Кафедра
Шрифт:
— Нефиг за говнюков пить! — неожиданно взвился Маркуша. — Велика честь! Чего они сделали? Я в приемке пять лет отпахал, мне хоть бы спасибо сказали!
Стол загудел. Найденов подошел к Мите с Рашидом, наклонился и сказал тихо:
— Ребята, надо его вывести, иначе сейчас весь праздник будет испорчен.
— Как же нам его вывести? Еще бухтеть начнет, драться, — спросил Рашид.
— Придумайте чего-нибудь. Вы ж сообразительные пацаны. К телефону позовите.
— Нет, — покачал головой Рашид. — Не пойдет. Тут надо иначе. Ладно, сейчас, — он подошел к Маркуше и сказал ему, что есть важный разговор.
— Разговор? — переспросил Маркуша, уставившись на Рашида. — У тебя, говнюка, разговор? Ну ладно, он с трудом
Рашид с Маркушей зашли на кафедру. Митя не знал, что там произошло, но, когда он открыл дверь, Маркуша уже спал в кресле, а раскрасневшийся Рашид накручивал телефонный диск.
— Ни хрена себе, как он быстро срубился! — удивился Митя.
— М-да. Да нет, бывает такое. Устал человек. Много дней много пил. Ту девицу помнишь, которую увезли?
Митя кивнул.
— В общем, дошло не только до ректора. Девица оказалась из “крутых”. У Калерия неприятности, что он тут развел наркошеский притон. Сегодня будет шмон по корпусам и в общагах.
— Как шмон? — не понял Митя. — Обыск, что ли? Это ж смешно! Хоть пять лет ищи, не найдешь.
— Обноновский. Отдел по борьбе с наркотиками. С собаками будут шмонать.
— А ты откуда знаешь?
— Двоюродный братан у меня в этой системе. Он и рассказал. Так что всем местным наркодилерам — шиздец! — Рашид повесил трубку, не дозвонившись. — Ладно, дебошир угомонился, пойдем дальше веселиться.
— Ага, сейчас, позвоню только, — Митя сделал вид, что набирает номер. Рашид вышел. Митя тут же повесил трубку, подошел к открытому окну и выглянул во двор. В тени деревьев на скамейках сидели парочки, играла музыка.
“Да ну, ерунда какая-то! Даже если с собаками. Все это блеф и провокация, — он приподнял кактус в углу на подоконнике, убедился, что его “кораблик”, завернутый в полиэтилен, в целости и сохранности. Посмотрел на спящего Маркушу. — Как-то слишком подозрительно быстро он вырубился, черт возьми!” Митя похлопал по карманам и вспомнил, что у него кончились сигареты, а в подпитье курить всегда хочется вдвое сильнее. Надо было спускаться к киоску на первом этаже.
— Мне, пожалуйста, “Честер”, — Митя протянул киоскерше купюру. Краем глаза он увидел, как из “римской” аудитории напротив киоска вышли двое в камуфляже. Один вел на поводке собаку с болтающимся на шее намордником — немецкую овчарку. Собака высунула длинный розовый язык, с которого на пол капнула тягучая слюна. — Екалэмэнэ! — произнес Митя, заворожено глядя на собаку.
Он взял пачку и медленно отошел от киоска, также медленно прошел мимо разговаривающих обноновцев, стал подниматься по лестнице. Убедившись, что его не видят, припустил во всю прыть.
Митя вбежал на кафедру, покосившись на спящего Маркушу, кинулся к компьютеру, где у него был еще один тайник. Митя достал “корабль”, подбежал к открытому окну и высыпал содержимое коробка. Трава разлетелась по ветру. Коробок он тоже выкинул. Потом то же самое проделал со вторым “кораблем”. Убедившись, что никаких следов травы на подоконнике не осталось, Митя вернулся к пирующим. Все уже дошли до той кондиции, когда хочется запеть нестройным хором.
— Миленький ты мой, возьми меня с собой… — слегка визгливо завела Игонина, и все дружно подхватили: — Там, в стране далекой буду тебе женой…
Митя подпевал, чувствуя внутри противную мелкую дрожь. Перед глазами стояла собака с болтающимся намордником и люди в камуфляже. “Завтра же несу Марату долг, чтобы никаких…”— подумал он.
В подвале было прохладно и сумрачно. Люди за столиками тихо переговаривались. Митя оглядел их всех пока стоял в очереди. Он взял стакан апельсинового сока и сел за столик в углу. Прошло минут десять. Никто не подходил. Такого никогда не бывало. Митя взглянул на часы и решил, что подождет еще минут пять, после чего встанет и уйдет.
Появился бармен, который по совместительству
— Парень, зря сидишь. Никого не будет, — сказал он, вытирая стол.
— Мне Марату долг отдать надо.
— Ничего не знаю. Нету больше Марата, — покачал головой бармен.
— Как это нету?
— Нету и нету. Иди-иди, не светись здесь, — сказал бармен и строго посмотрел на Митю. — Списалось все, парень.
Уговаривать Митю было не надо. Он поднялся и быстро вышел. В коридоре оглянулся — не следит ли кто. Ломать голову по поводу исчезновения Марата было нечего — взяли. Канал сгорел, а с ним сгорел и его приличный приработок, на который можно было баловать Дашку. Но нет худа без добра: в кармане лежали маратовские деньги, которые минуту назад стали его собственными.
Господин Чанг и другие неофициальные лица
Было первое сентября. Погода стояла теплая и сухая. По улицам с букетами гладиолусов и астр шагали школьники. Те, что постарше, сбивались в шумные стайки, кричали, смеялись, задирали друг друга, радуясь долгожданной встрече. Первоклашки были серьезными. Они шли за руки с родителями и несколько испуганно глазели по сторонам.
Около университетского крыльца тусовался загоревший за лето студенческий народ. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то танцевал под магнитофон, кто-то орал веселую студенческую песню: “У бегемота морда чайником…” Совсем как школьники. Митя, поднимаясь по лестнице, с завистью смотрел на веселье. Отпуска у него, конечно, никакого не было — ведь он устроился на работу только в начале июня. Крошка Цахес строго-настрого наказала ему весь август являться в университет и сидеть на кафедре — готовиться к вступительным в аспирантуру. Был даже назначен человек, который должен был следить за его явкой — лаборантка с кафедры вычислительной техники. Митя, конечно, не являлся и к экзаменам совсем не готовился. Вел он себя ничуть не лучше студента — двоечника, оставившего все на последний день. А с лаборанткой он договорился просто — подарил коробку конфет “Вечерний звон”, за что она и обещала отмазать его от Крошки Цахеса.“Все успею”, — думал Митя, лежа с Настеной на пляже. Семья его вместе с тещей укатила в Испанию, как он и планировал. Тесть работал как проклятый, зарабатывая деньги, чтоб рассчитаться с долгами. Митя с ним попил пару раз дома, воспользовавшись свободой, но, честно сказать, ему было скучно бесконечно обсуждать футбольные матчи и “мыть кости” политикам из Кремля, поэтому, когда тот позвонил в третий раз со своим традиционным “мужским” предложением, он отказался, сославшись на предэкзаменационную горячку. Через день после отъезда родни Митя перебрался к Насте вместе с зубной щеткой и прочими “мыльно-пузырными” принадлежностями и теперь только иногда ненадолго заезжал домой проверить, все ли там нормально. Он был счастлив. С Настеной они дурачились, веселились, загорали, пели песни, смотрели телевизор, занимались любовью — все было легко и непринужденно. По отношению к жизни Настя чем-то очень походила на Митю. С Викой такой легкости никогда не возникало, с ней было все слишком серьезно, как во время партийного съезда. Серьезные ухаживания, серьезные разговоры, серьезная подготовка к свадьбе, серьезный, по научно-популярной книжке, секс.
— Здравствуйте, Дмитрий, — Игонина сидела за своим столом, загоревшая и сильно похудевшая. Она смотрела на него из-под очков. — Сразу видно — отдохнули. А через две недели специальность, и конкурс в этом году, между прочим, очень большой.
— Ольга Геннадьевна, я, честное слово, занимался, — пробормотал он, чувствуя, что краснеет от вранья.
— Ну вот и посмотрим. С первым учебным днем, дорогой коллега. Хотите поработать с тремя корейцами из Сеула? Забота вашего Виктора Андреевича. Логично будет, если вы ими займетесь.