Каббалистическая астрология. Часть 3: Планеты
Шрифт:
Однако не будем забегать вперед и обсуждать раньше времени венерианские проявления в парном союзе. Прежде всего нужно понять, каков для человека главный источник венерианской энергии, и ответ на этот вопрос во всех религиях один и тот же: это — Бог. Человек любит кого-то (мать, жену, ребенка, друга, возлюбленную) или что-то (родину, местность, профессию, идею) в той мере, в которой Бог являет ему Себя через объект любви — но являет скрыто, особой (венерианской) эманацией, и она заставляет человека трепетать, поднимаясь на волнах блаженства, восклицая: "О, сколь ты прекрасен!" — но всегда по поводу конкретного человека или объекта, за которым Бог Сам по Себе тщательно скрывается. Прекрасное описание подобного переживания приводит Бхагаван Шри Раджниш в книге "Истинный мудрец" (толкования хасидских притч):
"Вы,
Иногда, при сильном включении венерианских потоков объектом любви становится весь внешний мир целиком, и это переживание является центральным во многих религиях, исповедующих принцип "Бог есть любовь".
Здесь автор хочет сделать небольшое отступление и высказать свои соображения по поводу поисков Бога, проявляющегося в любви (путь бхакти-йоги). Истинное ощущение невидимого Божественного присутствия в чем бы то ни было: любимом человеке или идее, привычном ландшафте или грозовом горизонте, — прежде всего естественно и ненасильственно. Я не заставляю себя их любить: скорее, наоборот, я чувствую, как неизреченная Божественная любовь неуправляемым потоком льется через них на меня, буквально разрывая мое сердце, которое пытается ответить встречным чувством и оказывается явно, очевидно не в силах этого сделать, настолько поток Божественной радости и ликования по моему адресу превосходит все то, что я, со своими слабыми силами и трепещущим как овечий хвост сердцем, могу предложить миру.
Поэтому столь характерные для эпохи Рыб призывы к любви, происходящие как от религиозных, так и мирских морально-нравственных проповедников, по сути своей если не демагогичны, то во всяком случае, совершенно не учитывают природы венерианской энергии. Даже рассуждая с чисто богословских позиций, совершенно очевидно, что я могу полюбить кого-либо или что-либо, то есть увидеть за данным объектом Бога, только в том случае, когда Он сам захочет явить мне Себя через этот объект, так что даже если я очень захочу возлюбить нечто, но Его воли на это не будет, то я в лучшем случае честно признаю свою неудачу, а в худшем — стану предаваться более или менее изощренному самообману, выдавая самому себе за любовь чувства и переживания, не имеющие к ней никакого отношения.
Путь бхакти-йоги, или путь любви, имеет в своем конце не любовь человека к миру, а любовь мира к человеку — но об этом говорить как-то неудобно, слишком, что ли, эгоцентрично звучит. Если представить этот путь как все возрастающую любовь человека к миру, то, по крайней мере, понятно, чего требовать от ученика: "Ты возлюбил родные поля и лощины? Даю тебе полгода на первые и полгода на вторые. Через год приходи, сдашь зачет и займемся ближними". Если же не понимать путь любви как постепенное открытие любви мира к себе, то обучение должно по идее выглядеть так: гуру отправляет ученика сидеть под дубом до тех пор, пока ученик не ощутит любви к себе этого дерева. "Делай, что хочешь, но покуда он тебя не возлюбит, не возвращайся". "А если он меня возненавидит? "
Таким образом, нужно различать два направления венерианской энергии: от мира ко мне и от меня к миру. Первая переживается как любовь, вторая — как обаяние, чары или, на более высоком уровне, благодать, идущая через меня в мир. Тяжка участь человека, живущего без любви, совсем не воспринимающего благодати, идущей к нему из мира. Но не менее тяжка участь святого, снискавшего Божью благодать, исполнившегося любовью к миру, несущего ее с собой и не умеющего отдать ее так, чтобы она была воспринята душами людскими, а не расхищена по дороге разнообразными демоническими сущностями, и не отвергнута узким сознанием человека, привыкшим воспринимать и мыслить общесоциальными штампами. Это также серьезная проблема, встающая не только перед святыми, и ключи к ее решению лежат во внутреннем мире человека, символическим образом которого является внешний; в частности, если меня переполняет любовь, а ее мне почему-то никак не удается адекватно выразить внешними действиями, то можно заподозрить присутствие сильного внутреннего сопротивления к такому выражению — может быть, мне в глубине души жалко своей любви, или я не уверен в ее качестве, или опасаюсь негативных побочных эффектов…
Да не введет читателя в заблуждение видимая эгоцентричность выражения: "любовь мира (Бога) к человеку". С точки зрения достигшего бхакта, в мире нет ничего, кроме Божественной любви, изливающейся сплошным потоком на все существа без исключения — но сколь же далеко до подобного видения (читай — положения точки сборки) среднесоциальному индивиду, задавленному семейными, финансовыми и рабочими проблемами, ростом налогов, безработицы и преступности, а главное — угнетенному и подозрительному внутренне, не верящему ни во что, кроме себя — ни в Бога, ни в черта, ни в гуманитарную помощь развитых стран. Для того, чтобы почувствовать любовь мира к себе, человеку нужно совершить в некотором смысле подвиг самоотречения — снять с себя защиту эго и воспринять судьбу мира как часть своей собственной; только тогда (и далеко не сразу) он сможет ощутить ее реально, а не иллюзорно. А различные медитативные практики, или, хуже, алкоголь и наркотики лишь помогают на время позаимствовать (украсть) из высших слоев астрального плана подобного рода переживания (на самом деле — их слабый суррогат) и таким образом получить некоторое представление о чувственном — но не духовном! — опыте настоящих святых и просветленных.
Итак, первое препятствие, стоящее на пути восприятия Бога в объекте это, как ни странно, защита его. Любящий не защищен от любимого, а как только защита появляется, исчезает видение Бога и, соответственно, любовь, хотя человек далеко не всегда склонен себе в этом признаваться. С другой стороны, быть любимым, оставаясь защищенным от любящего тебя, вполне возможно (хотя и не очень этично с точки зрения водолейской этики; эпоха Рыб относилась к такого рода поведению достаточно снисходительно).
Справедливости ради следует сказать, что защита эго, препятствующая включению объекта в слишком интимный круг восприятия, как правило, имеет серьезные основания. В каждом объекте и особенно человеке есть более светлые и более темные стороны, где-то летают ангел-хранитель и добрый гений, а неподалеку (чуть ниже) корчат рожи разнообразные бесы, которые первыми откликаются на венерианское излучение. "Полюбите нас черненькими, — радостно восклицают они, подлетая на всех парах к намечающемуся влюбленному — беленькими-то нас всякий полюбит!" А каждый человек, сознательно, полусознательно или бессознательно пытающийся идти по пути бхакти, довольно скоро обнаруживает, что любовь другого значит не только ставить себя в зависимость от него — это еще значит становиться жертвой или бесплатным донором для разных бесов и паразитов или, в психологическом разрезе, отрицательных черт характера любимого существа. В этику эпохи Водолея безусловно будут входить правила защиты окружения человека от его личных демонов — в том смысле, что любой индивид должен будет, наравне с чисткой зубов, следить за тем, чтобы сопутствующие ему бесы не переходили в своих бесчинствах определенных границ и не слишком тревожили окружающих; в настоящее время, увы, социальная этика ориентирована больше на внешние манеры поведения, и иные субъекты с неимоверно грязными каузальным и даже астральным телами бывают порой отлично социализированы.
Однако тема специальных венерианских паразитов еще впереди, а пока автор хочет вернуться к особенностям венерианской энергии. Человек не в состоянии дать миру любви больше, чем у него есть; а есть у него ровно столько, сколько он получает от Бога. Не то, чтобы, имея цель возлюбить мир (стать для него источником благодати), я должен сначала возлюбить себя — совсем нет; но прежде, чем стать источником любви, мне нужно ощутить себя ее субъектом, то есть почувствовать любовь Бога к себе — не меньшую, чем я собираюсь отдать миру. Это очевидное арифметическое соображение; реально же человек отдает в мир лишь незначительную часть той любви, что он получает от Бога: часть расходуется в личных целях, часть идет на прокорм своих демонов, часть незаметно рассеивается в пространстве, часть исчезает неизвестно куда… но что-то попадает и окружающим: людям, собакам, предметам и родственникам, и они на глазах хорошеют, а порой начинают светиться отраженным, но все равно Божественным светом, утверждая жизнь в любых условиях, даже, казалось бы, абсолютно для нее невозможных.