Как ни крути – помрешь
Шрифт:
Дженкс смотрел на нас с плеча Кери, а Кери смотрела, как разогревается картошка. Лицо у пикси было серьезное: наш разговор он слышал так же ясно, как если б на столе между нами стоял. Кери что-то тихо у него спросила, и он отвернулся, весело ей отвечая. Всех детей, кроме Джи, он из кухни выгнал, и вокруг было блаженно тихо.
– Ну, Кизли?… – прошептала я.
Тоненький голосок Джи начал песню, и лицо Кери просветлело. Она подхватила таким же чистым, как у пикси, голосом, по спеть сумела всего три ноты – и расплакалась. Пикси стаей Оросились
Дженкс наорал на детей, и все, кроме Джи, брызнули прочь. Двое пикси остались утешать Кери: Джи тихонько и нежно, Дженкс немного неловко. Кизли притих, и я поняла, что он сдался.
– Хорошо, – сказал он. – Я возьму ее на несколько дней, по если не получится, она вернется.
– Идет, – ответила я, чувствуя, что с моей груди свалился огромный груз.
Кери посмотрела на нас сквозь слезы:
– Вы не спросили моего мнения.
У меня загорелись щеки. Слух у нее, оказывается, не хуже, чем у Айви.
– М-мм… – замялась я. – Прости, Кери. Не в том дело, что я не хочу, чтобы ты осталась с нами…
Она кивнула с серьезным треугольным личиком.
– Я слабое звено в цитадели воинов, – прервала она меня. – Для меня будет честью жить у ветерана и облегчить его боль.
Ветерана? Я задумалась, что же она разглядела в Кизли, чего не заметила я. В углу на высоких тонах шла ссора между Дженксом и его старшей дочкой. Юная пикси теребила подол салатового платьица и о чем-то умоляла отца, из-под платья видны были крошечные ножки.
– Погодите-ка, – сказал Кизли, закрывая пакет. – Я могу сам о себе позаботиться. Мне не нужно, чтобы кто-то «облегчал мою боль».
Кери улыбнулась. Прошуршав моими шлепанцами по линолеуму, она подошла к Кизли и встала на колени.
– Кери! – запротестовала я одновременно с Кизли, но молодая женщина отбросила наши руки прочь, вдруг посуровевший взгляд зеленых глаз предостерегал не вмешиваться.
– Встань, – резкосказал Кизли. – Может, у демона ты вела себя именно так, но…
– Не двигайся, Кизли, – скомандовала Кери, легкое свечение безвременья окрасило ее бледные ладони. – Я буду рада с тобой пойти, но только если ты позволишь мне отплатить за твою доброту.
Она улыбнулась, зеленые глаза затуманились.
– Так ты вернешь мне чувство самоуважения, которое мне нужно больше всего.
У меня перехватило дыхание, когда я ощутила, как она дотронулась до ближайшей лей-линии.
– Кизли? – позвала я, повысив голос.
Кизли широко раскрыл карие глаза и застыл как сидел, когда Кери положила руки ему на колени поверх линялого комбинезона. Лицо у него обмякло, морщины сделались резче, еще Польше его старя. Он глубоко вдохнул и напрягся. Кери вздрогнула, руки упали с колен Кизли.
– Кери, – сказал старик дрогнувшим голосом. Он потрогал колени. – Все прошло, – прошептал он, в усталых глазах покаялись слезы. – Деточка моя…
Он встал и помог ей подняться.
– Я так давно не живу без боли… Спасибо тебе.
Кери улыбнулась, из ее глаз скатились слезинки, когда она кивнула.
– Как и я. Это лечение помогает.
Я отвернулась, у меня горло перехватило.
– Я могу поделиться с тобой парочкой футболок, пока мы не добрались до магазина, – сказала я. – Шлепанцы забери. Хотя бы через улицу ты сможешь в них пройти.
Кизли взял ее за руку, в другую руку пакет.
– Я завтра поведу ее по магазинам, – сказал он, направляясь к коридору. – Три года у меня не было сил дойти до торговых улиц. Мне на пользу пойдет прогуляться.
Он повернулся ко мне, выражение старого морщинистого лица стало другим.
– Я скажу, что она племянница моей сестры. Из Швеции. А счет я все же пришлю тебе.
Я засмеялась – довольно истерично. Все получилось лучше, чем я надеялась, и я никак не могла перестать улыбаться.
Дженкс громко фыркнул, а его дочь медленно спустилась на микроволновку.
– Ладно, я спрошу! – крикнул он, и она подпрыгнула на три дюйма, сцепила руки перед собой, лицо засветилось надеждой. – Если твоя мать согласится, и Кизли тоже, то и я не буду против, – сказал Дженкс, крылья у него посинели от злости.
Дженкс подлетел к Кизли, Джи в явном волнении взлетала и опускалась.
– Э-э… Нет ли у тебя в доме растений, за которыми смогла бы поухаживать Джи? – спросил Дженкс с ужасно смущенным видом. Отведя с глаз светлые волосы, он состроил циничную гримасу. – Она хочет пойти с Кери, но я ее не отпущу, если она не будет тебе полезна.
У меня рот открылся. Я глянула на Кери: по тому, как она задержала дыхание, ясно становилось, что она была бы очень не против компании.
– Есть у меня горшок базилика, – признался Кизли. – А если она захочет остаться и летом, то сможет работать в саду, уж какой он там есть.
Джи взвизгнула от восторга, с нее золотым дождем посыпалась пыльца, тут же превращаясь в сияюще белую.
– У матери спроси! – крикнул Дженкс с расстроенным видом, когда малышка в восторге бросилась из кухни. Он сел мне на плечо, повесив крылья. Мне показалось, запахло осенью. Не успела я задать вопрос, как кухню затопил розово-зеленый прилив. Обалдев, я пыталась понять, остался ли в церкви хоть один пикси, который не летал бы в четырехфутовом хороводе вокруг Кери.
Морщинистая физиономия Кизли выражала стоическое терпение, когда он открывал пакет, чтобы Джи могла в нем доехать до дома, не боясь холода. Над помятым краем пакета толпились пикси, кричали «До свидания!» и махали руками.
Закатив глаза, Кизли вручил пакет Кери.
– Эти пикси… – расслышала я его ворчание. Взяв Кери за локоть, он кивнул мне и пошел к коридору быстрее и с такой прямой спиной, как я никогда еще не видела. – У меня есть еще одна спальня, – сказал он. – Ты ночью спишь или днем?