Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
Шрифт:
Жумабая Шаяхметова освободили от должности, перевели из Алма-Аты первым секретарем Южно-Казахстанского обкома партии. Все следили за тем, как поведет себя бывший руководитель республики на новом месте. Первый секретарь не пил и не курил, когда его приглашали в гости, помощник предупреждал:
— Чтобы спиртного не было. Если Жумеке увидит, то не сядет за стол.
Буквально через несколько месяцев его отправили на пенсию, потому что он тяжело заболел. Он присутствовал на Семипалатинском полигоне, когда 29 августа 1949 года проводилось испытание первого ядерного устройства.
С 23 февраля по 2 марта 1954 года в Москве проходил знаменитый пленум ЦК КПСС, принявший постановление «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».
Первым секретарем в Алма-Ату Хрущев послал бывшего руководителя Белоруссии, бывшего секретаря ЦК, бывшего министра культуры Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. Вторым секретарем сделал Леонида Ильича Брежнева. Им и предстояло поднимать целину. Для Пономаренко назначение в Алма-Ату было дорогой, ведущей вниз по карьерной лестнице. Для Брежнева — началом нового взлета.
Ненужный бюллетень
Генсеками не рождаются. Брежнев овладевал искусством большой политики в невидимых миру подковерных схватках. Восхождение на олимп ему очень дорого обошлось. Он заплатил за это своим здоровьем.
Сохранился своего рода исторический документ. Это листок нетрудоспособности, бюллетень, выданный Леониду Ильичу Брежневу весной 1953 года, сразу после смерти Сталина, в Кремлевской поликлинике. Тогда еще в бюллетене писали диагноз, и можно установить, от чего страдал Леонид Ильич в те исторические дни, когда менялась судьба страны. Хотя почерк так себе — докторский.
Диагноз: «Коронаро-кардиосклероз после перенесенного инфаркта миокарда. Облитерирующий эндартериит». Лечащий врач из Кремлевской поликлиники пометил: «Нетрудоспособен с 10 апреля 1953 года». Но терапия на дому Брежневу не помогла. Его положили в больницу, где он пролежал три недели, с 2 по 23 мая.
На вершине власти происходили грандиозные перемены. Все кипело. В такие дни болеть — пропустить все на свете. А Леонид Ильич Брежнев наблюдает за происходящим с больничной койки… Как же он остался в стороне?
И вот еще одна поразительная деталь. Почему сохранился этот бюллетень? Его ведь полагалось сдавать по месту работы — как оправдание, почему отсутствовал. Платили по больничному. А этот остался в личном архиве Брежнева. Леонид Ильич не сдал бюллетень, потому что некуда было! Человек, которому предстояло восемнадцать лет руководить нашей страной, в тот момент вообще остался без дела.
Леонид Ильич Брежнев стремительно взлетел в октябре 1952 года — на последнем при Сталине XIX съезде партии. В роли первого секретаря ЦК компартии Молдавии он впервые выступал на съезде, был избран в состав партийного ареопага и увидел, что происходит за кулисами большой политики.
Право выйти на съездовскую трибуну получило небольшое число первых секретарей ЦК национальных республик и крупных областей. Вождь приметил Леонида Ильича, который чисто внешне выгодно отличался от других партийных руководителей.
16 октября 1952
— В президиум ЦК можно было бы избрать, например, таких товарищей…
Он огласил длинный список. К удивлению присутствовавших, включил в высшее партийное руководство сравнительно молодых партработников, в том числе Брежнева.
Сидевший в зале и ни о чем не подозревавший Леонид Ильич неожиданно стал секретарем ЦК и кандидатом в члены президиума ЦК, созданного вместо политбюро. Он сам был поражен неожиданным взлетом — заранее его никто не предупредил. Сталин любил сюрпризы. Так Брежнев оказался в высшей лиге. Ему было всего сорок пять лет, и он уже почти достиг вершины власти.
Сразу после съезда его пригласили на обед в честь иностранных делегаций в Георгиевском зале Кремля. Обед начинался по-сталински поздно, в девять вечера. На именном приглашении Брежнева от руки написано: стол № 4. Уже совсем рядом с вождем.
На олимпе жизнь особая, и Брежневу предстояло быстро освоиться среди ушлых московских чиновников. Леонид Ильич уловил, что следует быть крайне осторожным. Он попал в жестко очерченную жизнь высшего партийного функционера.
«В начале пятидесятых, — вспоминал сотрудник аппарата президиума Верховного Совета, — Кремль казался гнетущим огромным пустырем. Ходить по территории запрещалось. Иногда мелькнет фигура какого-нибудь руководителя. Впереди один охранник, сзади второй. Машина промчится с занавешенными окнами — уже событие».
Леонид Ильич был избавлен от всех бытовых хлопот. Ему полагалась охрана. Люди из Министерства госбезопасности взяли на себя заботу и обо всех хозяйственно-бытовых проблемах семьи. Секретарю ЦК не надо было думать ни о хлебе насущном, ни о пополнении гардероба.
На улице Грановского существовала так называемая столовая лечебного питания. Ее посещали крупные кремлевские чиновники и старые большевики. Они не столько обедали, сколько запасались продуктами. В будние дни часов в шесть-семь вечера улица Грановского заполнялась черными авто. Высшие чиновники заходили в так называемую столовую с озабоченным видом, а выходили с большими свертками, упакованными в плотную желтую бумагу и перевязанными бечевкой.
Высшее партийное руководство в магазине не показывалось. Достаточно продиктовать обслуживающему персоналу, что именно нужно, и все доставят на дом. За это отвечало главное управление охраны Министерства госбезопасности.
На Западе охрана только бережет жизнь. У нас по-другому. Одежда и еда, здоровье и досуг, щекотливые поручения и тайные встречи — всем ведала личная охрана. Без охранника кремлевские небожители не могли ступить и шага. Начальнику охраны рассказывали то, чем не делятся и с женой. Посвящали в семейные секреты. Он заботился о детях и внуках хозяина, спасал от неприятностей, выручал из беды.