“. Леди Торби оказалась пророком — через несколько месяцев она умерла. Дягилев стал бредить письмом Пушкина и поставил себе целью во что бы то ни стало, чего бы ему это ни стоило иметь не один обещанный ему автограф, а все 11 писем Пушкина. Совсем незадолго до смерти он добился своего. Великий князь Михаил Михайлович нуждался, болел, плохо разбирался в чем бы то ни было. Дочерей Сергей Павлович подкупил своим шармом, и за совершенно ничтожную сумму (чуть ли не 30 тыс. франков) Дягилев приобрел это бесценное русское сокровище».

52

Софья Николаевна де Торби (1868–1927) — графиня, дочь старшей дочери А. С. Пушкина Натальи Александровны от ее брака с принцем Дома Нассау Николаем Вильгельмом. Брак был морганатическим, и Наталья Александровна получила для себя и своих потомков титул графов Меренберг. Их дочь Софья Николаевна Меренберг в 1891 году вышла замуж за Великого князя Михаила Михайловича (1861–1929), внука Николая I, тоже морганатическим браком, и Великий герцог Люксембургский, приходившийся Софье Николаевне дядей, дал ей титул графини де Торби. Бракосочетались внук царя и внучка поэта в Италии, городе Сан-Ремо, не испросив согласие родителей Великого князя и Императора Александра III (чего требовал закон), брак был не признан в России, и супруги вынуждены были жить за границей, в основном в Великобритании и Франции (в 1908 году Великий князь издал в Лондоне посвященный жене автобиографический роман «Не унывай», где осудил брачные законы для лиц царской крови). — Прим. ред.

Сразу заметим, что графиня Торби эмоционально подошла к истории своего замужества: речь шла не о «позоре», а о жесточайших законах, действующих для монархических браков.

В юбилей были предприняты первые попытки приобрести в собственность Академии наук и личную библиотеку Пушкина — ту, что была в квартире поэта на Мойке.

После смерти поэта его книги, упакованные в ящики-тюки, хранились в кладовых Гостиного двора, потом долго кочевали по различным имениям и подвалам, пока не оказались в сельце Ивановском Бронницкого уезда Московской губернии, владельцем которого был внук поэта Александр Александрович Пушкин. После переписки с ним было получено разрешение на приезд специалиста для ознакомления с состоянием библиотеки. К внуку Пушкина Академия направила известного исследователя Б. Л. Модзалевского. Он приехал в сельцо Ивановское осенью.

«Я встретил со стороны Александра Александровича Пушкина самый радушный прием и полное содействие. Библиотека поэта оказалась в очень плачевном состоянии: многие книги были попорчены сыростью и мышами, многие были помяты и растрепаны. Их спешно разобрали… уложили в 35 ящиков и отправили до станции Бронницы на подводах, а затем — по железной дороге. В Петербурге книги временно сложили в одной из комнат славянского отделения Библиотеки Академии наук, где их начали постепенно описывать. Таким образом, библиотека Пушкина, свыше 60 лет странствовавшая с места на место и подвергавшаяся всевозможным случайностям, снова, хотя, конечно, и не в полном виде, вернулась в Петербург — на этот раз уж навсегда.

В библиотеке поэта 3560 томов. Названий же меньше — 1522, ведь есть названия, состоящие из ряда томов. Больше половины книг — на 16 иностранных языках: Пушкин знал французский, итальянский, испанский, латинский, греческий и несколько славянских языков. Длительное постраничное обследование было вознаграждено: обнаружены бесценные записи поэта на полях и вложенных записках.

Самая древняя книга — „Божественная комедия“ Данте, 1596 года; одна из уникальных— „Путешествие из Петербурга в Москву“ Радищева с пушкинской надписью: „Экземпляр, бывший в тайной канцелярии. Заплачено двести рублей“».

Уникальную библиотеку, однако, предстояло еще купить. Внук поэта был согласен на продажу, боялся, «чтобы она не перешла в частные руки». Просил он за всё собрание 18 тысяч рублей. Великий князь успешно провел переговоры с правительством, деньги были выделены. Эта библиотека, ставшая собственностью Академии наук, легла в основу будущего Пушкинского Дома. Потом вышел первый том Полного академического собрания сочинений Пушкина, было приобретено в казну имение Пушкиных — Михайловское, отреставрирована и взята под охрану могила поэта в Святогорском монастыре.

* * *

Юбилейные торжества шествовали по всей России. В Петербурге в Казанском соборе в честь поэта состоялось богослужение, торжественное и благолепное. Между литургией и панихидой Владыка говорил о Пушкине как о христианине.

«С утра до вечера дождь, к ночи буря. До 10-ти я уже был в Соборе; митрополит облачался, в большом храме почти пусто, из знатных никого. Попозже стали съезжаться: гр. И. И. Толстой, Зверев, Майков, Милица и Стана со своими свитами, внук поэта, гвардейский стрелок поручик Пушкин. Владыко произнес Слово; может быть, его осудят, но, по-моему, он не мог говорить иначе: нельзя обелять того, что черно, оставаясь верным правде. Он указал на пререкаемость имени Пушкина, на резкую двойственность его натуры, его нехристианское и христианское. Последнее восторжествовало», — записал в дневник К. Р.

Большой зал Петербургской консерватории, где 26 мая 1899 года под председательством президента проходило торжественное собрание, посвященное юбилею Пушкина, с трудом вмещал всех пришедших: Великие князья и княгини, сановники, министры, дамы, люди разных сословий, военные, учащиеся. Среди цветов, освещенный ярким электрическим лучом, возвышался бюст Пушкина, перед ним — оркестр, музыканты облачены в красные мундиры. Константин Константинович держал речь, закончив ее такими словами: «Если по лицу нашего обширного Отечества повсеместно празднуют сотую годовщину рождения этого певца из певцов, то где, как не в столице, которую воспел он в дивных стихах, и кому, как не Академии, коей он был лучшим украшением, восторженно воскликнуть: да живет вовеки в русских сердцах имя Пушкина — любовь, гордость и слава России!»

В заключение была исполнена кантата на слова К. Р. В этот счастливейший миг его жизни Великий князь опустил голову, чтобы никто не видел его слез.

Во время пушкинских торжеств и после них на имя Константина Константиновича Романова пришло множество писем и телеграмм. Великому князю написала и младшая дочь поэта Мария Александровна Гартунг, для которой Константин Константинович добился существенного увеличения пенсии. Она благодарила Великого князя трогательным письмом:

«Ваше Императорское Высочество! За волнением радостно пережитых дней я не могла собраться с мыслями, чтобы выразить Вам глубокую милость, обеспечивающую закат моей жизни. Вы, Ваше Высочество, были моим Высоким ходатаем перед нашим Всемилостивейшим Государем и тем самым способствовали дальнейшему исполнению обещания Вашего Державного Деда моему умирающему отцу: пещись о его осиротелой семье.