Кадры решают всё
Шрифт:
Разобравшись с, так сказать, экипажем «опеля» я ухватился за руль и быстро свернул с дороги, а затем, преодолев пологий кювет, развернулся под углом и вломился в лес прямо через невысокий кустарник. После чего припарковал машину у дерева и развернулся к своим пленникам. Пора было приступать к сбору нужной мне информации.
Первым пришел в себя водитель. Он приподнял голову и недоуменно уставился на ветку липы, буквально перечеркнувшую лобовое стекло, потом повернулся ко мне и ошалело проблеял:
– Was?
Я усмехнулся и рявкнул:
– Name, titel, einheit?
На самом деле его имя, а также звание и к какому подразделению он принадлежал, я уже узнал из зольдбуха и из маршрутного листа, но надо же было как-то начинать разговор.
Водитель рассказал мне все, что меня интересовало. В том числе и сведения об унтере, которому я устроил чуть более долгое отключение,
Так что я довольно дотошно допросил водителя, а затем аккуратно сломал ему шею. Не из природной злобности или, там, ненависти к захватчикам, и даже не из-за того, что мне некогда было с ним возиться. А просто потому, что мне нужен был его труп за рулем этой машины, которая после выгрузки зенитки должна была сбить ограждение моста и рухнуть в реку. Надо же ведь было подсунуть немцам некую достоверную причину того, куда делась машина с зениткой, после того как она благополучно покинула аэродром в Быхове. Ну, чтобы не поднять тревогу раньше времени. А так – вот, пожалуйста, несчастный случай. Ничего криминального, дело житейское… Тем более что глубина реки у того мостика, с которого я собирался сбросить машину, была не слишком большой. И белая табличка номера на заднем борту будет вполне различима. И потому идентифицировать то, что именно это и есть та самая пропавшая машина, труда не составит. Так что все будет тихо. Хотя и ненадолго, дня три. То есть до того момента, пока немцы не поднимут грузовик с трупом водителя и не обыщут место падения несколько раз, окончательно убедившись в том, что ни унтера-ремонтника, ни самой зенитки на дне реки нет. Но нам этих трех дней на все про все должно было хватить с головой.
В базовый лагерь, где располагался батальон, зенитку приволокли на руках. Ну, да и весила-то она всего килограмм четыреста. Без колесного хода, который отсоединили, чтобы не оставлять колею. И который оставили в кузове. Авось если найдут кроме грузовика еще и колесный ход от зенитки, воодушевятся еще часа на три поисков, которые, кто знает, могут оказаться для нас очень нелишними. А уже вечером у нас начались первые тренировки вновь сформированных расчетов. Развернуть, навести, дать пристрелочную (вхолостую, конечно, тем более, что снарядов все равно не было), скорректировать, дать длинную, перевести на другую цель, поменять дисковый магазин…
После первых пяти отработок я оставил тренировку расчетов на ротных, а сам выдвинулся на НП. Предстояло точно определить наземные сектора обстрелов для каждой из пока еще находящихся в немецких руках зениток и распределить для них цели. Причем цели надо было назначить с учетом того, что часть Flak’ов при захвате вполне может получить повреждения. Так что пару из них надо выделить на подстраховку, на случай если повреждены будут именно те зенитки, которые изначально планировались для подавления наиболее важных целей. А также определить цели уже для них, ежели захват произойдет без потерь. Кроме того, нужно было определить пути подхода того личного состава, на который возлагалась задача «зачистки» и «контроля». Ибо, если часть пехотного прикрытия и можно было бы оставить недобитой, то инженерно-технический персонал и особенно пилотов надо было уничтожить полностью. А для этого нужно подойти к каждому и добить раненых. Двадцатимиллиметровый снаряд, конечно, вещь серьезная, и, скорее всего, убьет человека при попадании в любую часть тела, даже в руку или ногу (смерть от болевого шока), однако эффективностью плазменного концентрата, наносящего сплошное поражение небронированным целям в радиусе семи метров от точки попадания все-таки не обладает… Ну и отказываться от использования своего собственного вооружения я тоже не собирался. Несколько «максимов», способных буквально поливать цели огнем, будто из брандспойта, не опасаясь перегрева и заклинивания, и с дальностью эффективного огня свыше километра, тоже не помешают. Как и MG-34 из числа тех, что мы сможем захватить исправными на пулеметных точках. Так что над планированием операции предстояло еще сильно попотеть…
К следующему вечеру план был полностью готов. А ночью даже частично отработан на колхозном поле в трех километрах от лесного массива, в котором располагался наш лагерь. Правда отработали там в основном выдвижение и… ожидание. Я вместе с ротными и взводными командирами заставил бойцов три раза проползти требуемое расстояние, а затем лежать неподвижно в течение часа, без единого шевеления, звона или стука. В принципе,
На рубежи атаки батальон выдвинулся еще затемно. А я наблюдал его выдвижение с комфортом, из будки-веранды на крыше ЦУПа. Потому что, если мы не хотели быть раскрытыми раньше времени, нужно было исключить попадание людей в эту будку до начала операции. Ибо за ползущими в росной траве двумя с лишним сотнями людей оставались весьма хорошо видимые отсюда следы, вроде инверсионных следов от самолетов на высоте десятка километров. Конечно, разглядеть эти полосы, теоретически, можно было не только из будки, но окна нижних этажей этого здания, выходящие на летное поле, были забиты фанерой. А от опасности обнаружения из более далеких зданий парней прикрывал легкий туман… И эту часть операции я взял на себя. Потому что если в ЦУП рано поутру припрется какой-нибудь уборщик, его надо будет устранить тихо. И незаметно. А шансов проделать это так, как требуется, у меня было явно больше, чем у любого из моих ребят. К тому же поскольку начало атаки было привязано не к определенному времени, а к моменту фактического прибытия на аэродром автобусов с летчиками, кому-то надо было заметить этот момент и подать сигнал к атаке. Тем более что место под НП было просто идеальным: из будки-веранды ЦУПа аэродром был как на ладони.
Уборщик был. Худой, долговязый очкарик с нашивками связиста. И упокоился он вполне себе тихо. Не смотря на то что, стервец этакий, все что надо заметить тоже успел и уже набрал в грудь воздуха, чтобы заорать. Но… не сложилось. А вот мне потом пришлось еще почти полчаса погромыхивать ведром и шумно возить тряпкой, чтобы другие уборщики, убиравшие помещения этажом ниже, не обеспокоились тишиной и не полезли проверять, чего это там притих их приятель.
Автобусы с пилотами появились около семи утра. К этому моменту прошло уже более получаса с восхода солнца, и, не контролируй я специально свое состояние, меня бы уже, наверное, била нервная дрожь. Ну, еще бы, более двух сотен человек уже на протяжении часа с лишним неподвижно лежит всего в двух-трех десятках метров от дежурных расчетов зениток, пулеметных гнезд, и уже за пределами маршрутов движения патрулей. Не дай бог кто-то, несмотря на все тренировки, хрустнет, звякнет, да пернет, наконец… не говоря уж о том, что кто-то из немцев может просто повнимательнее всмотреться в противоположную сторону. И начинать нельзя! Главный объект атаки еще не прибыл. И вот, наконец, они появились…
Нам сильно повезло: на ночь немцы снимали все расчеты двадцатимиллиметровых зениток. Хотя, в принципе, это было понятно – ночью из малокалиберного Flak 30 не особо и постреляешь… Удачей оказалось и то, что сегодня утром эти расчеты слегка задержались с выдвижением к своим позициям. Впрочем, основной причиной такого везения было то, что вчера вечером на аэродром приземлилось еще около полутора десятков бомбардировщиков. То ли куда-то перелетали, то ли просто горючки не хватило – вот и сели на ближайший аэродром. Но то, что это не перебазирование, было ясно по тому, что прибыли они без техперсонала. И поэтому порядок приема пищи слегка изменился: в отличие от прошлых дней, когда в первую очередь кормили зенитчиков и первую утреннюю смену охраны, сегодня первыми покормили часть техников. Так что когда первый из автобусов вырулил на стоянку, на которой всегда выгружали пассажиров, все четырнадцать двадцатимиллиметровых Flak’ов оказались без расчетов. А только что поевшая новая смена охранников и патрульных толпилась в курилке или около домика караула.
Когда я подал зеркальцем сигнал к атаке, ребята вскочили на ноги и бросились вперед. Сотня злых теней с измазанными грязью лицами, босиком (ну чтобы не слишком сильно топать) и сжимающих в руках саперные лопатки и пистолеты выглядела ангелами возмездия. Наверное, кто-то их успел заметить. Не все же пялились на вальяжно выбирающихся из автобусов пилотов, элиту элит люфтваффе… да и самой Германии. Новых Нибелунгов. Рыцарей неба, повергающих в прах города и страны… Наверное, кто-то заметил… Но сделать ничего не успел. Кабан, мчащийся на полшага впереди неровной цепочки озлобленных наших прямо на пулеметный пост, взлетел над мешками с песком и рухнул вниз с неслышимым мной отсюда, конечно, но явственно, буквально кожей ощущаемым хеканьем, рубанув лопаткой по шее отвлекшегося пулеметчика. Тот без звука рухнул к подножью пулеметного станка…