Как ни крути – помрешь
Шрифт:
– Но там же почти нет денег!
Лицо у меня, наверное, стало краснее волос. Девица за кассой мгновенно насторожилась.
Смутившись, я выписала чек. Она его забрала и вызвала менеджера прогнать чек через систему и убедиться, что счет в порядке. За моей спиной вампирская парочка перешла к ехидным комментариям. Не слушая, я пролистала книжку – выяснить, куда все делось.
Почти две штуки за новый письменный стол и мебель в спальню, еще четыре – за теплоизоляцию церкви и еще три с половиной на гараж для моей новой машины – не могла же я бросать ее под снегом! Еще страховка и бензин. Немаленькая
– Э-э, Рэйч? – сказал Дженкс. – Я хотел позже с тобой поговорить, но я знаю одного бухгалтера… Хочешь, я попрошу его открыть тебе пенсионный счет? Я посмотрел твой баланс, тебе может понадобиться налоговая отсрочка на этот год, ты ведь налоги совсем еще не платила.
– Пенсионный счет? – Мне стало нехорошо. – Туда уже нечего положить.
Забрав у девицы свои пакеты, я направилась к двери.
– А с какой это стати ты полез в мои бумаги?
– Я у тебя в столе живу, – сказал он несколько саркастично. – Ну что, поехали домой?
Я вздохнула. Мой стол. Чудесный дубовый стол с ящичками и прорезями и потайным отделением в левой тумбе. Стол, которым я наслаждалась только три недели, пока туда не вселился Дженкс о своим потомством. Мой стол, который теперь так был заставши цветами в горшках, словно взялся прямиком из фильма ужасов о растениях-убийцах, завладевших миром. Но альтернативой было разрешить пикси поселиться в посудном шкафу… Нет. Только не моя кухня. Хватит и того, что они ежедневно устраивали Шутейные бои среди развешанных горшков и прочей утвари.
Задумавшись, я плотнее запахнула пальто и прищурилась от яркости света на снегу, когда створки двери скользнули в стороны.
– Эй, эй! – завизжал Дженкс мне в ухо, когда нас обожгло морозным ветром. – Ты о чем себе думаешь, ведьма? Я, по-твоему, что, из меха сшит?
– Прости.
Я резко отвернула влево, чтобы не мешать движению, и открыла ему сумку. Не переставая браниться, он скользнул внутрь. Сидеть в сумке он терпеть не мог, но выбора у него не было. Устойчивая температура ниже сорока пяти градусов погрузила бы его в спячку, которую было бы опасно прерывать до весны, а в сумке ему такое не грозит.
Закутанный в толстое шерстяное пальто вервольф попятился от меня со смущенным видом. Я попыталась взглянуть ему в глаза – он глубже натянул ковбойскую шляпу и отвернулся. Я нахмурилась: после того как я стребовала свои деньги с «Хаулеров» за попытку вернуть им их талисман, у меня ни разу не было клиентов-вервольфов. Может, я зря это сделала.
– Дай мнете «Эм-энд-эмс», а? – пробурчал Дженкс; его тонкое личико в раме из коротких светлых волос покраснело от холода. – Жутко есть хочется.
Я исполнительно порылась в пакетах и выдала ему конфеты перед тем, как застегнуть сумку. Мне не слишком хотелось выносить его на мороз, но я ему партнер, а не мамочка. Ему нравилось, что он единственный в Цинциннати взрослый пикси мужского пола, не впавший в ступор. Наверное, ему сейчас весь город представлялся личным садом, пусть даже промерзшим и заснеженным.
Я выудила из кармана черно-белый ключ от моей машины. Непринужденно флиртуя, меня обогнала парочка, что стояла за мной в очереди – воплощенный секс, затянутый в кожу. Он тоже купил ей эту Кусь-меня-Бетти, и оба смеялись. Я снова подумала о Нике, и меня охватила теплая волна ожидания.
Нацепив темные очки от солнца, я вышла на тротуар, бренча ключами и плотно прижимая сумку – даже в сумке Дженкс, наверняка замерзнет. И подумала, что надо бы напечь печенья и пустить его потом погреться в остывающей духовке. Сто лет уже Не пекла солнцеворотного печенья. Где-то на полках у меня должны валяться перемазанные мукой формы, так что только цветной сахар останется раздобыть.
На душе у меня стало лучше при виде моей машины – у бордюра в колкой снежной каше по щиколотку. Да, она дорога в содержании, как вампирская принцесса, но это моя машина, и я просто замечательно смотрюсь за рулем, когда верх откинут и не rep развевает мои длинные волосы… Нет, не могла я не купить ей гараж.
Она радостно мне чирикнула, когда я открыла дверцу, забрасывая пакеты на заднее сиденье. Самая забралась на переднее, аккуратно уместив сумку с Дженксом на коленях, где ему будет немного теплее. Печка заработала на максимум, как только я повернула ключ зажигания. Я включила передачу и готова была уже выезжать, когда рядом с плавным шелестом шин встала длинная белая машина.
Обалдев, я смотрела, как она паркуется во втором ряду, блокируя меня.
– Эй! – крикнула я водителю, который вышел прямо на середину чертовой дороги и открыл дверцу своему пассажиру. – Эй, я ж выехать пытаюсь!
Так и хотелось засветить им чем-нибудь по крыше.
Но мое возмущение мгновенно унялось, когда из дверцы высунул голову немолодой мужчина с тысячью или около того золотых цепочек на шее. Белокурые лохмы торчали во все стороны, а синие глаза светились сдержанным воодушевлением.
– Миз Морган, – махнул он мне рукой. – Могу я с вами поговорить?
Стащив очки, я уставилась на него.
– Таката? – пролепетала я.
Старый рокер прищурился, глядя на редких пешеходов: все лицо подернулось сеткой мелких морщинок. Его лимузин уже приметили, а мой возглас довершил дело. Нетерпеливо закатив глаза, Таката протянул длинную худую руку и втащил меня в лимузин. Ойкнув, я шлепнулась на мягкое сиденье напротив него, едва успев придержать сумку так, чтобы не сесть на Дженкса.
– Едем! – крикнул музыкант, и водитель захлопнул дверцу и побежал к своему месту.
– Моя машина! – вскрикнула я.
Дверь я открыла, и ключ остался в зажигании.
– Эрон?… – Таката кивнул мужчине в черной футболке, притулившемуся в уголке роскошной машины. Он скользнул мимо меня, оставив в воздухе запах крови, выдавший его вампирскую природу. Нас обдало холодом, и дверца быстро захлопнулась за его спиной. В затемненное окно я видела, как он просочился на мое кожаное сиденье – настоящий хищник в этих темных очках и с бритой головой. Я только понадеялась, что смотрюсь за рулем хоть наполовину так же классно. Мой приглушенно мурлыкающий двигатель дважды взревел, и мы тронулись с места под шлепанье по стеклам самых сообразительных зевак.