Кабул, До Востребования
Шрифт:
– Сразу в нескольких ипостасях. И как бывший сотрудник одной из спецслужб, и как исполнительный директор Фонда, и как мое доверенное лицо... И, наконец, просто как красивая женщина.
– Хм... Спасибо за комплимент. А вот это заведение, куда мы едем...
– La Tour d'Argent?
– Да. Что, обязательно было с ними встречаться в таком месте? И зачем было уезжать из Москвы? Хотя, конечно, я в принципе не против самой поездки в Париж... Красивый город, что тут еще скажешь.
– С одной стороны - нет, не обязательно, - выдержав небольшую паузу, сказал Виктор.
– Но тут такая штука, Анна... В Москве подобную "стрелку" организовать не получилось бы. Ни под каким соусом.
– Почему? Ведь Джамшед проживает именно в Москве?
– Верно. Но меня интересует в данной ситуации не столько Джамшед - хотя и он фигура важная, - сколько тот, кто должен прийти вместе с ним.
– Серьезный человек?
– Да, очень. В нашу страну его не затащить ни под каким предлогом. И ему, надо сказать, есть чего опасаться.
– Ах вот оно что... А подробности?
– Всему свое время. Что же касается конкретного места, которое я выбрал и сообщил им, то это такая проверка на крутость.
– Что, так сложно заказать столик в этом ресторане?
– За пару суток? Невозможно. Особенно в такую вот ночь: тут все расписано на месяцы вперед.
– Но им это удалось? То есть, у них не только большие возможности, но они реально заинтересованы в том, чтобы встреча состоялась?
– Верно. Не знаю, у кого и за какие деньги они выкупили уже заказанные места, тут простых людей не бывает... Ну вот, мы уже почти на месте.
Лимузин свернул на набережную Турнель. Здесь, в одном из восхитительных уголков одного из красивейших городов мира, расположено семиэтажное здание из серого камня со слюдяными прожилками, построенное, как говорят, на месте стоявшей здесь некогда сторожевой башни - и получившее в честь нее название "Серебряная башня".
На часах Виктора было ровно одиннадцать вечера, когда он и его спутница в шикарном золотом платье в сопровождении одного из старших администраторов вошли в зал панорамных стекол - главный зал этого заведения, расположенный на верхнем седьмом, хотя после реконструкции правильнее сказать на шестом этаже здания. Встреча была назначена на половину одиннадцатого, так сказал по телефону прозвонившему ему Джамшеду Рахимбаеву сам Антонов. Таким образом, опоздание составило полчаса. Но и это было сделано осознанно, намеренно, поскольку эти люди должны знать свое место, должны понимать, с кем они имеют дело.
Администратор провел их по проходу к одному из столиков. Анна успела поймать на себе взгляды немалого числа присутствующих здесь мужчин и женщин. Когда они подошли к дальнему от входа столику, ближайшему к самому большому центровому панорамному окну, двое сидевших за ним мужчин встали со своих мест.
– Добрый вечер, господа, - ровным голосом сказал Виктор, посмотрев сначала на Рахимбаева, затем на другого мужчину.
– Ассаламу алейкум! Благодарю за приглашение и за саму возможность находиться с вами за одним столом...
– Ва алейкум ассалям, - сказал Рахимбаев.
– Добрый вечер!
– Здравствуйте, - негромко произнес второй мужчина.
Гость на секунду снял руку с женского локотка.
– Меня зовут Виктор. Виктор Антонов. С вами, Джамшед, мы уже знакомы...
Рослый смуглый мужчина с пышными усами слегка поклонился, глядя напряженным взглядом на парочку вновь прибывших.
– Мою спутницу зовут. Анна.
– Добрый вечер, господа, - сказала Козакова.
– Ассаламу алейкум.
Джамшед посмотрел на нее, как показалось, остро и не слишком доброжелательно. Ответил на приветствие на своем родном языке, затем по русски произнес.
– Здравствуйте, уважаемые! Рад познакомиться с вами, уважаемая Анна. Для нас большая честь встретить Новый год в вашем обществе! Моего коллегу и земляка зовут Фарход. Спасибо, что приняли наше предложение и приехали в это прекрасное место.
Вновь обменялись приветствиями, после чего уселись за стол, накрытый яствами, в основном это были легкие закуски и безалкогольные напитки.
Антонов и тот, кого привел в "Серебряную башню" Рахимбаев, некоторое время смотрели друг на друга. Потом одновременно отвели глаза.
Земляк Рахимбаева, если этот человек действительно его земляк, выглядел старше Джамшеда. Причем старше лет так на десять. С его оливковой кожей контрастировали седые, почти белые, коротко остриженные волосы. У него был острый крючковатый нос с перебитой или сломанной переносицей. Лицо с высоким лбом, прорезанным глубокими продольными морщинами, сужалось к подбородку. Если бы у этого человека был не восточный, а европейский облик, можно было бы сказать, что он обладает внешностью иезуита...
"Да по хрену вам, южанам, Новый год, - еще раз мельком взглянув на "седого", подумал про себя Антонов.
– Вы не затем сюда пришли... Но то, что на "стрелу" - ну ладно, на ознакомительную встречу - явился сам Фарход Шерали... Это большая удача".
– Полагаю, уважаемые, - сказал Виктор, - нам будет удобней далее разговаривать на понятном лишь вам и мне языке.
Антонов перешел на фарси. Сидящие напротив мужчины переглянулись и тоже перешли на родной для них диалект. Это было тем более удобно, что Фарход за последние годы успел изрядно подрастерять свой словарный запас из выученных некогда в детстве и юности русских слов... Кроме того, это было еще и разумно: никто из присутствующих в зале, равно как и тех, кто мог бы попытаться подслушать их разговор при помощи электронных или иных средств, не сможет разобрать, о чем они меж собой говорят. А переводчика, даже если и запишут, найдут не сразу...
Последующие минуты две или три прошли в задавании ритуальных вопросов - "как дела?", "хорошо ли добрались до городу Парижу", "что заказать уважаемым гостям из местной коллекции вин?"...
Первым ход сделал Джамшед Рахимбаев, московский бизнесмен, умеющий ладить с чиновниками разных рангов, меценат, спонсор общественных организаций и фондов диаспоры. Он взял пакет, который, похоже, принес с собой. Достал оттуда небольшой сверточек алого цвета, перевязанный золотистой лентой. Глядя на Антонова, именно на сидящего напротив мужчину, но не на красивую женщину в "золотом" платье, декольте и обнаженные плечи которой были лишь слегка прикрыты прозрачной тканью накидки или шарфа, широко улыбнувшись, словно обращаясь к брату или горячо любимому другу, Джамшед сказал: