Как будут без нас одиноки вершины
Шрифт:
Я не чувствовал, как он использовал мои ноги и использовал ли их вообще, но он переходил через меня. Другого варианта не могло быть. Сван опять говорит: «Держи левое плечо». Я уже на пределе. Он переходит через меня, проходит метров 12 по крутому желобу. У меня уже нет сил держаться. Вдруг слышу удар молотка. Раз молоток, значит, будет крюк. Сван натягивает верёвку, и в этот момент я отпускаю руки. Меня качнуло маятником, Сван подтянул верёвку, я прошёл эту ступеньку. Дальше пошли нормально, проблем не было. Весь этот маршрут мы проходили на глазах у зрителей. «Шестёрочные» маршруты, а их всего два, всегда вызывают интерес.
Пришли вниз, решили отдохнуть, посидеть, выпить чего-нибудь. Подходит Георгий и говорит что румыны прошли вторую «шестёрку» и говорят, она сложнее нашей. Видим, идут какие-то разговоры. Мы с Мишей отставляем в сторону налитые уже стаканы с вином и решаем на следующий день сделать румынский вариант «Винкель». Завод у нас приличный. Всё узнали, проконсультировались и прошли этот маршрут, обставив румын на два часа. У нас наступила такая хорошая спортивная форма, какой у меня больше уже не случалось.
Спустились вниз, публика ликует. Мы с Мишей решили отметить победу. Только налили в стаканы, опять подходит Георгий Атанасов и говорит: «У нас есть прекрасный маршрут. Так как вы ходите и с вашим снаряжением у вас не будет на нём проблем. Пройдите его на память».
Маршрут действительно прекрасный. Там есть место, которое мы назвали «Кровавое зеркало». Из-за цвета. Цвет тёмно-красный, кардинальский. Огромное пятно, по высоте метров 40 и по ширине метров 15. На этом участке общая отрицаловка и обходов нет.
Набрали мы снаряжения и начали маршрут. Собралось много зрителей. Первая часть маршрута проходила вне поля их зрения, низа не видно. Быстро прошли под зеркалом два карниза. Уже на самом зеркале выветренная дырка, я туда забил дюралевый клин, повесил лестницу, всё хозяйство, принял Мишу.
Рассмотрел и понял, что это за порода на зеркале. Это колония микроорганизмов, по глубине миллиметров на 5—6, довольно рыхлая.
— Как мох, что ли?
— Нет, кораллы. Здесь надо бить шлямбура под завязку. Мы с Мишей не любили шлямбура и всякие искусственные опоры, но пришлось. Сван забил 5—6 шлямбурных крючьев и работает на площадке. В это время он оказался чуть за мной. И вдруг он начинает «порхать» мимо меня вместе с площадкой. В моей голове одна мысль — на какой верёвке повиснет? У него две, синяя и красная. Крючья вылетают, как гвозди. Дзинь, дзинь! Я понял, что у меня наверняка останется клин. Беру обе верёвки, руки голые. Протравливание при рывке. Часть верёвки я всё же отдал Мише, он завис. А я увидел, что у меня всего полметра верёвки в руках осталось.
— Сколько же у него было падения? Падение ведь свободное.
— Да. Свободное падение метров на двадцать.
— Когда вырывались крючья, он этим гасил падение?
— Конечно, гасил. Если бы крючья не вырывались, то клин мог и не выдержать. Я посмотрел на руки. Хреновая картина, крови нет, но ладони порваны, белые сухожилия наружу. Вид не для слабонервных. Сван кричит: «Выдай верёвку, Володя!» Видно, когда он падал, его перехлестнуло верёвкой. Вроде за шею давило. Я начал выдавать верёвку, а на ней висят кусочки кожи. И больно. Выдал я ему веревку, Миша встал, и я слышу, он забивает крючья. Зачем, думаю? «Хохол, ты готов вперёд лезть?» — «Нет, Сван, у меня руки обожжены, я и вниз не сильно готов». Миша закрепил верёвку, я стал готовиться к спуску через пожарный узел. Этим способом можно спускать самого себя. Закладывается верёвка в твой карабин на груди, и ты можешь спускаться фактически без усилий. Или напарник может спускать тебя на верёвке, закреплённой на крюке. Сделал я пожарный, подошёл к карнизу, который прошёл перед страховочной точкой, чувствую руки у меня плохие, не удержаться.
С карниза кричу Мише, прошу подтянуть верёвку немного для того, чтобы я завис, и у меня не было бы маятника. Миша подтянул верёвку и вдруг я чувствую, ломается единственный клин, на котором всё держится. Я хотел, кстати, попробовать этот клин молотком, но не смог удержать молоток в руках. Подумал, раз клин выдержал Мишу, значит, выдержит и меня. Но он дал трещину. И я начал свободное падение. У меня был небольшой рюкзак, он меня перевернул, и я лечу вниз головой до Миши и от Миши дальше.
Говорят, в критические моменты люди начинают вспоминать биографию, маму, папу, и жизнь перед ними проходит как кинолента. Ничего подобного у меня не было. Весь полёт я боролся за то, чтобы лететь вертикально и головой вверх, ногами вниз. Отвес, ни одного касания. Миша мне потом рассказывал, что я делал такие акробатические этюды, выкидывал такие перевороты, будто я в цирке работаю. Он никак не мог понять, что я делаю.
Приземлился я на косую полку, она слегка погасила прямое падение, спасла же верёвка, которую Миша натянул. Тем не менее я получил 17 переломов.
— Полка тебя остановила или верёвка?
— И то и другое, но одна полка меня бы не спасла, верёвка сильно задержала. 17 переломов: все плюсневые кости (видно, первый удар пришёлся на ноги), затем бедро, лопатка... Сотрясение сильное. Миша подошёл ко мне на полку, у меня сильная рвота. До земли 60 метров. Миша говорит, надо спускаться.
Мой полёт снизу не был виден, все видели только падение Миши. Вышли спасатели. У нас две веревки, одна 60, другая 40 метров. Мы, конечно, могли подождать спасателей, но в горячке разве поймёшь!
Стали спускаться. Закончилась страховочная веревка, и Миша вдруг говорит. «Сможешь метров 20 спуститься сам по закреплённой веревке?» Мозги у меня не работают, говорю, что смогу. Сделал пожарный, начат спуск и тут только дошло до меня — рук-то у меня нет. Я опять начал падать и сел мужским хозяйством на какой-то выступ. Боль была настолько острой, что всё остальное я пepecтал чувствовать. В это время я увидел спасателей Георгия Атанасова и успел крикнуть, чтоб сильно не тянули за верёвку. Иначе не выдержал бы боли. Спустили меня уже без сознания.
Очнулся, мне делают перевязки, накладывают шины, голову бинтуют. Когда мне всё сделали, Миша взял меня на спину. У него тоже порваны мочки пальцев, кожа на спине содрана, множество ушибов, но переломов не было. И он взвалил меня на спину, ни за что не хотел отдавать меня спасателям и нёс на спине по осыпному склону до самой дороги, а по бокам, как эскорт, шли спасатели. Я говорю: «Сван, отдай!» — «Не отдам».
Донёс меня до дороги, там уже ждала санитарная машина, отвезли в больницу. Всю одежду снять не могли, её просто разрезали ножницами. Состояние у меня настолько хреновое, что не мыли, протирали какими-то растворами. Перевезли в больницу Софии. Все переломы закрытые, всего загипсовали. Физиономия сильно разбита, вместо глаз одни щёлочки. Я даже сейчас удивляюсь, почему не осталось шрамов.