Кадры решают всё
Шрифт:
– Ты не понимаешь, Курт! – раздраженно прервал его Гудериан. – Наша военная доктрина построена на том, что мы должны закончить войну с тем же количеством дивизий, с которым начали. Вся наша система подготовки резервов, так же как и темпы поставки военной техники нашей промышленностью, ориентированы именно на возмещение потерь, а не на разворачивание новых соединений. Фюрер не хочет обременять граждан рейха излишними военными расходами, тем более, что до сих пор вермахт вполне справлялся. Но именно поэтому в настоящий момент увеличить количество дивизий мы способны только в мирное время.
– Дядя, по-моему, вы забыли, в какой структуре я работаю, – едко отозвался фон Зееншанце, – я все это прекрасно представляю. Но как вы, я думаю, знаете…
– Тогда ты должен понимать, насколько упадут наши наступательные возможности, если этот дурацкий план Бах-Залевски начнет
58
Не совсем так. Действительно, в мае 1941 было развернуто десять новых охранных дивизий, сформированных на базе пехотных. Но для этого формирования было использовано всего три пехотные дивизии. Так из 207-й пехотной были сформированы 207-я, 281-я и 285-я охранные дивизии, а из 221-й пехотной – 221-я, 444-я и 454-я охранные. Но то, что для формирования новых охранных дивизий был использован личный состав, на базе которого могли бы быть сформированы боевые подразделения – достоверный факт.
59
В конце июля немецкое командование уточнило сроки достижения целей плана «Барбаросса». Взятие Москвы и Ленинграда планировалось не позднее 25 августа, достижение рубежа Волги – начало октября; захват Баку и Батуми – начало ноября.
– Я вас понимаю, дядя, – нейтрально отозвался фон Зееншанце. – И даже где-то поддерживаю. Но посудите сами: сейчас, после этих налетов, мы все равно вынуждены отрывать на охрану наших тылов весьма значительные силы. Насколько мне помнится, даже после первых налетов их численность была сравнима с дивизией, пусть и не полной. Но таковых на фронте сейчас и нет… И это кроме уже имеющихся охранных. А после последнего налета, я думаю, пришел приказ на выделение для этой задачи дополнительных сил. Не так ли?
– Да, – недовольно кивнул Гудериан.
– И в связи с этим мы можем говорить, что фактически требование Бах-Залевски уже удовлетворено. А то и с лихвой.
Генерал не ответил, а только нервно дернул рукой.
– Так что оно тогда, по большому счету, меняет?
– Многое, Курт, – зло отозвался Гудериан. – Одно дело, когда вермахт выделяет эти части для устранения критической ситуации. На время. А другое – когда он теряет дивизии вообще. Насовсем. Тем более когда они так нужны на фронте.
– Если бы у вас тогда была возможность выделить мне мотострелковый полк, дядя, – тихо напомнил Курт, – вполне возможно вам сейчас бы не пришлось так страдать, снимая с фронта дивизии.
Генерал нервно дернулся, ожег Курта злым взглядом, но потом шумно вздохнул и примирительно произнес:
– Да, признаю, я тогда был не прав. Если бы я в тот момент последовал твоему совету, возможно, мы смогли бы избежать всех этих неприятностей.
– К сожалению – нет, дядя, – так же вздохнув, отозвался гауптман. – Далеко не всех. Не думаю, что я смог бы его захватить. Он… – Курт замолчал, подыскивая точное определение, но не нашел и заменил его не слишком точным аналогом, – он слишком
Гудериан снова прошелся по комнате, затем остановился и бросил взгляд исподлобья на Курта.
– То есть ты считаешь, что все равно не сможешь его поймать?
Фон Зееншанце молча кивнул. Гудериан поднял руку и задумчиво потер подбородок, а затем озадачено произнес:
– Кто же он, все-таки, такой?
– К сожалению, это не самый главный вопрос, который нас сейчас должен волновать, дядя, – грустно усмехнулся Курт.
– Вот как? – удивился генерал. – А какой же вопрос ты считаешь… – тут он осекся, замер, а затем громко произнес: – Где он ударит в следующий раз?..
9
Вилора стояла у окна и смотрела на приближающийся перрон. За ее спиной суетливо носились медсестры и санитарки, готовясь к скорой разгрузке, но ее никто не трогал. Она не состояла в штате военно-санитарного поезда, поэтому его разгрузка ее вроде как не касалась. Хотя…
– Ну что, милочка моя, собрались уже?
Девушка обернулась.
– Да, Николай Нилович, давно уже. Мне и собирать-то нечего. «Сидор» один и вот сумка медицинская.
– Вот и хорошо! – усатый пожилой мужчина в круглых очках по-доброму улыбнулся. – Я думаю, машина нас уже ждет. Сейчас заедем ко мне домой, Марьяна нас чаем напоит, а потом сразу в госпиталь. Тебе как, отдохнуть не нужно?
– Ну что вы, Николай Нилович, я совсем не устала.
– Как же не устала, – покачал головой мужчина. – Спать-то когда легла, часа в три?
– И вовсе не в три, а в два, – горячо возразила Вилора. – Я же вам последнему иглы ставила. А как тронулись – так и я легла. На ходу же совершенно не получается работать. Так трясет…
– Ну, раз так – то и хорошо, – не стал спорить мужчина. – У тебя сегодня в госпитале работы много будет. Сама знаешь, какой поток раненых сейчас с юга идет. Сегодня еще два таких же, как наш, поезда планируются.
После этих слов у Вилоры сжалось сердце. Сражение за Киев за последнюю неделю становилось все ожесточенней. Немцы рвались к городу с трех сторон – с юга, запада и севера. И как раз северное направление было самым тяжелым. Если с юга и запада немцы медленно, но неуклонно, теряя людей и технику, все еще постепенно прогрызали нашу оборону, на севере они сумели-таки прорвать фронт на всю глубину и, окружив часть советских войск в районе Шостки, серьезно продвинулись в направлении на Чернигов и Конотоп. Это давало им возможность отрезать всю группировку советских войск, обороняющую Киев. Сводки Совинформбюро глухо информировали о тяжелых оборонительных боях, напирая на героизм советских бойцов и командиров, но потоком шедшие раненые сообщали о тяжелых боях на Десне, на которой наши обороняющиеся войска сумели выбить немцев уже с третьего плацдарма. Но те все не успокаивались, пытались переправиться и захватить плацдарм снова и снова… Причем основной причиной столь желанных сейчас успехов почти все раненые командиры в один голос называли неожиданно сильную поддержку со стороны авиации, которую люфтваффе вроде как уже успешно вытеснили с неба. Но, похоже, у них что-то пошло не так, и сейчас «сталинские соколы» отчаянно пытались вернуть себе небо над своей родиной. Многие из раненых командиров с сожалением говорили:
– Эх, ежели б нас авиация так в июле б держала…
Так что на позавчерашний день, то есть двадцать четвертое сентября [60] , положение хоть и оставалось серьезным, но надежда на то, что Киев удастся удержать, по-прежнему, присутствовала. Хотя эвакуация предприятий и запасов стратегических материалов из Киева, так же как и из других промышленных центров – Днепропетровска и Запорожья, шла полным ходом. Вилора могла наблюдать это воочию. Их санитарный поезд шел по «зеленой улице», но все полустанки по пути были забиты двигавшимися в том же направлении эшелонами с эвакуированным оборудованием, а также с прокатом, трубами, железным листом, алюминиевыми чушками и едущими в эвакуацию рабочими киевских заводов. Слава богу, немецкой авиации за всю дорогу они в небе ни разу не увидели. Начальник поезда Котлярковский даже громогласно удивился:
60
В реальной истории Киев был сдан 19 сентября.