?Как не потерять карьеру

Мелевич Яна

Во всяком случае, прежние три года ему это успешно удавалось. Трудно было только первые полгода, а потом привык. Не мог же он отвыкнуть за какой-то жалкий месяц?

— Паша!!

Рука самопроизвольно задела полочку, обрушив многочисленные баночки с шампунями, кремами и маслами на пол, а сам Кенар в попытке их поймать, ударился головой о стенку кабины, шикнув от боли.

— Паша, ты что, уронил опять мой шампунь? Ты его разбил да? Я слышу, что ты там копошишься, громко!

— Женщины и их гребаные циклы, — цыкнул Кенар недовольно, подбирая баночки и стягивая с батареи не глядя розовое махровое полотенце, заворачиваясь в него. Закинув в стирку домашние штаны

и футболку, понял, что не захватил своих вещей, пока убегал и тяжело вздохнув, повернул защелку, выглядывая наружу в коридор. И тут же наткнулся на недовольный взор и скрещенные под грудью руки.

— Это что, мое полотенце? — мрачно поинтересовалась Кира, взглядом указывая на то, чем он обмотался в районе бедер и Паша опустил глаза, вздыхая тяжело.

Все-таки отвык он за этот месяц. Сильно отвык.

Леонова втянула с шумом носом воздух, готовясь открыть рот, чтобы высказать все, что накопилось в ее голове, как Кенар не раздумывая, шагнул вперед решительно и обхватив ее лицо ладонями, прижался губами к ее губам в жарком, удушающем, а главное очень действенном поцелуе, потому что девушка мигом расслабилась, отвечая на него и обхватив его запястья.

Не дав себе, погрузиться в удовольствие еще глубже, все равно там ничего в ближайшие три дня не светит, он оторвался от ее губ, глядя в затуманенные янтарные глаза, и решительно произнес, разворачивая девушку спиной.

— Львенок, прости меня, я больше так не буду. Давай я заглажу свою вину и схожу в магазин за маслом! — проскандировал он, не давая ей вставить хоть слово поперек.

— Но…

— И сметану куплю, и молоко, и хлеб и твои любимые мягкие пряники с шоколадом!

— И чипсы… — вставила Кира со вздохом, шагая под напором Павла в сторону кухни. Они остановились у дверей его гостиной, и девушка замерла, почувствовав, как пропали его сильные, горячие руки с ее плечи и стало в миг тоскливо, грустно. И захотелось плакать. И тортик. И можно еще Пашу и желательно без полотенца.

— И их тоже, — закивал Паша, шагнув в проход своей комнаты, схватившись за ручку, но очнувшаяся в миг Кира, не дала ему это сделать, задержав дверь рукой, хищно оглядев его с ног до головы, отчего как-то стало не по себе.

— Тортик мне купи, — заявила она, а затем, подумав, брякнула, — и прокладки. А то у меня кажется, заканчиваются. Те самые. Голубые с крылышками, много капелек, где еще забавные облачка и василечки. Ты же помнишь? — вновь с давлением в голосе поинтересовалась она, и Кенар осторожно убрал ее руку, улыбаясь во все тридцать два:

— Помню. Я все помню, львенок. Ну давай, у нас там масленица на носу. Блины, джем, яблоки, чао, — он послал ей воздушный поцелуй и захлопнув двери, выдохнул, слыша как девушка потоптавшись, двинулась на кухню, а из-за кресла выглянула морда перепуганного Сникерса с большими-большими глазами от страха.

— Да, мужик. Настали тяжелые времена. Но ничего, мы справимся, — подняв кулак в воздух, Паша сбросил полотенце, двинувшись к своему шкафу.

Из дому убегал буквально на цыпочках. Осторожно, молча и пробираясь, как Штирлиц в кустах, слыша, как гремит чем-то на кухне Кира, ругаясь то на сковородку, которая не хотела жарить, то тут же шмыгая носом под какую-то слезливую историю по ТВ. Идея вообще где-нибудь потерять в эти дни, как он делал первые месяцы, сейчас вновь посетила его голову, но Паша ее решительно отмел. Во-первых, потому что обычно стабильно спокойная Кира бывала такой всего раз в месяц. Во-вторых, такая сильная эмоциональная качка бывала только первый день. Дальше все проходило гораздо легче и порыв то убить,

то поплакать уже не было. Просто оставлять ее в таком состоянии было бы как-то неправильно, тем более, это тоже часть их общего быта. Пусть и не самая приятная.

Паша, сунув в рот сигарету, двинулся в сторону ближайшего супермаркета через пару улиц, где можно было достать все и сразу, а не бегать, выискивая нужное по мелким точкам. Ветер приятно трепал волосы, ранняя по всем весна в этом году уже радовала погодой. Повсюду таял намерзший на лужах от растаявшего снега лед. Люди, уже перебравшиеся в весеннюю одежду и обувь, сновали туда-сюда этим ранним субботним утром: дамы в сапожках на шпильках, мужчины в кроссовках и ботинках. Пачкая подошвы, они перепрыгивали через грязь и лужи, а также местами залежавшийся и не успевший растаять снег. Кто-то ругался под нос, кто-то наоборот не пренебрегал тем, что может промочить ноги, решительно шагая по своему маршруту, заданному на сегодня.

Звонок смартфона прервал Пашины размышления, и парень выудил его из кармана пальто, глянув на номер звонящего, проведя пальцем по экрану. Чтобы ответить на звонок.

— Ты жив? А то Тасманов там что-то мне утром в трубку промычал и кажется, я слышал женский голос позади, — Кенар усмехнулся, привычно обходя прохожих и стараясь никого лишний раз не касаться, держа телефон у уха.

— И тебе привет, Радов. Я жив, точнее относительно жив и иду в магазин, — хмыкнул Павел, перепрыгивая широкую лужу, занявшую почти весь тротуар по сухим участкам, недовольно зыркнув на прыгавшего по ней школьника. Который от его взора едва не пропахал носом асфальт. — Надо купить сметану и прочую фигню. У меня тут масленица намечается.

— Она ж закончилась давно уже, — удивился Сергей и Паша закатил глаза, обгоняя по бордюру ползущих впереди старушек, тоже занявшись всю дорогу, отодвинув трубку и рявкнув недовольно:

— Живее можно?! Что как обмороженные кильки на перевалочном пункте Уссурийск-Суйфэньхэ?!

— Хамло! Еще и матерится!

Паша удовлетворенно шагнул вперед, не обращая внимания на пыхтение позади себя, рассеянно разглядывая вывески магазинов и кафешек, вновь сунув телефон к уху.

— Это у тебя закончилась, а у Киры только началась, — хмыкнул он и тут же услышал в трубке гробовую тишину, — Серый? — озадаченно поинтересовался, и наконец, на том конце мрачно спросили:

— Кенар, ты, что ее простил?

Паша тяжело вздохнул, слыша этот отеческий недовольный тон своего лучшего друга Сергея Радова, обводя взглядом улицу и прикидывая, где бы лучше перейти дорогу.

— Да. И прежде, чем начнешь читать нотации я был не против, — отозвался Павел, решительно пресекая любые попытки наезда на Киру. Не сейчас точно, даже не завтра. Да и вообще не в ближайшее время. Не хочет он пока об этом думать и о том, что между ними сейчас происходит. Пока она в таком состоянии и пока они даже не добрались нормально до целостных отношений со свистоплясками в постели, романтикой и розовыми соплями, о чем можно еще рассуждать.

— Я просто не хочу повторения того же самого. Ты мое мнение знаешь, Кенар. Мужик ты взрослый, умный, вот только из-за этой бабы твои умные мозги набекрень стоят и извилины поперек, — пробурчал Сергей и Канарейкин хмыкнув, шагнул на пешеходный переход с остальной толпой.

— Сейчас мне все равно не до этого. Меня нужда выгнала в магазин. Сильная, безжалостная нужда выгуляться, — потянул он и на том конце снова замолчали, а затем раздался тихий смех, перерастающий в гомерический хохот. Да, умный Сергей тоже все понял сразу и даже быстрее, чем паша с бодуна.