Кадет
Шрифт:
Постоперационный бокс не баловал обилием впечатлений. Стерильное помещение со стойкой дежурного медсерва плюс четыре цилиндра дорогущих регкапсул. Причем не армейский вариант – с урезанным до предела функционалом, а вполне себе полноценные системы «Эскулап-9.2». Достойное украшение планетарного госпиталя средней руки.
Лина сама не знала, откуда в ее голове всплывали нужные знания. Однако ничему не удивлялась. После того как безумный доктор выдернул ее из глубин блаженного беспамятства, она успела разглядеть немало. Например, то, как работал автохирург над мозгом Павла, напыляя блоки долговременной памяти на внутреннюю поверхность
Павел… Спаситель, собрат по несчастью и пожизненно навязанный спутник. В первого можно было влюбиться, второго – пожалеть, третьего – возненавидеть.
Умение любить давно сгорело вместе с испаряемой кислотой плотью.
Жалеть получалось только себя.
А ненависти хватит на целый полк мужиков. Ведь именно от них пришла эта боль и уродство…
И что теперь делать?
Монитор ее автодока время от времени раздраженно попискивал, удаляя из кокона лишний объем соленой влаги. Набухающие на ресницах слезы нарушали тонкий химический баланс «околоплодных вод».
Лина смахнула ресницами очередную каплю и вновь перевела взгляд на обнаженную фигуру парня, парящего в соседней капсуле. Вот как дальше жить в этом дурацком искусственном тандеме?
По скупым обмолвкам Дока, в регкапсулах мы с Линой провели неделю. Выписали нас одновременно с остальными «попаданцами» нашей несчастливой тринадцатой группы. Синхронизация объяснялась просто – персональные регенераторы достались только нам. Остальные восстанавливались «по старинке» – плавая в вязком киселе рекреативного геля. Дешево и сердито, включая стандартный процент послеоперационной смертности. Так наша группа потеряла еще одного человека…
Мы же боролись за жизнь. Мой организм отторгал щедрые дары медиков и раз за разом впадал в кому или уходил за грань клинической смерти. Продвинутая аппаратура откачивала плоть, но с огромным трудом удерживала душу. Именно душу – по нынешним понятиям это практически такой же орган, как и любой другой. Со всеми ее болезнями, отмираниями и даже пересадками…
Меня спас якорь в виде Лины. Случайно разорвать астральную связь не так-то просто, а тащить за грань невинную душу я не хотел и не мог. К тому же девушка очень болезненно реагировала на каждую из моих смертей. Даже будучи погруженной в искусственный сон, она вздрагивала, просила остаться и едва заметно плакала. Терять кусочек себя – бесконечно страшно…
Маятник сжимался, высшие планы бытия отторгали бракованную душу, и меня вновь отбрасывало в физический мир, прямиком в ментальные объятия Лины. Мы смущались, словно оказывались случайно прижатыми в транспорте друг к другу, когда на ней – легчайшее летнее платье, а на тебе – лишь легкие шорты. И не отвернуться, и глаз не отвести. Остается лишь краснеть, смущаясь, желать – больше чем бессмертия, и влюбляться – беспощадно и навсегда…
Из тысячи человек нас осталось семьдесят три. Куда делись остальные – думать не хотелось, да и не было особых сил. Надеюсь, что большинство все же выжило, хотя подстегнутое повышенной температурой воображение рисовало коптящие трубы крематория… тьфу… биореактора…
Пошатываясь, мы брели по коридорам базы, словно колонна военнопленных, шаркающая по улицам взятого на меч города. Конвоирши и наши серые безликие комбинезоны удачно дополняли картину.
Как в старые добрые времена, на запястье вновь белел жгут медицинского монитора. Импланты еще
Передо мной вышагивал невысокий плотный паренек, один из немногих, кто сохранил живой блеск в глазах. Он жадно крутил головой, цепляясь взглядом за любые технические приблуды и вполголоса проговаривая их названия и спецификации. Иногда он смешно морщил лоб, натыкаясь на что-то незнакомое и непонятное.
Несмотря на внутреннюю помятость организма и неясные перспективы будущего, мы с Линкой были настроены оптимистично.
Во-первых – ноги и глаза! Тому, кто не сползал с инвалидной коляски и не переваливал обрубок своего тела в ванную – не понять! Ну а тихое счастье Лины я впитывал всеми фибрами обостренных чувств! Видеть! Просто видеть все вокруг! Как это потрясающе!
Хотите осознать? Завяжите себе глаза черной повязкой на сутки, а лучше – на неделю. И попробуйте пожить без одного органа чувств. Узнаете о себе много нового и научитесь ценить и беречь собственное здоровье. Оно ведь не навсегда нам подарено и может подвести буквально сегодня. Хлоп – и тьма! Навсегда…
В широком ангаре нас построили в одну шеренгу. Народ настороженно крутил головами, оценивая обстановку и товарищей по несчастью. Жесткая выборка сделала свое дело – вокруг хватало откровенно тревожных персонажей. Резких, агрессивных и, главное, не глупых. Сложно нам будет ужиться вместе…
Лязгающий звук шагов заранее предупредил о визите высокого, в буквальном смысле, начальства.
Корнелия Прайм! Подполковник, за какие-то грехи задвинутая на должность командира научной базы Флота, проводящей довольно успешные эксперименты в рамках проекта «Хронос». Информация, может, и секретная, но имеющий уши – услышит. Дисциплина в женском коллективе крепко хромала на все четыре лапы. Трепались даже караульные на постах! И это при внушающей ужас личности Корнелии. Боюсь представить, что творится в рядовых гарнизонах…
Подполковник брезгливо осмотрела наше разнокалиберное воинство. Возраст – от семнадцати до пятидесяти, рост и вес – любые, на каждые восемь мужиков одна женщина.
Сплюнув на стерильный пол, Корнелия заговорила, давя басами и инфразвуком сквозь внешние динамики.
– «Тринадцатая»! Вы оправдываете свою никчемность! Коэффициент шлака – девяносто три процента! Пожалейте биореактор! Емкости с протоплазмой забиты под крышку! Впрочем, вы сами себе деревянные роботы… В виртучебке таким составом будет очень непросто. Боги – они на стороне больших батальонов. А у вас – полурота! Взвод «тяжей», взвод пилотов и россыпь бесполезной мелочи в нагрузку. Крейсер в аварийном режиме вам на голову, «тринадцатые»! Визируйте завещание цифровой подписью! А впрочем, откуда у вас собственность? Вы сами с потрохами принадлежите государству, да еще и с солидным долгом на лицевом счете. В среднем – по сто тысяч кредитов на уродливое небритое рыло! А некоторые и вовсе умудрились напихать в свое никчемное тело столько тонкой нанотроники, что светит им чугунный болт в космической окалине, а не дембель в ближайшие сто лет! Впрочем, в этом есть и свои плюсы…
Корнелия многообещающе посмотрела на меня. Сетка шрамов на ее лице сложилось в подобие улыбки, зрачок правого глаза расширился в цифровом «зуме» и асинхронно зашарил по моему телу, смакуя наиболее вкусные места.
Я вздрогнул и попытался затеряться в складках собственного комбинезона. Лина мгновенно сэмпатила мои чувства, грозно расширила ноздри и даже чуть качнулась вперед, стремясь прикрыть от плотоядного взгляда. Девушку штормило из крайности в крайность – от чистой незамутненной ярости до неосознанной, но сильнейшей тяги – обнять, прижаться и мурчать счастливым котиком.