Кабинет доктора Ленга
Шрифт:
Настала очередь Констанс. Она спустилась на первый этаж и прокралась по коридору – черный силуэт, почти неразличимый на черном фоне. Присев на корточки под окном будки охранника, она посмотрела на часы. У нее оставалось пять минут до того момента, когда Мёрфи должен был отпереть двери камер, спровоцировав побег.
Проблема заключалась в том, что охранник удобно устроился в маленькой сторожке и не собирался из нее выходить. Нужно было как-то выманить его, не вызвав преждевременной тревоги. Констанс хотела вывести Джо из камеры, прежде чем начнутся беспорядки.
Она глубоко вдохнула, выдохнула
Спрятавшись в темноте под окном, Констанс повторила трюк. На этот раз охранник услышал жужжание и поднялся на ноги, со скрежетом отодвинув стул.
Отец Констанс был поэтом, шутником и мечтателем. Самой сумасбродной из его идей было переселение из Лондона в Нью-Йорк незадолго до начала Гражданской войны. Он так и не прижился в Америке, но не утратил страсти к фокусам, которым научился еще в юности, на ярмарке в Ламбете, и забавлял детей чревовещанием вплоть до своей смерти от холеры в 1877 году.
Констанс опустила подбородок, сдавив гортань, и снова вытолкнула воздух из легких. Жужжание повторилось, только теперь оно было тоном ниже, как будто шло от самой земли. На жаргоне ярмарочных фокусников это называлось «сменить верхнюю технику на нижнюю».
Озадаченный тем, откуда взялась пчела в работном доме холодной зимней ночью, охранник открыл окно и высунул голову. Констанс тут же прижала смоченный препаратом кусок марли к его носу и рту, а несколькими секундами позже, прислонив неподвижное тело к стене, обшарила карманы охранника.
Ключа там не оказалось. Но это не стало неожиданностью, ведь Мозли предупреждал, что ключи обычно хранятся в подвале, от греха подальше. Констанс снова проверила время: прошло три минуты. Она представила, как двумя этажами выше Мёрфи так же стоит в темном коридоре, готовый ввергнуть весь остров в невообразимый хаос.
Она добежала до «большого зала», но видела только ярусы камер. Зато ей были слышны ночные звуки, плывшие в замкнутом пространстве.
Наверху прозвучали шаги: это Мёрфи быстро зашагал к дальней камере третьего этажа, собираясь выпустить на свободу всех демонов ада. Подстегнутая его действиями, Констанс рванулась к двери камеры и вставила один из двух изготовленных ключей в замочную скважину. Со всех сторон, в том числе сверху, зазвучали голоса: сонные, удивленные, раздраженные. Она отперла замок и открыла дверь. Внутри, в полутьме, кто-то неподвижно сидел на грязном соломенном тюфяке. Неподвижно, но навострив уши: он тоже слышал чревовещательную пчелу. Ощущая, как отчаянно бьется ее сердце, Констанс шагнула к одинокому щуплому мальчику. В ядовитом воздухе повисло напряжение, точно она попала в электрическое поле, скованная его неодолимой мощью.
Мальчик вскочил на ноги и попятился, во все глаза глядя на нее. Наверху Мёрфи с металлическим лязгом отворил дальнюю камеру третьего этажа.
В тусклом свете Констанс не могла рассмотреть лицо мальчика. Она шагнула в камеру, и он снова отступил.
– Джо, я не сделаю тебе ничего плохого, – сказала она. – Я пришла забрать тебя отсюда.
Мальчик не шелохнулся. Наверху хлопнула дверь второй камеры, и Мёрфи выкрикнул:
– На выход, ребята! Разбегайтесь скорей!
Теперь проснулись заключенные всех трех ярусов. Поднялся неимоверный шум.
Констанс подошла еще ближе. Мальчик напоминал дикое животное, сжавшееся в комок, готовое убежать. Сообразив, как она выглядит в своем трико, Констанс сняла шапку и встряхнула волосами, а потом присмотрелась к мальчику.
– Кто это так тебя? – спросила Констанс, показывая на почерневший, заплывший глаз Джо.
Сначала он ничего не ответил. И вдруг…
– Это повар, – прозвучал его голос.
Голос из самых глубин памяти Констанс.
На пару мгновений она застыла, словно парализованная. По лестнице эхом прокатился топот шагов, а голоса слились в единый рев. Констанс схватила Джо за руку, крикнула: «Идем!» – и потащила его к двери в подвал, опередив толпу, что собиралась у нее за спиной.
14
Констанс мчалась вниз по лестнице, держа Джо за руку. Они уже добрались до подвальной площадки; сверху по-прежнему доносился стук железных дверей, крики и топот ног. Констанс уловила также приглушенные удары и вопли из подвального коридора: это очнувшийся повар бился в заблокированную дверь. Взглянув еще раз на синяк, расплывшийся по пепельно-бледному в свете лампы лицу Джо, Констанс на миг задумалась, не поквитаться ли с негодяем. Но времени не было. Она крепче сжала руку Джо и выскочила в ночную темноту.
Пока они сломя голову неслись по подвалу, Джо сопротивлялся и вырывался, но, выскочив наружу, уже по своей воле добежал через лужайку до лавровой рощи, где оба остановились и спрятались. Через мгновение людской поток хлынул в подвальную дверь. Кто-то ковылял в кандалах, кто-то бежал налегке, многие кричали, радуясь нежданному избавлению.
Из Октагона раздался заунывный вой сирены. Столпившиеся возле двери заключенные с третьего этажа обезумели и принялись расталкивать друг друга, спеша вырваться на свободу.
Констанс заметила среди них Мёрфи, выпрямилась и помахала ему. Тяжело дыша, он юркнул в заросли лавра.
– Такое зрелище вовек не забудешь, – заявил он с возбужденной усмешкой. – Весь этот сброд вылетел из камер, словно осы из гнезда, если по нему поддать ногой… простите мою вольность, мэм.
Констанс обернулась к Джо:
– Это Пэдди Мёрфи. Он помогает мне забрать тебя с острова. – Она замолчала, испытывая непривычное ощущение: не находилось нужных слов. – Я понимаю, как странно это все выглядит. Но прошу тебя, доверься мне. Когда мы благополучно выберемся из этого ужасного места, я все объясню.
Джо инстинктивно съежился при появлении дюжего извозчика, но не стал сопротивляться, когда Констанс снова взяла его за руку. Все трое пробрались сквозь самую гущу лавровых зарослей, а потом понеслись к безлюдному берегу, где была спрятана лодка.
Они спешили к реке, выбирая места потемней. Джо все так же молчал. К работному дому сбегались охранники из Октагона и исправительного дома, хватая отставших заключенных. До Констанс долетали звуки борьбы, крики и проклятия. Над Октагоном продолжала выть сирена, повсюду загорались керосиновые факелы – светлячки на бархате ночи.