Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
Шрифт:
Создавался орган с огромными, почти неограниченными полномочиями, получивший право контролировать и партийные органы, и правительство, и вооруженные силы, и даже КГБ. Комитет партийно-государственного контроля мог отстранить от работы любого работника своим решением или внести такое предложение в ЦК КПСС, если речь шла о номенклатурном чиновнике. Не слишком провинившихся работников штрафовали — на два-три оклада, это было и позорно, и накладно. Но главное — требовали от министерств и ведомств немедленно исправить выявленные недостатки. Министры не смели перечить Шелепину.
29 ноября 1962 года на президиуме ЦК рассматривали вопрос «О реализации решений ноябрьского пленума
— У нас по многим показателям система планирования устарела. Особенно на предприятиях легкой промышленности. Вот сейчас у нас, например, швейных изделий на три миллиарда рублей лежит на складах. Не берут, потому что устарели фасоны, не годятся. Все идет по валу: ботинки, например, не по фасону, а по весу, если подметка тяжелая сделана, значит, предприятию лучше. Я не знаю, какой подход найти. Это очень большой и сложный вопрос. Может быть, надо ряд комиссий создать. Может быть, Госплану поручить, чтобы они подумали и внесли свои предложения.
Руководители великой державы не знали, как наладить производство приличной обуви. Единственное предложение — создать множество комиссий, которые, может быть, что-то придумают… Никита Сергеевич, как обычно, поделился дореволюционным опытом:
— В старое доброе время частник — а за границей сейчас каждый магазин — объявлял, бывало, весной, когда переходили на летнюю форму, распродажу остатков зимних товаров. Потому что, во-первых, хранить ему было невыгодно, а во-вторых, устаревал фасон. И тогда со скидкой продавал. И он выручал деньги, которые пускал в оборот. А иначе они полгода лежали бы мертвым капиталом. Это торговцы, капиталисты хорошо усвоили, а наши бюрократы этого не знают, поэтому кончился сезон — валенки на склад и лежат там, а их моль бьет. Это, товарищи, дело местных партийных организаций. Надо, товарищи, заниматься торговлей. Ленин говорил, надо учиться торговать.
Хрущева все чаще тянуло на воспоминания. С одной стороны, это естественно для человека в возрасте. С другой — он инстинктивно сравнивал происходящее с прошлым и не мог понять, почему сейчас не удается то, что так легко получалось раньше?
— Я работал в Бауманском районе секретарем райкома, — рассказывал Никита Сергеевич. — Там есть швейная фабрика, раньше называлась имени Клары Цеткин, наверное, и сейчас так. Что они производят, какие фасоны — вот надо выставить и начинать производить. Устаревшее, то, что залежалось, надо с уценкой продавать, только с уценкой, потому что в этом году с уценкой не продашь, на следующий год большую уценку дашь или выбросишь. Я помню, бывало, мать ходила, когда объявляли продажу остатков ткани с уценкой. На платье надо четыре аршина, а там два аршина, в магазине ему не место, и немножко дешевле продавали. И покупали люди, которые экономно жили, не имели денег. Так же и с обувью. Один покупает нового фасона, а другой покупает на полтинник дешевле — старого фасона. Он сам понимает, что старый фасон, но говорит: на работу купил. У нас все это обюрократили.
9 января 1963 года на президиуме ЦК Хрущев опять держал речь об изменении структуры управления народным хозяйством. Перешел на личное:
— Я был в Туркмении, сегодня мне Малин счет показал. Они пишут в счете, что дали мне какую-то тужурку или жакет. Я жакета не получал. (Смех в зале.) Тут же цену указывают. Затем они пишут: ковер с портретом Хрущева стоит столько-то (смех), конь стоит столько-то плюс расходы на транспортировку коня, обеды стоят столько-то. Оформлено все чин чином. Это возмутительно! Так что имейте в виду, когда пригласят вас на обед, скажите — лучше сам привезу, дешевле будет стоить (смех), а на обед съел то, что мне
— А они там обедали, — уточнил Фрол Козлов.
— У меня не обедали. Они в Туркмении обедали. И за мой счет. После войны товарищ Гречуха — был такой украинский президент, — напомнил Никита Сергеевич, — поехал в Черновцы и там обнаружил счет на две или три бочки пива, как будто он выпил. А у него язва желудка, он, кроме воды, ничего пить не может… Я теперь куда приеду, скажу — обедать буду один. Отдельный обед и отдельный счет. Мясо мне запрещено есть, а там я съел столько, что и за год не съем…
Несмотря на трудное продовольственное положение страны, начальники принимали друг друга с невиданной роскошью. Помощник первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Кирилла Мазурова вспоминал, как они с шефом приехали к соседям, в Киев: «Когда перед ужином заглянул в столовую, у меня помутилось в глазах. Стол был раскинут персон на двадцать. От края до края сплошной лентой стояли бутылки всех размеров, форм и расцветок, засургученные и сверкающие серебром и золотом. А вокруг закуски, сплоченные так, что и палец меж ними не вставишь. Сверкающий хрусталь, крахмальные салфетки, горы фруктов, кроваво-красные ломти арбузов».
Хрущев чувствовал себя прекрасно, был полон сил. На пленуме ЦК в феврале шестьдесят третьего произнес пятичасовую речь о сельском хозяйстве. Легко вбежал на трибуну, говорил без натуги:
— Тут предлагали в деревнях строить пятиэтажные дома с лифтами. Этого мы не можем, рано еще. Я предлагаю старых и больных селить на нижние этажи, а на пятый этаж — молодежь, холостых, пусть женятся, а потом, если надо будет, улучшать. Вниз селить. Да я и сейчас на пятый этаж готов с молодежью соревноваться…
10 сентября 1963 года на президиуме ЦК обсуждали вопрос «О лучшем использовании минеральных удобрений». Хрущев завел речь о предложении секретаря ЦК Подгорного и заместителя председателя Совета министров Полянского поднять цены на картофель. И его сразу потянуло на воспоминания:
— Я помню детство, мы буквально на картошке выезжали. Брали картофелину, пекли или засыпали немного мукой, чтобы связать эту тертую картошку. У нас большинство людей уезжали на шахты, в Петербург, Одессу, Ялту, бежали кто куда мог, потому что прокормиться не могли. Те, которые оставались, только картошкой спасались. Картошка прекрасно родила. Донбасс жил за счет картошки курской и орловской. Я помню, когда мы с отцом в Донбассе работали, эту картошку ели, чудесная картошка.
В его устах свойственная немолодым людям ностальгия по ушедшей юности приобретала политический характер. Он, наверное, и сам не замечал, что из его собственных слов неоспоримо следовало: раньше было лучше, в царские времена рабочему человеку жилось легче, чем при социализме.
— Почему же сейчас картошки нет? — задавался вопросом Хрущев. — Потому что не стали удобрять. Мы решение приняли, а картошки нет. Товарищи, картошка-то этого не понимает. Как Подгорный рассказывал, у них один егерь, который организовывал охоту, говорил Кириченко, когда тот ругался, что на него зверь не идет: зверь же дикий, он бежит куда хочет, а не на первого секретаря. (Веселое оживление в зале.) Как и картошка, она же решения ЦК не понимает, ей надо условия создать, тогда она будет расти.