Как Иисус стал богом
Шрифт:
Идея, что Бог берет царя в качестве приемного сына, согласуется с другими случаями использования выражения «Сын Божий» в Еврейской Библии. Мы же видели, что ангельские существа, члены божественного совета, были названы сынами Всевышнего. Эти божественные существа находились в особенно близких отношениях с Богом в качестве Его советников, слуг и посланников – даже если некоторые из них порой впадали в немилость, как в том коротком эпизоде из Быт 6. Более того, сам народ Израиля иногда назывался «сыном» Бога, как в Ос 11:1 – «Из Египта вызвал (Я) сына Моего». Здесь, опять же, Израиль именуется «сыном» Бога потому, что находится в уникально близких отношениях с Богом и таким образом представляет собой объект его особенной любви и благоволения; более того, именно через посредничество Израиля Бог осуществляет свою волю на земле.
То же относится и к царю, который, находясь во главе народа Израиля, имеет статус «Сына» Бога в еще более частном
Сын человека – человек, точно так же, как сын пса – пес, а сын кота – кот. В таком случае кто же тогда сын Бога? К удивлению многих невнимательных читателей Библии, оказывается, что в ней есть пассажи, прямо ссылающиеся на царя Израиля как на божественное существо, как на Бога.
Специалист по Еврейской Библии Джон Коллинз указывает на то, что это представление, судя по всему, восходит к египетским взглядам на фараона как на божество.17 Даже в Египте, где фараон был богом, это не означало, что он стоял на одной ступени с великими богами – не в большей степени, чем римский император считался равным Юпитеру или Марсу. Но, тем не менее, он был богом. Как мы уже видели, и в египетских, и в римских кругах существовали разные уровни божественности, и то же самое относится к еврейским кругам. Так, мы встречаем описания царя Израиля в чрезвычайно возвышенных терминах, которые могут поразить читателя, привыкшего думать – на основе образа мышления, получившего развитие с IV века христианской эры, – что между Богом и людьми существует непреодолимая пропасть. Тем не менее даже здесь, в самой Библии, царь назван Господом и Богом.
Возьмем, к примеру, Пс 109/110:1: «Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих». Первый термин, переводимый как «Господь» и обычно печатающийся в английских изданиях Библии заглавными буквами – это еврейское имя Бога YHWH, часто произносимое как Яхве. Четыре буквы, составляющие это имя, в традиционном иудаизме считались настолько священными, что никогда не произносились вслух (и не произносятся до сих пор). Иногда они называются Тетраграмматон (;греч. «четыре буквы»). Второй же, тоже переведенный как «Господь», соответствует другому слову, adn (=adonai или adoni), которое было обычным обозначением для Господа Бога, но также могло использоваться, например, рабом при обращении к своему господину. Поразительно то, что YHWH обращается к «Господу моему» со словами «седи одесную Меня». Любое существо, восседающее на престоле рядом с Богом, разделяет славу, честь и поклонение, подобающие самому Богу. Здесь не возникает вопроса об идентичности или абсолютном равенстве – царь, восседающий «одесную» (по правую руку) Бога, все же не сам Бог. Это очевидно следует из следующих стихов: Бог поразит врагов царя за него и положит их к его ногам. Однако он сделает это для того, кого превознес до уровня своего собственного престола. Царь предстает здесь как божественное существо, живущее в присутствии Бога, превыше всех прочих творений.
Еще более поразительный текст – Пс 44/45:7–8, где к царю обращаются в необычайно возвышенных выражениях, как к Богу:
Престол Твой, Боже, вовек; жезл правоты —жезл царства Твоего.Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие,посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радостиболее соучастников Твоих.Очевидно, что тот, к кому здесь обращаются «Боже» (Еlohim) – не Бог Всемогущий, но царь. Это следует из сказанного ниже: Бог Всемогущий – Бог царя, помазавший его елеем (маслом), что представляло собой обычный ритуал во время коронации. Итак, сам Бог помазал царя и превознес его над всеми прочими, вплоть до уровня божества. Царь – в определенном смысле слова – Бог. Очевидно не равный Богу Всемогущему (ибо разделение даже здесь проведено четко), но, тем не менее, Бог.
Еще более удивительный пример приводится в Книге пророка Исайи, глава 9, где прославляется дарование народу нового царя. Любой, кто знаком с Мессией Генделя,
То, что этот пассаж ссылается на царя Израиля, становится ясным из последнего стиха. Речь идет о царе из династии Давида; большинство исследователей полагают, что это современник пророка Исайи, царь Езекия. Он назван «Сыном» Бога, наделенным огромным авторитетом, который принесет вечный мир. Однако эта личность не отождествляется с Богом Всемогущим, ибо его владычество будет постепенно «умножаться», а ведь трудно представить себе Бога не обладающим окончательным, безусловным и непререкаемым владычеством с самого начала. Тем не менее эпитеты, отнесенные к царю, и впрямь поразительны. Он назван «Богом крепким» и «Отцом вечности». Как сын Бога он превознесен на уровень Бога и разделяет его статус, власть и могущество – до такой степени, что он сам может быть назван Богом.
Моисей как Бог
Интересно отметить, что в древнееврейских не только царь Израиля, хотя и бывший обычным человеком, наделялся божественным статусом и удостаивался титула «Бог», но и великий спаситель и законодатель народа, Моисей. Корень этой традиции следует искать в самом Пятикнижии, или Торе, в интригующем пассаже из Исх 4. Бог поручает Моисею отправиться к египетскому фараону и потребовать от него освободить порабощенный народ Израиля. Моисей сначала противится приказаниям Бога, утверждая, что он – не искусный оратор: «Я тяжело говорю и косноязычен» (Исх 4:10). Бог не принимает его оправданий: Он сам «дает уста человеку». Моисей продолжает сопротивляться, и тогда Бог, наконец, предлагает компромисс: брат Моисея, Аарон, будет сопровождать его и говорить за него все то, чему его научит Моисей. И далее Бог делает следующее поразительное заявление: «И будет говорить он (Аарон) вместо тебя к народу; итак он будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога» (Исх 4:16). Здесь Моисей хотя и не приравнивается прямо к Богу, но, как сказано, возьмет на себя функции Бога. Именно он будет доносить до Аарона весть от Бога, которую тот передаст фараону, и в этом смысле станет для него «вместо Бога».
Некоторые евреи более позднего времени развили эту идею дальше, утверждая, что Моисей сам был, по сути, божеством. Самое очевидное выражение этой точки зрения содержится в трудах уже упомянутого выше Филона Александрийского. Филон, как мы видели, глубоко проникся греческой философской мыслью и стремился в особенности показать, как иудейское писание, если его должным образом истолковать при помощи аллегории или образов, представляет и подкрепляет собой учения выдающихся греческих философов (или, вернее, как эти учения греческих философов уже обнаруживаются в Еврейской Библии). Иудаизм для Филона представлял собой все лучшее, чему когда-либо учили величайшие мыслители мира.
Филон был необычайно плодовитым писателем, и до нас дошли многие его произведения, включая биографию Моисея, восхвалявшую великого законодателя евреев как высокообразованного и проницательного человека. В этой и в других своих работах Филон превозносит как самого Моисея, так и глубоко философский в своей основе Закон, который он провозгласил. Ддя Филона Моисей был «величайшим и совершеннейшим из всех когда-либо живших людей» (О жизни Моисея, 1.1). Интерпретируя приведенный выше пассаж, Исх 4:16, Филон указывает на то, что Моисей казался другим божеством – хотя и не был Богом по своей сути (О том, что худшее склонно нападатв на лучшее, 161–162). Здесь Филон играет с идеей, что существует несколько уровней божественности. По сути, он считает, что Моисей в течение всей своей жизни постепенно становился божественным (О жертвоприношениях Авеля и Каина, 9-10). Поскольку Моисей был пророком и другом Бога, «из этого следует, что он естественным образом воспринял часть самого Бога и Его владений в той мере, в какой имел в них нужду» (О жизни Моисея, 1.156). Вот почему некоторые люди задавались вопросом, обладал ли Моисей обычным человеческим рассудком или, скорее, «божественным разумом» (О жизни Моисея, 1.27).