Кадавр
Шрифт:
— Согрелись? — спросил он через какое-то время.
Эйджер и Кеша одновременно кивнули головами.
— Почти, — виновато добавила девушка.
— Согревайтесь, — сказал Игорь, плотнее прижимая к себе тонкое девичье тельце. — Я, пока Магистр не появился, почитаю, что написано в этом свитке.
Эйджер не возражала.
Осторожно, чтобы никого не уронить, Игорь развернул бумагу, расположив его под свет от уличного фонаря.
Я, грек Леонидий, постигший у кельтов искусство друидов, умираю, — писал неизвестный автор.
Оживленный
Вернувшийся из Бангалура князь застал нас в плачевном состоянии.
Когда же он понял, что же произошло на самом деле, пришел в ужас. Повелитель обратился к измененному нами Идолу, но тот отказался подчиниться ему. И тогда князь решил его уничтожить. Но это ему не удалось — Идол уже научился защищать себя сам. И тогда князь принял следующее решение: он собрался замуровать Идола, чтобы никто не смог его найти, и, тем более, подобрать к нему ключ. Мне же он поручил создать псевдо-Идолов со смертельной начинкой. В разных вариантах. Все же описания Идола и его изображения — уничтожить.
А теперь он в довершении всего решил казнить госпожу и меня, как последних свидетелей. К тому же моя госпожа сама, под пыткой, призналась князю о нашей любви в его отсутствие.
Ведь мы с Ингрид любили друг друга еще у кельтов, в ее родном племени. Оттуда-то князь и забрал ее в качестве своей наложницы, захватив заодно и Золотого Идола. Мне же с трудом удалось уговорить его взять меня с собой — помощником к его волхву.
Завтра нас казнят. Но я знаю, как спасти ее. Во имя нашей любви. Я сделаю все, что приказал князь. Я выключу все. И замурую Идола. И расставлю ловушки. Но и не только это. Я сделаю кое-что еще и для своей госпожи. Она будет довольна.
Прощайте.
15 августа 6613 года от сотворения мира.
Игорь мысленно пересчитал дату, опираясь на западно-европейское летоисчисление. Получился 1105 год. Он озадачился. А дата-то совпадает с той, что в берестяной грамоте. И тоже — лето. Только там говорится про Новгород. Не мог князь быть одновременно в двух местах. Самолетов в то время еще не было. И, значит, он должен был вернуться с севера, а не из Индии. Почему же тогда алхимик, а автором этой рукописи был именно он, в этом не было никаких сомнений, написал именно так? Ведь если еще можно скрыть, куда ты отправляешься, то совершенно невозможно — откуда ты вернулся. Тем более — при таких ярких противоположностях — холодный север и жаркий юг.
И вообще, с какой целью написал алхимик эту рукопись? Что он хотел в ней передать? Какую тайну? Просто описать события — для потомков? Но он ведь — алхимик. И значит — в ней заложен какой-то иной, тайный, смысл. Но вот только какой?
Вдруг вдали послышался какой-то шум. Игорь поспешно спрятал рукопись в карман и осторожно, стараясь не шуметь, нашарил рукой на полу обломок кирпича.
Кто-то к ним приближался. Судя по шагам — двое.
Эйджер с Кешей поднялись с его колен. Втроем они спрятались в темном углу.
— Может — мне перевоплотиться? — с дрожью в голосе шепотом спросила Эйджер. — От нее все-таки будет больше пользы.
Игорь отрицательно покачал головой.
— Все ее вещи и оружие остались там, в лаборатории, — ответил он, непроизвольно взвешивая кирпич в руке. — А голой, да еще голыми руками много не навоюешь.
Голоса между тем приближались, и они замолчали.
— А говорят, здесь место гиблое, — услышали они мужской настороженный голос. — Люди пропадают. Вон в прошлом году Гунявый, говорят, здесь пропал.
— Да все спокойно. Я вон сколько лет уже здесь живу, и ничего.
— А долго еще идти? — с опаской и сомнением спросил первый голос. — Где ваши хоромы? Что-то пока сплошная темнота да сырость.
— Да уже, фактически, пришли! — бодро ответил второй.
Шаги стихли.
— Что? Что вы задумали? — торопливо забормотал первый голос.
С другой стороны соседней комнаты послышались шаги третьего существа.
— Здорово, Рябой! — весело произнесло третье действующее лицо.
— Гунявый?! — воскликнул первый.
— Он самый. Давай пядь, — как-то даже жизнерадостно произнес Гунявый.
— Что у тебя с лицом?
— А что такое?
— Не подходи ко мне! Сгинь! — в каком-то животном испуге вдруг закричал первый.
— Да что ты так разволновался-то? — с нарочитым недоумением произнес Гунявый.
— Сгинь, говорю! Не трогай меня! — продолжал истошно вопить первый, так что прохожие на улице шарахались в сторону, стараясь побыстрее пройти это место.
Послышалась возня, крики, удары. Короткий жуткий вопль, переходящий в тихий, полный невыносимого ужаса, вой.
Игорь прижал к себе мальчика, стараясь закрыть ему уши и рот, чтобы он ненароком не закричал от испуга. Бледная Эйджер, напрягшись, не шевелилась.
— Все готово, — наконец услышали они голос второго действующего лица. — Гунявый, давай расчет.
— Как договаривались, два пузыря, — невнятно, явно что-то жуя, ответил Гунявый.
— Не паленая? — с явным сомнением в голосе спросил второй.
— Обижаешь! — искренне возмутился Гунявый. — Приводи еще. В накладе не останешься.
Звякнуло стекло, послышались удаляющиеся шаги.
Первое время было тихо. И когда Игорь собрался было встать и заглянуть в соседнюю комнату, оттуда послышался хруст камушка под чьей-то ногой. Игорь снова замер. Кто-то медленно прохаживался. А потом раздались тягучие чавкающие звуки.
Они долго сидели в темноте, боясь пошевелиться. Ужасные звуки за стеной давно уже стихли, но было неизвестно — здесь еще Гунявый, или уже ушел? И эта неизвестность давила. Казалось, вот сейчас, из-за угла неожиданно высунется ужасная голова с испачканным в крови ртом. Кеша готов был заплакать в любую минуту. И, прижавшая мальчика к себе, Эйджер — вместе с ним за компанию. А Игорь не знал, как их успокоить.