Каббалистическая астрология. Часть 3: Планеты
Шрифт:
Тот факт, что индивидуальность ученого (или мыслителя) влияет на внешние формы, в которые он облекает открываемые им законы, очевиден; однако в действительности его влияние на них, видимо, гораздо глубже; тем не менее некоторые обстоятельства как принципиального, так и психологического порядка мешают это увидеть — как самому первооткрывателю, так и благодарному человечеству. Об этом автор скажет чуть позже, а пока хочет заметить, что законы существуют не только в точных, но и в остальных науках, а также в ненаучной и антинаучной деятельности и далеко не всегда они открываются и формулируются так, как это делается в учебниках школьной геометрии. Существуют также открытия, которые осознаются и формулируются как таковые много позже их освоения, а новые законы косвенно демонстрируются их первооткрывателями на материале какой-либо конкретной деятельности, которая почему-то оказывается невероятно эффективной, так что даже отдаленные подражания первоначальному образцу имеют большой успех. Так, существуют писатели для читателей и писатели (особенно поэты) для писателей, и вторая категория часто занята тем, что открывает
Какие же обстоятельства мешают первооткрывателю осознать уровень своего персонального влияния на мир в целом и открываемый им закон в частности?
Первое, и наиболее субъективно значимое из них заключается в том, что любой человек, интенсивно включающийся в сколько-нибудь серьезное мероприятие и попадающий в напряженный информационно-энергетический поток, волей-неволей инстинктивно или осознанно пытается прямо подключиться к атманическому телу и плану, и когда такое подключение происходит в виде чуда первого ранга (прямая трансляция из атманического тела в каузальное) или второго ранга (прямая трансляция из атманического тела в ментальное), он чувствует в себе как бы Божественное участие, слышит шорох крыльев музы, голос даймона, ржание Пегаса и т. п. — во всяком случае, у него возникает безусловное ощущение причастности к его мыслям, делам и творчеству в целом некоторой объективно существующей и не зависящей от него высшей сущности. В наше время можно рассуждать не о музах, а об энергии архетипа, общественном бессознательном, Космическом Разуме, иерархах Шамбалы, в крайнем случае — старших братьях по разуму из летающих тарелок. Но как бы то ни было, современные представления человека о самом себе таковы, что прямая атманическая поддержка, без которой невозможно никакое трудное дело, как правило, воспринимается им как внешнее и не зависящее прямо от его воли вмешательство, что, безусловно, прибавляет творцу скромности, но во многих случаях и отношениях существенно удаляет его от понимания природы неожиданной помощи.
Вторая причина, по которой открывателю закона природы кажется, что поддержание закона от него не зависит, тесно связана с первой и заключается в гораздо большей связности индивидуального атманического тела и плана в целом по сравнению, например, с ментальным. Эта связность приводит к тому, что если открытие закона или создание новой структуры являются существенным моментом миссии человека (а без этого, то есть без атманической санкции, никакое серьезное открытие невозможно), то оно незримо как бы пропитывает все атманическое тело, а следовательно и буддхиальное и каузальное, которые традиционно рассматриваются как достаточно хаотичные, несвязные и управляемые ментально-обусловленной волей. А тут вдруг оказывается, что самые, казалось бы, случайные обстоятельства — часто вопреки сознательной воле человека — складываются таким образом, что открытие само идет ему в руки — ну значит, ясное дело, без прямого вмешательства Провидения дело не обошлось.
Кроме того, индивидуальное атманическое тело гораздо теснее связано с окружающим его атманическим планом, чем, скажем, каузальное тело с каузальным планом, и потому людям с достаточно узко направленной миссией часто кажется, что мир только и делает, что лично ими занимается и на самом деле ничем другим не озабочен (хотя и пытается довольно неумело притворяться, что это не так), и либо всячески их поддерживает, либо отчаянно сопротивляется, причем это сопротивление часто воспринимается человеком как персональное, и тут уже понятно, что не один же я сражаюсь со всем миром — точнее, с силами зла и реакции — они давно бы меня заклевали и со свету сжили, если бы не могучая поддержка ангельского воинства, которое дает и силы, и знания, и методы, и умения, и что такое я сам по сравнению с ними?
Третья причина недооценки человеком и обществом роли индивидуальности при открытии "объективных" законов заключается в общепринятой, но необоснованно резкой акцентуации самого понятия "объективности" применительно к познанию законов и структур. Если уж мне так повезло, что я открыл объективный закон природы, то я, могу, конечно, радоваться и даже гордиться, но причем тут мои персональные качества: рост, вес или вероисповедание? Объективный закон на то и объективен, что ему все равно, кто его открывает или использует — для него (или перед ним) все равны.
Что же получится, если человек сумеет как-либо нейтрализовать влияние общественного подсознания, множеством способов, от простейших до самых хитроумных, нивелирующего любые различия между людьми?
Мир, открывающийся перед глазами такого индивидуума, на которого быстро наклеят ярлык "субъективного идеалиста", может быть, не так универсально-логичен и общезначим, но зато гораздо более разнообразен, а главное — постижим и управляем. Если стоять на универсально-объективно-общечеловеческих позициях, то не остается ничего другого, как терпеливо ожидать, пока законы мира не будут познаны до такой степени, что моя частная внешняя и внутренняя жизнь станет ясным и очевидным мне следствием открытых (гигантами мысли и титанами духа) универсальных законов, доведенных до степени полной практической приложимости. Увы! Этого можно так и не дождаться, и умереть в неосознанном невежестве и нераскаянном грехе. Если же встать на позицию (хотя бы даже и не осознавая ее), согласно которой человек не только исполняет законы бытия, но и в не меньшей
Закон легче проводить, если он не противоречит уже существующим, и чем менее жесткие структуры он навязывает реальности, тем меньше шансов на жесткое ему сопротивление. Труднее всего открывать, вводить и соблюдать законы в областях, где конфликтуют жесткие антагонистические эгрегоры — там человек, проявивший законодательную инициативу, рискует как бы без вины виноватый попасть под прицельный перекрестный огонь (на самом деле он, конечно, виноват — в невнимательности и безответственном отношении к областям своего законотворчества).
Чем выше меркуриальная энергетика человека, тем на большие области тонкого мира распространяется сфера действия законов, на которые он может влиять (и которые, кстати, он способен постигать). В частности, на определенном уровне он может воздействовать на большие социальные эгрегоры, меняя их структуру, эволюционный уровень и способы взаимодействия с людьми.
Таким образом, в субъективной реальности человек в большой мере сам открывает и определяет ее законы, которые могут существенно отличаться от законов, управляющих субъективными реальностями других людей и "объективных" законов, распространяющихся на большие коллективы. Представление о том, что объективные законы действуют одинаково на всех людей, крайне поверхностно: преломляясь в их субъективных реальностях, они создают совершенно различные субъективные законы, с которыми человек по сути и взаимодействует. Поэтому в субъективной реальности теряется различие между законами как бы объективно существующими, которые следует с подобающим трепетом открывать и неукоснительно им подчиняться, и законами, создаваемыми волевым образом, которые человек (или коллектив) может конструировать как ему вздумается. Наиболее последовательная, как представляется автору, точка зрения заключается в том, что открытие и создание законов субъективной реальности есть по существу один и тот же процесс эволюционного развития человека. Часть имеющихся в его жизни структур ему понятна и удобна, другая часть непонятна, но удобна, третья — понятна, но неудобна, и, наконец, четвертая непонятна и неудобна, и с последними двумя категориями человек пытается что-то сделать, то есть их как-то понять и как-то изменить. Сложность и даже невыполнимость многих предприятий часто связана с тем, что они противоречат уже имеющимся законам субъективной реальности человека, то есть при своем осуществлении ломают имеющиеся в ней структуры — часто не видимые человеком прямо, но обычно косвенно им ощущаемые. В таких случаях человек получает импульс к трансформации или, по крайней мере, более пристальному изучению этих структур и стоящих за ними законов — у него включается энергия Меркурия.
Солнечная энергия говорит объекту: "быть", выделяет его из окружающего мира и тем самым противопоставляет последнему; лунная энергия обеспечивает успешное бытие объекта, а меркуриальная наделяет его структурой, упорядочивает и подчиняет определенным законам. Понятно, что подобная структуризация и законы немедленно обнаруживаются и во внешнем мире, который поворачивается к объекту и взаимодействует с ним таким образом, как будто имеет сходную структуру и управляется похожими законами. Однако все это не сразу становится очевидным: законы и структуры не спешат явно обнаружить свое наличие; зато постепенно и по косвенным признакам в них разбираясь, человек не только понимает смысл структурных ограничений и законов, но и существенно их видоизменяет. Постигая истину, человек ее проявляет и развивает и тем существенно включается в эволюционный процесс; удивительно ли, что дорога к ней изобилует препятствиями и тупиками?
Говоря о законах и структурах, всегда нужно иметь в виду их ограниченный характер. Из всякого правила есть исключения — точнее, есть область, где оно применимо, на границе этой области оно становится сомнительным, а за границей — неверным или бессмысленным. То же относится и к структурам — с определенной точки зрения они есть и очень существенны, с другой — не так уж и существенны, а с третьей их как бы и вовсе нет. Так филиппинская хирургия смотрит на западную, а диссиденты всех видов — на жесткие социальные структуры, владычествующие над подавляющим большинством граждан. Другой пример — обсуждаемая в этих книгах структура организма с семью телами и двенадцатью каналами связи между ними — кому-то она покажется удобной и эффективной — он возьмет ее на постоянное вооружение и через некоторое время она станет для него совершенно реальной; другой будет пользоваться ею от случая к случаю, а третьему она не подойдет вовсе, показавшись слишком жесткой (или, наоборот, аморфной и неопределенной) и потому не будет допущена во внутренний мир и будет для него иллюзорной. Закон и структура по своим функциям похожи на скелет физического тела — с одной стороны, они ограничивают движения последнего, с другой — делают возможным некоторый базисный уровень существования тела, так, чтобы оно не распадалось на части и было способно к простейшим перемещениям. Пока структуры нет, плохо, поскольку не хватает концентрации сил и одолевает хаос; когда структура появляется, она сначала помогает, а потом начинает сдерживать развитие — тоже плохо, если считать идеалом скорейшее и прямолинейное приближение к цели; однако эволюционное развитие отнюдь не прямолинейно, а каждая достигнутая цель в значительной мере обесценивается следующей, и хотя привыкнуть к этому довольно трудно, иметь в виду необходимо.