?Как не потерять карьеру
Шрифт:
— Я тебе ничего не обещала! — взвилась Кира, останавливаясь, пытаясь не дать ему задавить ее своим напором. Нет уж, не сегодня.
— Но ты и ничего не сказала! — заорала в ответ Паша так, что стены квартиры дрогнули в очередной раз.
Нина Степановна, герой советского труда, уронила чашку с чаем, услышав вопли из квартиры сверху, от которых казалось даже ее люстра начала раскачиваться. Она перекрестилась, невольно пробормотав:
— Совсем черти с ума сошли!
В квартире же сверху беременная Мариночка оторвалась от подпиливания ногтей, озадаченно хлопнув
— Федя!
— Мм…
— Федя!
— Ну, че? — сонно проморгался мужчина, лениво приподнимаясь и почесывая пузо, пытаясь проснуться и осознать, что происходит.
— Просыпайся, там Канарейкины убивают друг друга! Я удары слышала и крики!
— Ничего, вот убьют, тогда и будем говорить, — он вновь попытался пристроить голову на подушку, но очередной удар внизу и крики заставили приподняться. Мужчина нахмурился, проведя рукой по лысеющей макушке. — Че реально, что ли убивают?
А в семье Глушанковых сейчас шел оживленный спор. Виктор Степанович и Любовь Петровна, осторожно выглянули из-за своей двери, глядя на соседнюю дверь, из которой попеременно раздавались то крики, то удары об стенку. А совсем недавно оттуда выскочила высоченная девица в фривольном розовом пуховике. Видимо любовница, не иначе, раз Кира так раскричалась. А ведь она никогда не кричала до этого. Ну, не считая того единственного раза.
— Павлик ее щас прикончит.
— Та не, Кирочка. Он же бабищ своих водил, вот узнала. Щас вставляет по самые помидоры.
— да, но Павлик обижался на нее, что сбежала.
— Это да, зря Кирочка уехала так неожиданно. С ней таким хорошим вежливым мальчиком был. А похудел-то как, кожа да кости. Как лиса дранная по лету.
— Вот тебе лишь бы мужика обсудить!
Тем временем скандал в квартире Павла и Киры набирал обороты. Девушка металась по коридору, хватая все, что попадалось ей под руку, бросая в Канарейкина, а тот с переменным успехом уворачивался от снарядов, пытаясь схватить девушку, однако сделать это было крайне трудно.
— Что я должна была сказать? Извини Паша, я не могу поверить, что ты будешь подле меня все время?! Смысл, если мой приезд это ясно показал. Ты даже не стал ничего спрашивать, сделал выводы и сам все решил. Как всегда решаешь! Как решил со Сникерсом, не посоветовавшись со со мной, решаешь с продуктами, с квартирой, будто бы я такая глупая и никчемная, будто бы делаешь мне одолжение, хотя сам меня ненавидишь! — орала Кира, заводясь от собственных слов еще сильнее, уже даже не пытаясь думать о том, что творит. Схватив какую-то чашку со стола на кухне, куда они влетели в порыве скандала, она бросила ею в Пашу, но в очередной раз промахнулась, и стало в два раза обиднее. Даже попасть в него не может, что за напасть.
— Ах, тебя не устраивает, что решаю все наши бытовые проблемы?! Жаждешь это делать или что?! Два года все было прекрасно, а тут смотри-ка «Паша, ты подавляешь во мне личность»! — взревел Кенар, со всей силы снося с тумбы несколько кухонных приборов и кофеварку, которая с грохотом упала на пол, разбившись на осколки.
— Дело не в личности, а том, что я тебе удобна! Секс
— Да что ты привязалась к моим загулам! Ты даже не удосужилась обо мне рассказать своей семье, молчала как рыба. Как всегда молчишь, ничего не сообщаешь! Откуда я знаю, что там в твоей башке!? Может наоборот тебя все устраивало, а тут я вдруг захотел чего-то серьезного, и ты взбрыкнула, потому что не планировала верно? Удобно же сесть на шею, а потом говорить, что этого не просила, выжав по максимуму!
— Вот, вот к чему я вела, ты меня обвиняешь в моей беспомощности! И случай с родителями вспомнил еще и приплел!
— А я все помню! Потому что так оно и есть! И не переводи стрелки, я поступал так, как считал нужным и два года тебя это устраивало! — Паша с силой ударил по столу, поставив на него руки, смотря на взъерошенную, точно дикий воробей Киру, которая стояла по другую сторону стола, тяжело дыша, сверкая желтыми глазами словно кошка. Казалось еще немного и зашипит, выгнув спину, бросившись на него и расцарапав ему лицо.
— А я помню твоих девок. Каждую! Сколько их было за два года, помнишь? Наташи, Кристины, Марины, Светы, Даши и Полины! Помню, как бросил меня в Сефоре, как таскался на свои вечеринки и приходил ползком домой, помню прекрасно, как ты любишь отираться в сомнительных местах с Тасмановым.
— Ах, вот оно что! Значит я и тут виноват, что прыгал вокруг тебя все время, дожидаясь пока ты, соизволишь спуститься со своего пьедестала и посмотреть на меня! — гаркнул Паша, и Кира вздрогнула, мотая головой из стороны в сторону, будто пытаясь отогнать все, что он сейчас говорил.
— Вот что видишь, да? Только это и больше ничего, верно? Только картину, которую ты сам создал в своей голове, даже не пытаясь хоть немного понять меня, что я чувствовала за эти два года, наблюдая каждый раз, как ты мечешься от юбки к юбке. Не задумываясь ни на минуту, каково мне приходилось, когда я смотрела в твою спину, — голос уже охрип, слезы душили, но девушка упорно желала выговориться. Именно сейчас, за этот месяц высказать все, что накопилось в ее душе за столько времени. И уже не так важно сумеет ли Паша ее понять, больше она не могла терпеть
Это слишком тяжело.
Больно.
Она устала от этого. Устала от того, что каждый раз видит его с другими, что каждый раз отпуская его руку, рискует больше никогда не увидеть, потому что какая-нибудь красавица уведет его с собой, поманив пальцем, потому что сама Кира слишком скучная, пресная и именно такая, какой он ее видит — беспомощная. Слишком проблемная и сложная, чтобы возится с ней слишком долго.
Паша открыл, было, рот, но в этот момент девушка всхлипнула громко, заставив его замолчать, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь вернуть равновесие, которого не находил. Кира закрыла ладонями лицо, разрыдавшись, выплескивая остатки накопившейся в душе горечи наружу, за которой пряталась пустота и осознание того, что она потеряла. И уже не так уж важно, кто из них двоих в этом виноват.