Кабачок нью-фаундлендцев
Шрифт:
Внутри лежал листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком:
«Прошу никого не винить в моей смерти и не искать причин моего поступка.
Здесь изложена моя последняя воля. Завещаю все, что имею, вдове Бернар, которая всегда была добра ко мне. Поручаю ей передать мой золотой хронометр моему племяннику, которого она знает, и проследить, чтобы меня похоронили на кладбище в Фекане, рядом с моей матерью».
Мегрэ от удивления вытаращил глаза.
— Подписано: «Октав Фаллю», — закончил он вполголоса. — Как
— Неизвестно. Его нашли в почтовом ящике. И кажется, это действительно почерк покойного. Наш комиссар тут же уведомил прокуратуру.
— И все-таки его задушили. А себя самого задушить нельзя, — проворчал Мегрэ.
За общим столом было шумно, на блюде розовела редиска.
— Обождите минутку, я сейчас перепишу письмо. Ведь вы должны его забрать?
— Специальных указаний я не получал, но полагаю…
— Да. Оно должно быть приложено к делу.
Немного погодя, с копией письма в кармане, Мегрэ неторопливо оглядывал столовую, где перерывы между блюдами тянулись не меньше часа. Мари Леоннек все время смотрела на него, не решаясь прервать его хмурые размышления. Только г-жа Мегрэ вздохнула, поглядев на недожаренные эскалопы:
— А все-таки в Эльзасе нам жилось бы получше…
Не дожидаясь десерта, Мегрэ поднялся и вышел. Ему не терпелось снова увидеть «Океан», порт, матросов. По дороге он ворчал:
— Фаллю знал, что скоро умрет. Но знал ли он, что будет убит? Быть может, он хотел заранее спасти своего убийцу или просто собирался покончить с собой? Кто мог бросить в почтовый ящик комиссариата этот желтый конверт? На нем ни марки, ни адреса.
По-видимому, новость эта уже распространилась по городку, потому что не успел Мегрэ подойти к «Океану», как его окликнул директор «Французской трески» и со злобной иронией в голосе полюбопытствовал:
— Выходит, Фаллю сам себя задушил? А кто же нашел это письмо?
— Лучше скажите мне, кто из офицеров «Океана» находится еще на борту?
— Никто. Помощник капитана отправился кутить в Париж. Главный механик уехал к себе в Ипор и вернется только к концу разгрузки.
Мегрэ еще раз осмотрел капитанскую каюту. Узкое помещение. Кровать, покрытая грязным стеганым одеялом; шкаф, вделанный в переборку. Голубой эмалированный кофейник на столе, покрытом клеенкой. В углу сапоги на деревянной подошве.
Здесь было темно, пыльно и все пропитано едким запахом, царившим на судне. На палубе сушились тельняшки. Мегрэ чуть не шлепнулся на мостике, жирном от рыбьих отбросов.
— Что-нибудь нашли?
Комиссар пожал плечами, еще раз с мрачным видом оглядел «Океан» и спросил у одного из таможенников, как добраться до Ипора.
Это была деревня у подножия скалы, в шести километрах от Фекана. Несколько рыбачьих домиков. Вокруг немногочисленные фермы, виллы, которые сдаются с мебелью на летний сезон, и единственная гостиница.
На пляже снова купальные костюмы, дети и мамаши с вязаньем или вышиванием в руках.
— Скажите, пожалуйста, где дом господина Лабержа?
— Главного механика «Океана» или фермера?
— Механика.
Ему указали на домик с палисадником. Когда он подходил к выкрашенной в зеленый цвет двери, изнутри до него донесся шум спора. Два голоса — женский и мужской, но слов не разобрать. Комиссар постучал.
Все смолкло. Послышались шаги. Дверь отворилась, и на пороге показался высокий худой мужчина. Он недоверчиво и злобно оглядел Мегрэ.
— Что вам нужно?
Женщина в домашнем платье быстро приводила в порядок растрепанные волосы.
— Я из уголовной полиции и хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Входите.
На полу сидел и плакал малыш, отец грубо толкнул его в соседнюю комнату, где Мегрэ заметил кровать.
— Ты можешь оставить нас одних? — бросил Лаберж жене.
У нее тоже были красные глаза. Должно быть, ссора разразилась во время завтрака, так как на тарелках еще оставалась еда.
— Что вы хотите узнать?
— Когда вы в последний раз были в Фекане?
— Нынче утром — ездил туда на велосипеде: совсем ведь не весело целый день слушать, как скулит жена. Долгие месяцы проводишь в море, надрываешься. А вернешься домой… — Он все еще злился. Правда, от него сильно несло спиртным. — Все они одинаковые! Ревность и тому подобное. Они думают, что у нас на уме одни только девки. Вот послушайте. Она колотит мальчишку, срывает на нем злость.
И в самом деле, в соседней комнате орал ребенок и слышался голос женщины:
— Ты замолчишь? А? Замолчи сейчас же! Слова эти, должно быть, сопровождались оплеухами или тумаками, так как ребенок ревел еще пуще.
— Нечего сказать, веселая жизнь!
— Делился с вами капитан Фаллю какими-нибудь своими огорчениями?
Мужчина исподлобья посмотрел на Мегрэ двинул стул на другое место.
— С чего вы это взяли?
— Вы же давно плаваете вместе, правда?
— Пять лет.
— И на борту ели за одним столом?
— Всегда, кроме этого раза. Тут он вбил себе в голову, что будет есть отдельно, у себя в каюте. Но я предпочел бы вообще не говорить об этом мерзком рейсе.
— Где вы находились, когда совершилось преступление?
— В кафе. Вместе со всеми. Вам, должно быть, уже сказали об этом?
— И вы считаете, что у радиста была причина напасть на капитана?
Лаберж вдруг вспылил:
— Чего вы хотите добиться от меня своими вопросами? Что я вам должен сказать? Мне никто не поручал заниматься слежкой, слышите? С меня хватит. И этой истории, и всего остального. Настолько хватит, что я сомневаюсь, идти ли мне в следующий рейс.
— Очевидно, последний был неблестящий. Лаберж снова бросил острый взгляд на Мегрэ: