Каин: Антигерой или герой нашего времени?
Шрифт:
— К причалам?..
Иван окончательно пришел в себя и крикнул кормчему:
— Огибай город, Митрич. Причалим на Которосли, против Спасского монастыря.
— Слушаю, батька!
Бурлаку бечеву не тянули, благо расшива шла по течению да еще под упругим ветром, напиравшим на верхний и нижний паруса мачты.
Место причала Каин определял с ярославским купцом Терентием Светешниковым, с коим повстречались в Кашине, и кой решил взять в Ярославле всю партию хлеба. Сделку заключили по векселям, затем ударили по рукам.
Однако Васька Зуб, никому ни во что не веривший, усомнился в ярославском купце.
— Да как это можно каким-то бумажками верить?
Иван не удержался и дал Ваське «горячего» щелбана.
— Кто слово давал, блатные слова не употреблять? А во-вторых, Зуб, как тебе давно известно, я без тщания в серьезные дела не лезу. Уразумел?
— Чего сразу щелбана-то?
— Память твою напомнить…
После причаливания расшивы никто на берег не сошел: ждали Светешникова, ибо судно пришло в установленный день. Терентий появился к вечеру.
— Не ожидал. Добрый у тебя кормчий. Надо же: день в день.
— Митрич тридцать лет Волгу бороздит. Бывалый мужик, — похвалил кормчего Каин. — Куда хлеб повезешь Терентий Нифонтович?
— Вначале до Рыбинской слободы, а там водным путем в Петербург. В столице хлебушек в три дорога берут.
Как дотошный купец, Светешников проверил на расшиве хлеб в рогожных пятипудовых мешках, оставил на судне приказчика, а сам проехал на бричке с Каином в свой дом, что находился на улице Никольской подле храма Николы Надеина, красота которого вызвала у Ивана восхищение.
— На редкость дивный храм.
— Не поверишь, Василий Егорович, но сей храм возвел мой прадед Надей Светешников. А было то в 1622 году. Почитай, все свои капиталы на церковь издержал, зато добрую память о себе оставил.
— Вот такие купцы мне по нраву, коль деньги свои не в кубышки набивают. Честь и хвала твоему прадеду.
— Истинно, Василий Егорович. Прадед мой был весьма знаменит. Он ведь в Смутные годы, когда Минин и Пожарский, почитай, четыре месяца стояли в Ярославле, едва ли не всю казну отдал на нужды ополчения.
— Однако.
— Своенравный был прадед. Умел и деньги на благое дело вложить, но умел их с риском для жизни и раздобыть.
— И каким же образом, позвольте полюбопытствовать?
— Прадед, как церковь возвел, снарядился с охочими людьми на Самарскую луку.
— Да там же, Терентий Нифонтович, как всем известно, разбойник на разбойнике. Да это же к черту в полымя! — поразился Каин.
— В самую точку, Василий Егорович. Надей Епифаныч человек был рисковый и отваги отменной. Прибыл на Луку с отрядом оружных людей и среди дремучих лесов, близ устья реки Усы, где в Волгу впадает небольшая речка Усолка, сотворил свой стан, ибо посреди сей речки бьют ключи, изобилующие солью. Надей Епифаныч завел здесь варницы для добычи соли, которую, с немалой выгодой сбывал в верховые города и в Москву. В 1660 году, после смерти прадеда, Надеинское Усолье было отдано Саввину монастырю, а совсем недавно вся эта местность, с большей частью Жигулевских гор, перешла во владение графа Орлова-Давыдова.
— Занятный был у тебя прадед, — задумчиво произнес Каин. — Как же он сумел Усолье от лихих людей сохранить?
— А с дурной головой в лихие наделы не полезешь. Прадед же, без похвальбы скажу, большую голову имел. Как-то напали на его стан полсотни разбойников, а он вышел к ним, вывернул карманы и сказал: «Денег у меня нет, можете весь стан обшарить, а все богатство мое — мешки с солью. Коль надобна, забирайте и пускайте в продажу». Лихие же на соль ноль внимания, а весь стан и в самом деле обшарили и нашли в комнате Надея Епифаныча тридцать рублевиков. Напустились на
Но Каин все же высказал свое сомнение:
— С трудом вериться, что Надей Епифаныч с тридцатью рублевиками на Луку приехал.
— Истинные слова, Василий Егорович. Казна — и немалая — на стане осталась.
— Плохо лихие осмотрели?
— С полным тщанием. Даже каждого работного человека обыскали. А казна-то, можно сказать, у них под носом была — возле избы, на дереве в сосновых лапах висела.
— Ну и Надей Епифаныч! — рассмеялся Каин.
— Да уж не головотяп. Три года на соляных варницах прожил, затем соль и большую часть капитала вновь на храмы и монастыри пожертвовал. Не зря, видно, его Бог любил. Почитай, сто лет прожил.
— А скажи, Терентий Нифонтович, нынешний владелец Самарской Луки такой же боголюбец?
— Граф Орлов-Давыдов? Капитал имеет огромный, но чтобы на храмы жертвовал, того не слыхал. Иного склада человек. Балы, кутежи, карты. Далек он от Бога, Василий Егорович.
Рассчитавшись с Каином и отобедав с ним в столовой комнате, Светешников осведомился:
— Новость слышал?
— ?
Воеводе Павлову и полицмейстеру Кашинцеву по шапке дали.
— Каким образом?
— Вначале приезжал какой-то человек от московского губернатора и все их злодеяния вскрыл. Воевода и полицмейстер устрашились, и прекратили в городе бесчинства, но через два месяца они вновь взялись за старые дела. Помышляли даже фабриканта Затрапезнова к ногтю прижать, но тот человек-кремень, съездил в Петербург и сумел пробиться к самой императрице, после чего обоих мздоимцев увезли в столицу и предали суду.
— Молодцом Затрапезнов. Таких паршивых людей свалил, — откровенно порадовался Иван. — Дай Бог новым властям бесчинств не творить.
— Пока в городе тихо, но надолго ли? Начальных чинов без мздоимсв не бывает. Может, новая императрица Елизавета Петровна наведет в городах порядок.
— Поживем — увидим, — неопределенно отозвался Каин.
— Теперь, небось, в Москву матушку, Василий Егорович? В родные пенаты?
— В Москву, — приврал Каин.
— Доброго пути. Будешь в Ярославле, мой дом для тебя всегда открыт.
— Всенепременно воспользуюсь, Терентий Нифонтович, коль нужда приведет. Благодарствую за хлеб-соль…
Глава 2
Михаил заря
Струг, который удалось закупить Каину, пришелся ему по душе. Был он парусный, с отвесными бортами и заостренными оконечностями, а главное двухъярусный и с каютой на корме; хорошо просмоленный, крепкий и довольно вместительный. Может поднять двенадцать пудов клади. Длиной — восемнадцать сажен и шириной более десяти. Дно судна было составлено из пятидесяти толстых дубовых досок, которым не страшны были даже соленые воды, ибо, как рассказывал продавец судна, оно побывало в Хвалынском море [112] .
112
Хвалынское море — Каспийское.