Как быть евреем
Шрифт:
Д.Д. Но не в Торе. Ведь твое понимание «злобы» близко тому, о чем говорится в Торе чуть раньше: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем» — что, кстати, тоже запрещено. Но «злоба» — это нечто другое; кстати, принцип Торы состоит в том, что ничего не говорится просто так, и если сказано о двух разных явлениях — «мести» и «злобе», то и месть, и злоба подпадают под запрет. Наши мудрецы фактически определили чувство злобы на примере косы (или пылесоса, если угодно). В первом случае, когда я говорю тебе: «Вы мне не одолжили свою газонокосилку, почему я должен что-то одалживать вам?» — это месть. Но если я тебе одалживаю машинку для подравнивания кустарника и говорю при этом: «Я даю ее тебе, хотя ты проявил жадность
Ю.Л. Но что же тогда не Алаха?!
Д.Д. Вот это вопрос получше — ведь на самом деле Алаха определяет огромную часть нашей жизни, будь то Шабат, праздники, молитвы, отношения с семьей и близкими, правила ведения бизнеса, порядок споров, ответственность за бедных и общину в целом, поведение в случае беды или утраты близких (Б-же сохрани!), равно как и в счастливые моменты. Я уже говорил, основы Алахи ты освоишь быстро, но, научившись усваивать знания, увидишь, откуда идет Алаха, из каких стихов и каким образом выводятся правила. Узнаешь и многие другие нюансы, которые в противном случае мог бы упустить.
Ю.Л. А под словами «усваивать знания» вы, наверное, имеете в виду изучение Алахи?
Д.Д. Не совсем. Алаха испокон веку имеет пару — Агаду. Вместе они и образуют материал для изучения, к примеру, в Талмуде.
Ю.Л. А что такое Агада?
Д.Д. Лучше всего определить ее так: «Все, что не Алаха». Но вряд ли это определение что-то объяснит. Агада на иврите означает «нарратив», «повествование». Так мудрецы не только объясняли Алаху, но и нередко комментировали библейские рассказы. Видишь ли, они не делали общих заключений: «Из рассказа Иосифа мы узнаем то-то и то-то»; для них было важно каждое слово библейского рассказа — так же, как каждое слово из мицвот, чтобы применять их в повседневной жизни. Разбирая библейские рассказы, они стремились извлечь смысл из их мельчайших деталей и связать одну с другой.
Ю.Л. Похоже на литературную критику…
Д.Д. Лехавдил!
Ю.Л. Что это значит?
Д.Д. Буквально это значит «различать» — не нужно сравнивать сакральное с обыкновенным. Не то чтобы между объяснениями мудрецов и литературной критикой не было ничего общего, но все-таки различий больше, чем сходства. В любом случае ты все это узнаешь — когда-нибудь обсудим. Скажу только одно: наши мудрецы стремились истолковать все, что есть в Торе, и применить это в жизни. При этом наша повседневная практика и поведение определяются Алахой, тогда как Агада связана с истолкованием и разъяснением рассказов.
Ю.Л. И это единственное различие между ними?
Д.Д. Есть и другие отличия, вытекающие из основного. Алаха, как ты увидишь, очень часто носит практический, бытовой характер, в то время как Агада, интерпретируя повествование и устанавливая связи в тексте, несет в себе творческое начало. И она порой исполнена юмора — надеюсь, ты скоро это оценишь. По сути дела, Алаха и Агада дополняют одна другую, поэтому в Талмуде они занимают примерно одинаковый объем.
КОРАХ
Ю.Л. А вы не могли бы привести пример Агады?
Д.Д. Да ты наверняка уже знаешь некоторые агадот. Разве не слышал о пасхальной Агаде — маленькой книжице, которую мы читаем за пасхальным столом? Ведь в ней много агадот — о четырех сыновьях, о неизвестных казнях на Красном море и так далее. Ты найдешь там действительно мудрые объяснения отдельных мелких деталей, упомянутых в Торе.
Ю.Л. Каких деталей?
Д.Д. Ну, это долго рассказывать. Лучше я приведу тебе простой пример, скажем, из недельной главы Торы, которую читают каждую неделю в синагоге. Она включает несколько глав из текста Торы, поэтому в течение года прочитывают всю Тору. Кстати, евреи всегда в течение недели, в преддверии Шабата, изучали эти главы. «Изучали» — значит, не просто читали Тору, но и традиционные комментарии к ней.
Ю.Л. Какие?
Д.Д. В прежние времена евреи читали Тору вместе с ее арамейским переводом — и не только потому, что арамейский был для многих языком повседневного общения: переводы, таргумы, нередко представляли собой свободный пересказ, разъясняющий трудные места в тексте. Поэтому существовал обычай каждую неделю дважды прочитывать саму главу Торы и один раз — таргум, чтобы лучше ее понять. Есть также комментарии к каждому стиху библейских книг, так называемые «мидраши». Их тоже подробно изучали. Позже, в Средние века, многие выдающиеся ученые писали или составляли новые комментарии. Самый известный и популярный комментарий принадлежит Раши, ученому-талмудисту, который жил во Франции в XI веке. Это был необыкновенный талмудист, наверное, величайший из всех; его комментарий к Талмуду до сих пор остается классическим и воспроизводится почти в каждом издании Талмуда. Такой комментарий пишут всю жизнь, но Раши создал еще комментарий к книгам Танаха — они для всех евреев сохраняют первостепенное значение. Он собрал многочисленные толкования мудрецов, толкования из таргумов, Талмуда, различных сборников мидрашей, выбрал из них те, какие считал нужными, и составил из них последовательный комментарий к Торе — добавив, где следовало, собственные комментарии.
Ю.Л. А почему его комментарий так популярен?
Д.Д. Потому что Раши удалось изложить в сжатой форме огромный материал; кроме того, он отобрал тексты, которые обладают внутренней цельностью, исключив двусмысленные, хотя и не лишенные очарования элементы более ранних мидрашей. Комментарий Раши не только сразу стал классическим, но и в конце концов изменил сам характер изучения текстов Танаха евреями всего мира. Вскоре изучать Тору с комментариями Раши стало обычной практикой, а иногда Тору изучали только таким образом. Так что сегодня распространены издания Торы, включающие сам текст, арамейский таргум Онкелос и комментарий Раши.
Ю.Л. А другие комментарии, о которых вы упомянули?
Д.Д. Если бы мы с тобой знали арабский, то могли бы изучать Тору вместе с арабским переводом рава Саадьи Гаона, еврейского ученого X века. У нас популярны издания, состоящие из Торы, Онкелоса и Раши, а у евреев арабских стран всегда были очень популярны издания, составленные из Торы, Онкелоса и Саадьи (иногда с комментариями Раши или кого-то еще) — их там называли «таж» («корона»). Кроме того, есть и другие средневековые комментарии — Авраама бен Эзры, Рамбана. Иногда все они печатаются вместе, параллельно — в больших антологиях библейских комментариев, которые называются «Микраот гдолот».
Ю.Л. Ну, а Агада?
Д.Д. Слово «агада», я уже говорил, имеет разные значения. Но я имел в виду в основном мидраш, интерпретацию нарративных, повествовательных частей Торы — его называют «мидраш агада», в отличие от «мидраш алаха», комментарием на правовые установления. Например, на этой неделе мы читаем о Корахе, который поднял бунт против Моше во время сорокалетнего странствования по пустыне. Если бы мы ограничивались только чтением библейского текста, то у нас возникло бы очень много вопросов насчет Кораха: почему он поднял бунт? Что побудило его к этому? Как он действовал, чем руководствовался? Что мы должны вынести для себя из этой главы?