Как мы спасали челюскинцев
Шрифт:
„Челюскин" появился в чукотских водах примерно в половине сентября. В это же время с запада шли пароходы колымской экспедиции 1932 года, зимовавшие до этого в районе Чаунской губы.
Наши воды становятся из года в год все оживленней. Раньше сюда лишь изредка заходили американские шхуны, да из Владивостока приплывали иногда „Ставрополь" и „Колыма". Шесть пароходов побывало у нас в 1931 году, 12 — в следующем. А в прошлом году нас посетило не меньше 20 судов. Наша угольная база — бухта Провидения стала походить на настоящий, живой порт.
В конце сентября пошли разговоры о том, что „Челюскин" может зазимовать. Жители Уэллена видели, как „Челюскин", вмерзший во льды, дрейфовал в Берингов пролив, а потом — как его понесло обратно. Встречали его и в районе мыса Сердце-Камень, милях в 10–15 от берега. Он был беспомощен, льды тащили судно на восток. Чукчи тогда говорили, что, если бы „Челюскин" мог проломить кромку и приблизиться к берегу, дальше свободный путь был бы ему обеспечен.
В начале октября стало ясно, что ему не выбраться из льдов. Сведения о нем мы имели довольно часто, так как связь с центром он поддерживал через радиостанцию Уэллена.
Так прошли ноябрь, декабрь и январь. В начале февраля погода стала резко ухудшаться. Февраль и март, пожалуй, худшие месяцы на Чукотке: дня почти нет, постоянная пурга. Я в эти дни объезжал свои участок. 13-го вечером прибыл на культбазу в бухту Лаврентия. 14-го начальник радиостанции принес телеграмму. В ней сообщалось, что „Челюскин" затонул, что в Уэллене создается чрезвычайная тройка для помощи челюскинцам и необходим мой приезд. В телеграмме указывались точно число, часы гибели „Челюскина", координаты и количество людей, выгрузившихся на лед. Деловая, ясная телеграмма. Через полтора часа я был в дороге.
Я перебирал в памяти все средства, находившиеся в нашем распоряжении для спасения челюскинцев. Прежде всего я имел в виду три самолета, которые были у нас, — два «АНТ-4» и один «ЮГ-1». Самолеты мощные. Запас горючего для них был приготовлен. Казалось, что с их помощью можно будет снять челюскинцев со льдины. Тогда я еще не представлял себе всей сложности обстановки…
Прежде всего я заехал на культбазу. Рассказал о случившемся Ляпидевскому и врачу Леонтьеву. Затем принялся собирать меховую одежду. Выезжая из дома, я загрузил нарту комплектами мехового обмундирования и спальными мешками. На культбазе собрал еще две нарты теплых вещей. Решил, что лучше иметь под руками лишнюю одежду, чем нуждаться в ней.
15 февраля в 5 часов утра мы выехали на четырех нартах. На две мы погрузили теплую одежду, на двух других ехали я и доктор Леонтьев. В пути по ту сторону залива нас встретил Шуваев, ехавший на первую районную партийную конференцию. Кроме того к нам присоединился чукча Ильмоч, председатель первого на Чукотке оленеводческого колхоза. Он ехал на пленум рика. Но мы попали в пургу. Нормально на путешествие до Уэллена надо было затратить 12–14 часов, нам же пришлось пробыть в пути почти двое суток.
Ночью мы ехали с Ильмочем — он впереди, я за ним. Тьма кромешная. Ильмоч ехал налегке и проскочил по краю обрыва, но меня предупредить не успел. Моя тяжело загруженная нарта полетела вниз. Я вместе с ней. Нарта разбилась вдребезги.
С помощью товарищей вытащил нарту наверх. Забрал документы, деньги, а все вещи оставил в таком месте, которое не заносит снегом. Своих собак припряг к остальным нартам.
Пурга все не прекращалась. Было не холодно — градусов 30, но дул ветер, шел снег, стоял сильный туман. Пока шли вдоль берега, мы не теряли направления. Но потом мы должны были свернуть к селению Тунытлин. До него езды не больше часа. Прошло однако и два и три часа, а селения все нет. Остановились. Чукчи начали совещаться: где же дорога? Потом разошлись посмотреть, не отыщутся ли следы, какие-нибудь знакомые камни, обрывы, по которым можно будет определить, где мы находимся. Они все время ориентировались по ветру, и это их подвело, так как ветер переменил направление.
После аварии я пересел к Ильмочу. Ко мне подходит Леонтьев и спрашивает:
— Заблудились?
— Заблудились.
— Ты знаешь, куда ехать?
— Нет, не знаю.
Леонтьев совсем приуныл. Он не часто ездил на собаках — и вот вторые сутки мерзнем, блуждаем, скатываемся в обрывы… Вдруг я вспомнил, что у меня есть компас. Здесь им почти не пользуются, так как едут обычно берегом. Но после того, как я однажды в осеннюю пургу всю ночь кружил в пяти километрах от своего дома и не мог найти дорогу, я решил с компасом не расставаться.
Вытаскиваю компас. Видим, что все наши упряжки идут в прямо противоположную сторону от той, куда мы направляемся. Чукчам я сказал, что нам надо поворачивать обратно. Они сначала не соглашались со мной, но в конце концов компасу поверили. Мы повернули и ехали еще четыре-пять часов, пока не добрались до Тунытлина. На следующий день к вечеру приехали в Уэллен. Это был четвертый день после гибели „Челюскина".
Здесь я узнал, что в районе создана чрезвычайная тройка, куда вошли председатель рика Трудолюбов, представитель Уэлленской станции метеоролог Хворостанский и начальник пограничного пункта в Дежневе Погорелов. Тройка решила мобилизовать 60 нарт и направить их на мыс Онман, а оттуда прямо по льду к лагерю Шмидта. По льду до лагеря надо было пройти примерно 140–150 километров, да еще от Уэллена до мыса Онман было около 500 километров. Путь следования нарт по льду должен был указывать самолет. Этот же самолет по выработанному плану должен был по пути экспедиции сбрасывать корм собакам, продовольствие людям и передавать все распоряжения.
Эту затею я не одобрил. Она сразу показалась мне неразумной. Набрать 60 нарт — означало оголить весь район. Кроме того экспедиция должна была занять месяца два, успех ее сомнителен, а в это время здесь на месте без собак никакие другие меры помощи не были бы возможны. Мы должны были также помнить и о нуждах населения. Мобилизовать на два месяца всех собак — значило оставить чукчей без охоты, т. е. обречь их на голод.
18 февраля уэлленская тройка получила телеграмму за подписью т. Куйбышева о том, что председателем чрезвычайной тройки назначается начальник станции ГУСМП на мысе Северном т. Петров. (Мыс Северный от Уэллена примерно в 750–800 километрах.) А на другой день я получил телеграмму, что по распоряжению председателя правительственной комиссии т. Куйбышева я введен в чрезвычайную тройку.
Вечером прибыло распоряжение т. Петрова задержать экспедицию Хворостанского. Экспедиция эта уже вышла 14-го, взяв в Уэллене 21 нарту и по пути предполагая собрать остальные. Я двинулся за Хворостанским и через четыре дня нагнал его на полпути, в селении Нешкан. Я объявил ему распоряжение задержать экспедицию и ехать на Онман, выбирая по пути посадочные площадки и заготовляя продовольствие.
28 февраля мы прибыли на мыс Онман. Населенный пункт мыса — селение Ильхетань в семь хозяйств. Связи с другими районами нет никакой.