Каин и Авель
Шрифт:
Естественно, эти самые части тела, вернее, самая примечательная и выдающаяся не смогла остаться равнодушной к эфемерным прикосновениям и приподняла голову в тщетной надежде разглядеть причину своего возбуждения...
Савинков проснулся от этих ангельских прикосновений и несколько минут лежал, наслаждаясь покоем, уютом, теплом и присутствием красивой и обнаженной женщины, готовой стать его собственностью по обоюдному желанию. Скоро это произойдет. Они не говорили на эту тему, но понимали, что любовь и обладание будут призом в страшной игре, которую затеяли. На месте пролившейся крови в гот же вечер расцветет пряный букет их соития, медленного и чувственного. Это будет единение
Так, наверное, безумно любили друг друга римляне и римлянки: во время кровавых ристалищ, когда один только вид окропленных гладиаторской кровью тигров возбуждал всех без меры. Ради таких минут можно и потерпеть, тем более что терпение в их случае доставляло своеобразное удовольствие, а постоянное возбуждение, как ни странно, до предела обостряло логическое мышление.
Савинков проанализировал сей странный феномен и пришел к довольно-таки парадоксальному выводу: поскольку они добровольно наложили запрет на полный телесный контакт, желание довести дело до конца и получить за это райское яблоко грехопадения только помогает им в нелегком деле планирования и исполнения теракта. Очень высока планка требований, и организм мобилизует все свои ресурсы в погоне за единственно доступным ему наслаждением. Он даже вывел формулу их отношений: «Страсть через кровь!»
И теперь, открыв глаза, с усмешкой наблюдал за Дориной экспедицией, уже далеко не первой, но и не последней.
Она по опавшему предмету исследования поняла, что он проснулся, и заскользила губами вдоль тела, ища в таком длинном поцелуе его губы. Нашла и прильнула. Обычные поцелуи, сродни застарелым супружеским, превратились в привычку, поэтому уже совсем не волновали, что помогало сбить пагубную страсть, могущую нарушить чистоту чувственного эксперимента. А кто знает, когда еще подвернется такой удачный случай? Министры внутренних дел на дорогах просто так не валяются. Их туда прежде надо уложить метким броском Покотилова.
Застыв в бесплодных объятиях, они целовались так медленно и долго, что успели проголодаться. Поэтому, с усилием разлепив тела, не хотящие разъединяться, оделись и поехали в ресторан ужинать. По-семейному.
Человек, от которого одновременно зависели судьба империи и плотско-райский финал духовных забав Савинкова и Доры, тем временем по-своему пытался снять внутреннее напряжение, присущее неопытным палачам. У опытных напряжения не бывает, потому что они любят свою работу и своих жертв, обеспечивающих им занятость и кусок хлеба в старости.
Алексей Покотилов в молодые годы уже умел пить не по-молодому зрело и тягуче, растягивая это старинное русское удовольствие на неделю, а то и поболе. Аккурат сейчас шла первая половина недели, когда он еще выеживался и старался пить не просто водку с огурцами, а по-революционному, красиво, с обязательными думами и разговорами на тему всеобщего братства, свободы и равенства.
Он просыпался утром с сильной, непреодолимой жаждой, но запрещал себе пить до тех пор, пока не приводил себя в порядок обтиранием холодной водой вперемешку с полукипятком. Далее Алексей брился, всячески лечил свою экзему, протирая кожу лечебными эмульсиями. Иногда это помогало. Одевшись в выходное платье, он садился за стол и только тогда, заработав честно первый стакан портвейна, выцеживал его не торопясь, ощущая каждой клеточкой блаженный переход от похмельной депрессии к возвышенному чувству. Постоянно пополняемый запас портвейна хранился в шкафу.
Собственно говоря, все это он делал ради этих первых двадцати минут любви к ближним и к самому себе. В обычные дни Покотилов себя не любил и считал, что единственное
В таком расположении духа он выходил в город, наказав коридорному не соваться к нему в номер. Желтенькая бумажка в руку подтверждала намерение барина лучше всяких слов, за что Алексей был любим простым народом, если за таковых считать наглых половых и коридорных. Уже при самой гостинице на выходе, в буфете, его ждала утренняя стопка холодной водки и порция севрюжинки. Иногда при одной севрюжинке выпивалось две стопки.
Благотворное влияние водки, пришедшей в радостный контакт с портвейном (все-таки родственники!), полностью избавляло больную голову от надоедливого шума и страха смерти. Именно с крыльца гостиницы «Северная» распростертый перед путником мир выглядел особенно прекрасным и любвеобильным. Окрыленный Алексей шел в близлежащий парк, где у него в кустах был припрятан изрядный булыжник. Именно так он улучшал меткость швыряния бомбы на расстояние до десяти саженей.
Поупражнявшись в бросках (точности он достиг почти идеальной) и нагуляв аппетит, он шел в средней руки ресторанчик на Крюковом канале, где со вкусом выпивал большой графинчик хлебного вина, закусывая миногой в горчичном соусе. Помимо миноги хорошо шел и копченый угорь, а также ряпушка. Покотилов вообще предпочитал рыбный стол, справедливо считая его более полезным для здоровья, нежели мясной.
Желудок старался не набивать, потому что в противном случае оставалось мало места для пития. И к тому же сама водка тоже представляла довольно сытное кушанье. Однажды он неделю, помимо водки, ничего не ел и почти не похудел, а экзема за это время так и вовсе прошла. Все врут календари: пить полезно, вредно не пить...
Действительно, кроме нервов, все остальное у Покотилова работало безупречно: печень, почки, желудок, спинной мозг. Он мог исходить весь город, на ходу обдумывая проекты дальнейшей жизни. Если не повезет, он останется жить, пройдет каторгу, устроит побег и уедет в Европу. Там он все-таки закончит университет и вернется в обновленную Россию... кем? Ну естественно, специалистом в винокуренной области! Кто знает и может распознать до пятидесяти сортов водки? Кто владеет секретом правильного пития? Спросите любого революционера, и тот ответит посреди ночи: конечно же, Алексей П.!
Ему говорили, что в Италии (божественная страна!) есть университет по виноделию, так там с раннего утра все студенты только и делают, что пьют и пьют. Но не просто так, а обучаясь! Придав питию высокий академический статус, мечты сразу приобретали реальный оттенок...
Темно-синее итальянское небо быстро светлеет под напором горячего южного солнца. Пока утренняя прохлада еще царит в старинном замке двенадцатого века, десятки бакалавров (то бишь холостяков) со всех концов света спешат в темные винные подвалы, сплошь заставленные бочками из потемневшего от старости французского дуба.
Целый город, состоящий из винных, коньячных и прочих улиц, прячется в известковой горе, изъеденной штольнями, как упавшее дерево червями. Только в отличие от деревяшки здесь сухо, прохладно и пахнет давленым виноградом. Темнота разгоняется масляными фонарями, дающими маленький круг света, но и этого круга достаточно — в группах немного студентов. Ведомые пожилым профессором, они проходят в дальние штольни, исследуя неделя за неделей, месяц за месяцем все винные богатства мира, свезенные сюда прогрессивными промышленниками, растящими мировую элиту — дегустаторов вина, коньяка и водки.