Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными
Шрифт:
В третьей главе я утверждаю, что у истоков успешного развития лежит то, что экономисты просвещения называли эмуляцией (англ. emulation) [3] , а вовсе не сравнительное преимущество или свободная торговля. В данном контексте эмуляция-это имитация с целью сравняться или превзойти. Если племя, живущее через реку, сделало шаг в развитии от каменного к бронзовому веку, то ваше собственное племя стоит перед выбором: придерживаться своего сравнительного преимущества в каменном веке либо попытаться эмулировать соседнее племя и и вырасти вслед за ним до уровня бронзового века. До Давида Рикардо никто не сомневался, что эмуляция — это лучшая возможная стратегия, так что исторически главным следствием теории торговли Рикардо стало то, что она впервые позволила оправдать колониализм с этической точки зрения. Мы полностью забыли тот факт, что все
3
О важности эмуляции см.: Hont Istvan. Jealousy of Trade: International Competition and the Nation-State in Historical Perspective. Cambridge, Mass., 2005.
В защиту свободной торговли существует много аргументов, но теория Давида Рикардо, как утверждается в четвертой главе, к этим аргументам не относится. Детальное изучение экономики производства позволяет понять, что лучшие аргументы в защиту глобализации являются одновременно и лучшими аргументами против преждевременного вступления бедных стран в мировую экономику. Теория Рикардо оказывается верной во многих случаях, но причины, по которым она оказывается верна, неверны. Рикардианскую теорию высоко ценят как левые, так и правые политики, поэтому критиковать ее весьма сложно. Правые политики считают теорию торговли Рикардо доказательством того, что капитализм и неограниченная международная торговля-благо для жителей планеты. Преимущество свободной торговли доказывается на основании того, что экономисты называют трудовой теорией ценности, т. е. учения о том, что человеческий труд-это единственный источник ценности. На этой теории основывается также марксистская идеология. По моему мнению, трудовая теория ценности куда лучше подходила для того, чтобы убедить промышленных рабочих XIX века выйти на улицы, чем для того, чтобы объяснять происхождение богатства и бедности в современном мире.
Польский математик Станислав Улам однажды спросил нобелевского лауреата по экономике Пола Самуэльсона, в 1949 году утверждавшего, что свободная торговля приведет к сокращению разницы в доходах во всех странах мира, известна ли ему экономическая идея, которая была бы универсально истинна, но при этом неочевидна. Самуэльсон назвал принцип сравнительного преимущества; согласно этому принципу, свободная торговля между двумя странами обязательно будет взаимовыгодной, если у них неидентичные относительные издержки производства. Получается, что тот, кто критикует философское основание доктрины свободной торговли, не просто подвергается нападкам со стороны обоих политических флангов — и левого, и правого, но ставит под сомнение притязания экономической науки на точность. Эта книга возрождает традицию, согласно которой экономика не только не является точной наукой, но и никогда не сможет ею стать.
В пятой главе утверждается, что во многих бедных странах мы наблюдаем процессы, противоположные развитию и прогрессу, — регресс и примитивизацию. Механизмы, приводящие к примитивизации, даны на примере Монголии, Руанды и Перу. Возвращаясь к приведенному выше примеру двух племен, можно сказать, что еще несколько десятилетий назад повсеместно признавалось, что даже не самое развитое племя может повысить свой уровень жизни, войдя в бронзовый век. Однако Берлинская стена погребла под собой понимание того, что лучше иметь в стране неэффективный сектор обрабатывающей промышленности, чем не иметь его вообще. Новая экономическая логика привела к падению уровня реальной зарплаты во многих странах Восточной Европы, Азии, Африки и Латинской Америки.
В шестой главе обсуждаются способы решения проблем бедности, которые в последнее время предлагает человечеству мейнстримовая экономическая наука. Чтобы найти лекарство от бедности, надо отличать базовые аспекты экономического развития от явлений, которые являются сопутствующими или даже симптомами проблемы. В главе утверждается, что из-за своего нежелания критически оценить основные метафоры, предпосылки и постулаты стандартной экономической науки, современные экономисты шли по длинной цепочке ложных следов: они искали корни проблемы где угодно, только не в системе производства. Те же люди, что стояли у власти в 1990-е годы, продолжают оставаться идеологическими лидерами процесса, который в конечном итоге должен привести к восстановлению экономики бедных стран. Это так же умно, как просить совета о градостроительстве у гунна Атиллы.
В седьмой главе я утверждаю, что знание исторического процесса развития может уберечь нас от стратегии, которая внешне кажется логичной, но в реальности может быть чрезвычайно разрушительной. Бедным странам навязывают свободную торговлю, а богатые страны в это время ограничивают импорт сельскохозяйственной продукции из стран третьего мира и субсидируют собственное сельское хозяйство. Мы придаем большое значение отказу от этой несправедливой политики, однако, как мы увидим на примерах из XVIII века, отказ от сельскохозяйственных тарифов — это давно известный прием из арсенала колониальной политики. Какой бы несправедливой ни казалась нам эта практика, если мы слишком сконцентрируемся на ней, то рискуем попасть в Панглосову ловушку: только при идеально свободной торговле и laissez-faire мечты об экономической гармонии претворяются в реальность. Сегодня ВТО утверждает, что южные страны остаются бедными, потому что северные защищают свое сельское хозяйство. Я пытаюсь доказать: чтобы голодающий юг разбогател, недостаточно просто дать ему возможность продавать свои продовольственные товары на север.
Мы не сможем сделать бедных богатыми при помощи прямолинейной, наивной доброты. Мир настолько сложен, что надо думать о системных и долгосрочных результатах наших действий. Вполне естественно, что люди, которые видят отсталое сельское хозяйство Африки, хотят помочь Африке, сделав это сельское хозяйство эффективней. Однако философ и экономист времен Просвещения Давид Юм предполагал, что лучший способ увеличить эффективность сельского хозяйства — пойти кружным путем и увеличить сначала эффективность обрабатывающей промышленности; исторические факты последней тысячи лет подтверждают его идею. В экономической науке периода Просвещения поиск оптимального баланса между разными экономическими секторами считался одной из важнейших задач; сегодня же эта задача полностью забыта.
Если мы сами станем есть меньше, в третьем мире еды от этого не прибавится: сегодняшний голод-это следствие недостаточной покупательной способности, а не недостаточного количества еды в мире. Точно так же, закрыв сельское хозяйство стран «первого» мира, мы не поможем развить его в третьем мире. В книге я утверждаю, что нам необходимо заключить сделку, согласно которой странам «первого» мира разрешалось бы защищать свое сельское хозяйство (но не разрешалось бы скидывать излишки его производства по бросовой цене на мировые рынки), а странам третьего мира разрешалось бы защищать свою обрабатывающую промышленность и сектор продвинутых услуг. Это единственная политика, которая в последние 500 лет обеспечивала странам успешное экономическое развитие.
Человечество забыло, как богатели многие страны, а ведь прошло всего 50 лет. Теперь наши попытки решить проблему бедности, пусть и предпринимаются из самых лучших побуждений, направлены лишь на облегчение симптомов бедности, а не на искоренение ее глубинных причин. В главе рассказывается о составляющих проекта «Цели тысячелетия»: в два раза сократить количество людей, живущих на 1 долл. в день, уменьшить количество голодающих и больных, снизить детскую смертность, способствовать распространению образования и улучшению экологии. Я утверждаю, что цели тысячелетия и кампания по борьбе с бедностью ориентированы скорее на облегчение страданий, которые приносит людям бедность, недостаточно уделяя внимания структурным изменениям, которые способствовали бы экономическому развитию бедных стран. Сегодняшний подход приведет не к созданию демократии и развития, какими бы благородными ни были намерения его идеологов, а к разрушительному благотворительному колониализму, позволяющему богатым странам сохранять свою власть над бедными. Я не хочу сказать, что мы не должны пытаться облегчить страдания бедных путем денежной помощи, но мы должны решить другую, не менее важную задачу-как бедным странам стать богаче без нашей помощи. Сторонники свободной торговли часто прибегают к подобным аргументам, защищая свою политику, но между ними и мной есть принципиальное различие: когда я говорю, что для бедняков мира развитие важнее помощи, то выступаю за развитие, которое послужит интересам бедняков, и против того, чтобы они пассивно принимали денежные переводы, которые в итоге приведут их к скрытой форме колониальной зависимости.
В заключительной главе рассказывается, как создавать страны среднего достатка, в которых все граждане имеют цель и право на предметы первой необходимости и предметы минимальной роскоши. С точки зрения теории и экономической политики, чтобы этого достичь, не требуется радикальных мер. Требуется лишь вернуться к стратегиям торговли и развития, которые были в ходу сразу после окончания Второй мировой войны, в том виде, в котором они были зафиксированы, например, в 1948 году в Гаванской хартии ныне не существующей Международной организации торговли. Иными словами, требуется подчинить абстрактную цель установления свободной торговли другим целям, напрямую связанным с благосостоянием людей.