Как изгибали сталь

Северюхин Олег Васильевич

– Извините, я несколько не так перевел последнюю фразу нашего погранпредставителя. Он сказал дословно, что «у матросов нет вопросов».

У китайцев брови полезли на лоб.

– Какие матросы? Откуда матросы на наших переговорах, – стали допытываться они, – кто из членов делегации матрос? Почему вы не предупредили, что на переговорах будут присуствовать матросы?

Я все добросовестно перевел начальнику. То же перевел и китайский переводчик.

Как всякий уверенный в своей гениальности человек, начальник стал втолковывать китайцам, что матросов нет, это просто у нас так говорят. Я добросовестно переводил эту ересь, видя, что дело

заходит в тупик. Тогда я подозвал к себе китайского переводчика и разъяснил ему суть того выражения, какое пытается сказать наш начальник. То есть я повторил то, что уже переводил вначале. Китайцы выслушали своего переводчика и согласно покивали головами с ехидными улыбками на лице.

Китайско-финская баня

День выдался чудесный. Бабье лето было в полном разгаре, и ласковые лучи осеннего солнца грели лицо, душу, нежно отражаясь от гладкой поверхности реки Уссури, не подернутой мелкими морщинками волн.

Катер весело рассекал уссурийскую воду, которая радостно журчала, приветствуя двух офицеров, стоявших на площадке за кабиной водителя.

Время было непонятное: бывшая вражда между двумя социалистическими державами плавно перерастала в отношения сотрудничества на общепринятых принципах международного права, осложняемая то советской антиалкогольной кампанией, то демонстративным снятием с должностей начальников, проявивших усердие в развитии нормальных отношений с Китаем. Социалистическая дурь, ясно видимая даже сегодня, в то время цвела, как конопля на заброшенном поле, или, как красное знамя на ветру, хлеставшее по физиономиям граждан, веривших в идеалы лучшего.

Предстояла дипломатическая встреча представителей противостоящих друг другу многомиллионных армий, которые должны были разобраться с нарушениями границы китайскими рыбаками, протаскивавшими свои непомерно длинные сети вблизи советского берега.

Место встречи было назначено на китайском штабном теплоходе, выкрашенном в серо-стальной цвет, или, как говорят моряки, в шаровый цвет, (от названия краски – шаровая, у моряков свои прибамбахи, поэтому и дальше мы не будем злоупотреблять морскими терминами, типа рапОрт, компАс, трап, гюйс, банка, обрез, концы, транец, комингс, кАмбуз, гальюн, кокпит, бак и прочее) и причаленном к заросшему кустами берегу практически в центре сплава китайских рыбаков.

Наш катер пришвартовался к теплоходу, по деревянному трапу мы легко взбежали на палубу, поздоровались с встречавшими нас китайскими офицерами и пошли в салон для проведения переговоров. Маленькая собачка, выскочившая неизвестно откуда, залилась громким лаем и стала хватать нас за сапоги. Вышедший из камбуза повар подхватил собачку и унес с собой.

В салоне было тихо и уютно после солнечной палубы катера. Яркое солнце светило с неба и также отражалось от воды. Такое ощущение, что солнце не только вокруг, но и внутри, в складках одежды, в карманах, в руках.

Как это и положено на Востоке, переговоры начались с чаепития. Душистый цветочный чай в бокалах с крышечками, кристаллический сахар и неизменные сигареты «Чжун Хуа» («Китай») в ярко-красной пачке. Гостя нужно сразу угостить чаем и предложить сигареты. Не успеешь выкурить одну слабую для нас сигарету, как тебе настойчиво предлагают другую и так далее, пока не найдешь достаточно убедительного занятия, чтобы отказаться от предложенной сигареты, никак не обидев хозяина.

Потихоньку попивая чай, мы добрались и до сути того дела, которое заставило нас встретиться в этот послеполуденный час. В принципе, ничего сверхстрашного не произошло. Нарушение фарватера – это не Бог весть какое нарушение, но необходимо довести это официально до сопредельной стороны, как нашу озабоченность этой ненормальностью обстановки на границе. Все было обыденно, как всегда: мы им протест, они его отклоняют, как необоснованный; они нам протест – мы его отклоняем, как необоснованный. Но каждая сторона знает, что все сказанное фиксируется и докладывается наверх, вплоть до их Председателя КНР или нашего Генерального секретаря ЦК КПСС. Шутки шутками, но могут последовать и неприятные кое для кого оргвыводы в зависимости от ситуации на международной арене.

После обсуждения служебных вопросов мы сели в сторонке от стола, чтобы не мешать солдатам убрать карандаши и бумагу и накрыть стол для неофициальной части встречи, во время которой происходит выяснение извечного вопроса: «Ты меня уважаешь?»

Во время лирической беседы ни о чём мой начальник вдруг заявляет:

– Я очень удовлетворен тем, как мы сегодня плодотворно поработали. А вот в Финляндии такие же точно вопросы решают в бане.

Китайский переводчик сразу же споткнулся на банном вопросе, сомневаясь в том, правильно ли он понял.

Я тихонько шепнул начальнику, что я сейчас с переводчиком замну этот вопрос. А он пусть расскажет о приемах приготовления рыбы горячего копчения в собственном соку, мастером чего он действительно был.

Но начальнику вожжа попала под хвост:

– Да какое Вы имеете право указывать старшему Вас по воинскому званию и должности офицеру? Я Вам приказываю переводить то, что я говорю, а не рассуждать, переводить это или не переводить.

В дипломатии разногласия между участниками переговоров одной стороны всегда являются явлением порядка из рук вон выходящим. И все китайцы с интересом прислушивались к нашему разговору, а китайский переводчик довольно дословно перевел всё сказанное. И пять пар глаз уставились на меня – сейчас очередь за мной. Надо как-то смазать неловкость и представить все как выяснение вопроса, который мне малоизвестен, чтобы дезавуировать правильность перевода, сделанного моим коллегой.

– Извините, – начал я, – мой начальник раньше служил недалеко от города Ленинграда на границе с Финляндией. Там есть свои особенности в решении пограничных вопросов с представителями сопредельной стороны. И часто, все сложные вопросы решаются в финской бане.

Практически я ни на йоту не отступил от истины. Китайский уполномоченный критически посмотрел на своего переводчика, и тот растерянно посмотрел, как бы ища у меня поддержки. Извини, брат, сейчас каждый сам за себя.