Как далеко зайдёт эксперимент?
Шрифт:
«Нужно будет это всем сегодня обязательно рассказать! Удивительный опыт», – думал он, продолжая теперь уже с ноткой восхищения осматривать своё чудовище. Около минуты ничего не происходило. Дима смотрел на паралич, паралич же в ответ глядел на Диму. Наконец, видение зашевелилось, а точнее завибрировало. Неторопливо, начиная с кончиков лап волна дрожи поползла вверх, и к чувству тяжести Димы добавилось теперь ещё и это. Тем временем колебания доросли уже до головы существа. В секунду, когда это произошло, четыре глаза-бусинки резко залились белым цветом, будто в стакан с чернилами налили порцию свежего жирного молока. После данного изменения вибрация увеличила свою частоту, так что Диме стало неимоверно щекотно. До этого намертво прилизанная волосок к волоску шерсть зверя вдруг начала медленно распушаться. Диковинное животное в свете утреннего зарева обрело пушистый ареол.
Аспиранта охватил нестерпимый приступ зуда, и он остервенело почесал грудь. Во время этого акта ему удалось не только пошевелить рукой, но и кончиком мизинца дотронуться до вспушенной шерстки темного видения. Почувствовав это, зверь мигом склеил обратно все свои волоски, вновь превратившись в гладкую статую. Диме понадобилась лишь секунда на анализ полученной информации. «Это не паралич! Я могу шевелиться! А чудовище никуда не делось!» – взревел у себя в голове повторно напуганный аспирант, закрыл глаза и изверг из своей гортани истошный вопль.
Крик продлился не долго. К Диме быстро пришло осознание: «Зря я разорался», – и он, открыв глаза, машинально сдавил рот обеими руками. Не ослабляя хватку, аспирант оглядел помещение. При этом беглом осмотре ему ничего необычного так и не удалось заметить. «Фух, это был просто паралич. Не типичный, но всё же паралич, – облегченно выдохнул он. – Как же всё-таки легко обмануть свой мозг».
В эту секунду послышался треск будильника постсоветского периода. «Вот и пора вставать», – сказал себе аспирант и потянулся, чтобы ударить звонящий предмет. Перевернувшись на бок, он краем глаза заметил запутанное в брошенной у двери сетки существо.
Перед началом каждого полевого сезона на станции силами всех научных сотрудников проводится не только общая инвентаризация, но и реставрация. Большая часть оборудования используется повторно вот уже несколько десятилетий подряд, и, конечно, ей необходим особый уход. В конце августа, а также в начале марта отработавшие своё и изрядно потрепанные ловчие сети достаются из подвала и бережно просматриваются. Оценивается степень бедствия оборудования, и в один из прекрасных дней вся команда биостанции собирается на субботник плетения и штопки. В этот раз они не успели закончить все работы за один присест, и сетка отправилась в комнату Димы на доработку и сохранение. Так она тут и лежит вместе с угодившим в неё зверем.
Глядя на эту картину, Дима было хотел снова закричать, но оживший паралич среди сковывающих его тело нитей выглядел настолько уязвимо и безобидно, что аспирант пресёк свой порыв. Теперь ему стало уже не страшно, а интересно. Существо, словно сонный котёнок, лежало на спинке и перебирало лапками сети. Оно было беззащитно, оно просило о помощи.
Дима сполз с кровати и по-пластунски планомерно начал подбираться к запутанному зверю. Студент помнил, что любая дрессировка начинается с контакта. Для установления доверия важно не издавать громких звуков (что он уже нарушил), хорошо при этом также опуститься на уровень или даже чуть ниже уровня взгляда животного и стараться размеренно и монотонно разговаривать. Так как в природе ни один хищник предварительно не ведет спокойного диалога со своей жертвой (кроме человека), то именно такие действия способствуют удачному и наиболее быстрому контакту.
«Как же ты хорош собой. А шерстка у тебя то какая. А твои, наверное, глазки тоже очень красивые, – разлилась льстивая речь. – Такое блестящее создание, откуда же ты взялось?» Аспирант начал осматривать, казалось бы, герметичную комнату. Никаких больших дырок и щелей в ней обнаружено не было. Он посмотрел под кроватью. Окно, плинтус и потолок также не смогли улизнуть от зоркого взгляда Димы. Помещение было полностью в норме, никаких следов проникновения.
Молодой аспирант задумался: «Мог ли этот зверь каким-нибудь другим образом попасть внутрь?» Если в дикой части станции ночное затворение было уже устоявшимся правилом, то в общем доме дела обстояли иначе. Входные двери запирались не систематически, а комнаты учёных в большинстве случаев и вовсе оставались открытыми. Причем, приезжающие сюда практиканты не раз замечали интересную закономерность. Чем старше научный сотрудник, чем меньше он думает о сохранности и защите своего личного пространства. Например, Пал Саныч летом, когда в ночевальне случился перебой с электричеством, и ему на несколько дней пришлось перебраться в основной дом, спал не только не закрывая дверь, а наоборот специально пошире её приоткрывая для дополнительной вентиляции. Проходя в уборную ночью по длинному коридору, студенткам особо комично было наблюдать, как упитанная фигура уважаемого профессора безбожно храпит в одной комнате вместе с маленькой сияющей звездочкой-ночником. Более молодые сотрудники в особо жаркий период в этих целях могли оставить лишь небольшую щелочку. Тем, кому чуть за 30 закрывали дверь, но не запирали. Сами же студенты пользовались всеми имеющимися в наличии замками. Диме было всего 24. Он относился к самой последней категории, поэтому существо никак не могло пробраться через его дверь. Только если оно не расщепилось на атомы, протиснулось в щели и собралось уже в комнате заново. Но продолжавший прибывать в легком шоке Дима всё же обрубил данную теорию на корню.
«Точно, я же в туалет выходил! Так ты мог пролезть, когда меня здесь не было, и пробыть тут со мной наедине всю ночь. Наверное, поэтому ты и не боишься меня. Я, того не зная, познакомился с тобой ещё ночью, а ты сделал вывод, что я безобидный», – продолжал дрессировку страшно довольный собой аспирант, всё ближе подбираясь к новому питомцу.
Видя спокойного зверя, Дима осмелел и решил даже дотронуться до него. Медленно по сантиметру в секунду он приближал свою ладонь, ожидая, что зверюга, подобно собаке, обнюхает её. Когда рука практически достигла животного, раздался стук в дверь. Существо резко повернуло голову в сторону звука, в его движениях вновь появилась тревога.
«Сейчас мы тебя спрячем!» – прошептал Дима, стараясь за краешек сетки максимально деликатно оттащить это нечто от двери. «Веди себя тихо», – наказал он, упаковывая его под кровать.
В дверь снова постучали, но в этот раз намного настойчивее. Лишь после того, как аспирант убедился, что зверь надежно скрыт и запутан, скрипнул засов. Перед Димой предстали Лев Игнатьевич и Филипп Варламович, немного обескураженные тем фактом, что им всё же открыли. Казалось бы, до этого так жаждущие сего момента учёные теперь и не знали, что сказать и как себя повести.
– Ты чего так долго открываешь? – наконец разбил тишину Филипп. – Мы уж думали с тобой случилось что, так завизжал.
– А с чего вы взяли что это я кричал? – стараясь закрыть своим щупленьким тельцем обзор учёным, с осторожностью поинтересовался Дима.
– Помнишь, как тебя тогда болотная сова укусила? Я на всю жизнь твой клич запомнил. А это, то есть, не ты сейчас кричал? – попытался исправить ситуацию Лев Игнатьевич, действительно, вычисливший по едва уловимым ноткам голоса подлинный источник звука.
– Было дело, да, – ушел в свои воспоминания Дима.
– Так это, получается, ты кричал? – повторил вопрос немного дерганный Филипп Варламович.
– Да, я. Сон плохой приснился, вот и всё. Что из этого то сразу панику разводить и дверь мне выламывать!?
– Это тебе так только кажется, что панику разводить. А у нас в экспедиции по Монголии один случай был, – поудобнее облокотился на стену Филипп, как бы намекая, что рассказ будет долгим. – Студент-магистр, по-моему, первокурсник, проснулся под утро. Лежит такой в своём спальнике, тепло, хорошо ему. Светает. Половина неба уже голубенькая, а на другом его краешке, присмотревшись, ещё можно разглядеть крохотные звёздочки. Так вот, и тут студент замечает, как к нему щитомордник ползёт. Мы, конечно, перед каждой вылазкой подробный инструктаж проводим. Кто ядовит, как кого отличить… А он, кстати, ботаник был. Лежит, весь трясется в своем спальнике, а на нем уже щитомордник и пригрелся. И нет бы на помощь позвать, разбудить других, более опытных коллег. Мы в конце концов все рядом под открытым небом спим, прямо на расстоянии вытянутой руки, а он как онемел. Благо наш заклинатель змей – герпетолог проснулся в это время. Представляете, просыпается он, идет в ближайшие кусты облегчиться, а по возвращению на него смотрят четыре ошалевших глаза: два – студента и ещё два – змеи. Тот уже быстро исправил положение, а то мы ведь в пустыне, до ближайшей больницы далеко. Так неизвестно чем эта история бы кончилась… Мы когда студента после всего этого стресса откачали травяным чаем, спрашиваем, мол: «Что не разбудил то нас? Ещё и трясся, как в припадке». А он ответил: «Я боялся закричать и напугать змею». Бедный так увлекся своими лишайниками, что совсем забыл, что змеи абсолютно глухи. Вот такое образование сейчас, пока учишь одно – забываешь другое. У нас же сразу практика была, пра-кти-ка. Это я к чему всё? А! Во-первых, когда есть опасность – обязательно нужно о ней сообщить. Ну и уж если кто-то истошно орет, то это точно не спроста.