Кадры решают все
Шрифт:
Вилора недоуменно покосилась на полковника, стоявшего перед ней, придерживая отодвинутый стул, а затем неуверенно вошла в кабинет и опустилась на уголок стула.
– Так вот, Шалва Зурабович, именно о ней я тебе и рассказывал. В армию пришла с последнего курса Ленинградского медицинского, специальность – хирургия и, по ее рассказам, уже сделала не менее двух десятков операций.
После этих слов представленный Вилоре полковник как-то весь подобрался и, разом прекратив изображать из себя горячего кавказского мужчину, забросал Вилору вопросами.
– В каком медучреждении практиковали?
– В медсанбате двадцать второй танковой дивизии.
– Должность?
– Военфельдшер.
– То есть? – удивился полковник. Вилора
– Ну… у нас сначала Ольгу Порфирь… то есть начмеда убило, а раненых было очень много. Вот меня и поставили. У меня же по хирургии и всем сопутствующим предметам в институте всегда отлично было. И Ольга Порфирьевна меня еще до… ну-у-у, до войны по темам погоняла, все зачеты приняла и пару раз даже ассистентом на операции ставила. А потом командира батальона, Кузьму Порфирьевича во время авианалета в ногу осколком ранило. Вот меня и… – тут она замолчала, испугавшись, что ее слова примут за бахвальство.
– Поня-ятно, – протянул полковник. – А какие операции делала? – к удивлению Вилоры из его голоса практически совершенно исчез ранее, когда он жарко приглашал ее к столу, столь явно различаемый кавказский акцент.
– Ампутацию… иссечение… резекцию… – начала перечислять она, но полковник ее тут же перебил.
– Расскажи про какую-нибудь из ампутаций…
Он мучил ее еще минут тридцать, задавая вопросы об особенностях различных операций, которые она производила в те уже слегка померкнувшие в памяти дни, после чего удовлетворенно кивнул и развернулся к тихо сидевшему рядом начальнику госпиталя.
– Что ж, Александр Моисеевич, я думаю, что ваша идея вполне имеет право на существование. Девочка явно знает, что говорит. Поэтому, учитывая обстоятельства, мы вполне можем собрать комиссию и провести ее аттестацию на военврача третьего ранга. Полевые хирурги, да еще с опытом работы для нас сейчас действительно на вес золота…
– Какую аттестацию?! – вскинулась Вилора. – Я никуда…
Но Александр Моисеевич прервал ее, добродушно махнув рукой.
– Не волнуйся ты насчет своего батальона. Никуда он отсюда в ближайшее время не денется. К тому же это ненадолго – два-три дня и вернешься, – при этом он бросил быстрый взгляд на полковника, который с широкой улыбкой успокаивающе кивнул ей.
– Но у меня расписание, занятия…
– Найдем, кому проводить твои занятия. Не беспокойся, – успокаивающе кивнул начальник госпиталя. А Вилора задумалась. Уходить из батальона она никуда не собиралась, а столь резкое повышение в звании угрожало тем, что ее из батальона уберут. Нет, шансы на то, что этого не случится, были. И немалые. В конце концов, их батальон – оперативный резерв корпуса, так что… К тому же, военврач третьего ранга равен пехотному капитану. Одним махом догнать в звании комбата… Заманчиво! Может он, наконец, перестанет смотреть на нее как на несмышленую пигалицу и обратит внимание на симпатичную женщину-офицера, уже не раз доказавшую всему батальону свой профессионализм и полезность. Вилора заколебалась.
– Ай, что думаешь, девушка! – кавказский акцент полковника вернулся, и это показало Вилоре, что ей, пожалуй, стоит поскорее покинуть этот кабинет. Ибо кто его там знает, куда заведет его горячий кавказский темперамент. Удар же по морде начальника медслужбы армии совершенно точно не увеличит ее шансы предстать перед капитаном Куницыным в офицерском облике. А эта идея захватывала девушку все больше и больше…
– Эм… Александр Моисеевич, я… пойду. Мне еще надо закончить занятия и к тому же без разрешения командира батальона я не имею права…
– Какое разрешение? – тут же вскипел полковник. – Почему разрешение? Я сейчас позвоню…
Но Вилора уже выскользнула из кабинета и закрыла дверь.
На следующий день она подошла к комбату и доложила ему о предложении начальника госпиталя.
– Так это просто отлично, товарищ Сокольницкая! – обрадовался тот. – Немедленно соглашайтесь.
– Но если меня
– То это будет очень хорошо, – перебил ее капитан, даже не дав высказать свои сомнения. – И вот еще что – зайди ко мне сегодня вечером, когда закончишь с санинструкторами. Покажу тебе полную схему «форсажа».
– Чего? – недоуменно переспросила Вилора. Комбат улыбнулся.
– Это то, что мы сделали с нашими ребятами с помощью акупунктуры. Ты же только часть точек знаешь, причем наименее важных. А я тебе покажу все. И… – он на мгновение задумался, а затем решительно продолжил: – Еще пару схем покажу. Одну для ускорения общей регенерации, а вторую – для активизации кроветворной способности спинного мозга. Понятно?
– Так точно, товарищ капитан!
Распоряжение на ее откомандирование пришло на следующее утро. Но Вилора задержалась еще на день, упросив капитана Куницына лично проконтролировать, как она освоила показанные им прошлым вечером схемы. Для чего выбила у Александра Моисеевича разрешение попробовать на раненых «новую, прогрессивную методику, позволяющую нашему советскому человеку мобилизовать для выздоровления все силы своего организма». Ну, так комбат, прибывший вместе с ней, объяснил свою акупунктуру начальнику госпиталя. Вилора же воспользовалась своим девичьим обаянием и добрым к ней отношением. И их, так сказать, совместный удар, привел к тому, что эта просьба была удовлетворена. Частично. Потому что для эксперимента им с капитаном предоставили двух очень «тяжелых» раненых. И, возможно, лишь потому, что все равно, как шептались санитарки, они были «не жильцы». У одного были обширные ожоги второй и третьей степени, а у другого – большая кровопотеря.
Капитан осмотрел их первым, после чего задумался и, совсем как тогда Малышеву, наложил «ожоговому» руки на тело, поблизости от самых обширных ожогов, и на несколько мгновений замер. Стоящие рядом Шпильман и медсестры с санитарками, каковых в палату набилось довольно много, удивленно переглянулись, но ничего не сказали. А капитан спустя секунд пять шумно выдохнул, оторвал руки от лежащего тела и, повернувшись к Вилоре, молча кивнул ей. Начинай, мол…
Первая попытка использовать акупунктуру полностью самостоятельно прошла успешно. Вроде как. Во всяком случае, капитан Куницын после окончания сеанса сообщил, что не заметил никаких ошибок, а сами пациенты во время сеанса умудрились не умереть. Были ли другие результаты ее воздействия, Вилора узнать не успела. Когда она утром забежала к дежурной медсестре, та ей ничего особенного сообщить не смогла. Оба раненых спали и особенных изменений в их состоянии ни медсестра, ни санитарки за ночь не почувствовали. Хотя вроде как эту ночь они провели поспокойнее, чем предыдущие. Тот, который с ожогами, даже какое-то время, где-то часа полтора, провел в забытьи перестав стонать. Но это уже совсем под утро… Одна из санитарок, вздохнув, даже обмолвилась:
– Да коль помрет без мучений – и то большое дело будет, девонька.
Для более развернутой диагностики надо было снимать повязки, но этого до осмотра, который собирался проводить сам Александр Моисеевич, никто делать не стал бы. А ей уже пора было отправляться.
В расположение армейского управления Вилора добралась только к обеду. Доложившись уже знакомому полковнику (или, вернее, военврачу первого ранга) Геловани, Вилора стойко выдержала очередной натиск горячего кавказского мужчины, после чего тот, слегка успокоившись, сообщил ей, что завтра он соберет врачебную аттестационную комиссию, а послезавтра ее ждет уже армейская аттестация. Ну, или чуть позже. Война ведь, кто знает, удастся ли с первой попытки собрать необходимый кворум. А пока ей нужно выдвинуться в расположение армейского эвакогоспиталя и встать там на довольствие. Ну и еще он советует познакомиться с местным руководством и персоналом, поскольку большая часть врачебной аттестационной комиссии будет сформирована именно на базе личного состава эвакогоспиталя.