Как обуздать еврейство. Все тайны сталинского закулисья
Шрифт:
В конце 1965 года на Первом учредительном съезде Союза кинематографистов СССР он вновь вспомнил о Колосове и раскритиковал его последний фильм — телеэпопею (первый многосерийный фильм на советском ТВ) «Вызываем огонь на себя». И вновь под огонь его критики попал не только режиссёр, но и его супруга Касаткина, вновь сыгравшая главную роль. «Артистка Касаткина — прекрасная артистка, но в эту роль она внесла все свои штампы», — заявил Столяров.
Все эти пикировки актёра не могли не сказаться на его карьере в кинематографе. В итоге в 60-е Столяров сыграл лишь в двух картинах, где у него были крупные роли: «Человек меняет кожу» (1965) и «Туманность Андромеды» (1967). Последний фильм даже получил специальный приз на фестивале в Триесте в 1968 году. Столяров в этом фильме сыграл свою последнюю роль в кино. Однако малая
В 1968 году у Столярова внезапно начала опухать нога, и поначалу он не придал этому особого значения. Он никогда до этого не болел. Как раз тогда ему удалось наконец «пробить» разрешение на съёмки собственного фильма «Когда расходится туман». Много нервов для этого пришлось потратить. Вместе с сыном они поехали выбирать натуру, и тут болезнь спутала все планы Столярова. Врачи обнаружили у него рак. Как тогда сказали врачи, «болезнь от огорчения». Актёра положили в Кремлёвку, а его сыном овладела навязчивая идея: он обязательно должен отдать отцу долг! И он написал сценарий о Дмитрии Донском — великом князе Московском и Владимирском, возглавившем борьбу русского народа против монголо-татар. Столярову настолько понравился сценарий, что он загорелся экранизировать его и сыграть в нём главную роль. Эти заботы продлили ему жизнь на целый год. Но не более…
Осенью 1969 года состояние Столярова резко ухудшилось. Его вновь положили в Кремлёвку, хотя и сам актёр, и его близкие понимали — всё кончено. Видимо, поняли это и наверху: когда сын актёра поднял вопрос о присвоении Столярову звания народного артиста СССР, никто из начальства не возражал (до этого недоброжелатели актёра из либерального лагеря делали всё от них зависящее, чтобы подлинно русский актёр не стал народным актёром официально). Увы, но застать этот указ Столяров уже не успел: 9 декабря 1969 года он умер, а звание народного ему присвоили спустя несколько дней.
Вспоминает Кирилл Столяров: «Отец умер у меня на руках. Я обычно ходил в больницу часам к одиннадцати-двенадцати. В тот день была скверная погода: снег, холод. Может, потому и примчался раньше. За некоторое время до моего прихода отец брился и поранил губу. А организм уже не сопротивлялся. Пришла медсестра, дежурно спросила: „Ну как себя чувствуем?“ Увидела кровь, решила прижечь ранку и что-то замешкалась. Отец говорит: „Видишь, человеку тяжело, возьми лампу и посвети“. Когда я поднёс лампу, то увидел, что медсестра плачет. И тут отец произнёс: „Ну что ты не можешь помочь человеку, видишь, ей трудно!“ Ей трудно… Через несколько минут он умер.
Потом я попросил скульптора Славу Клыкова сделать отцу памятник. Славе нужен был двухметровый белый камень: он считал, что отец был русским, светлым человеком, поэтому ничего лучше мячковского камня не придумать. Я перевернул всю Москву — не нашёл. И тут мне сказали, что в одном переулке ломают часовенку. Схватил такси и, не поверите, приехал… к себе домой, туда, где всю жизнь жила наша семья, к Покровскому собору.
Вот от той разобранной часовенки и стоит на могиле отца камень…»
Сергей Столяров похоронен на Ваганьковском кладбище, справа от входа. Рядом с ним на этом участке нашли свой последний приют артист Владимир Высоцкий, тележурналист Владислав Листьев, спортсменка Инга Артамонова… Всех их, таких разных, объединила земля Ваганьковского кладбища.
Главный еврей сталинского кино
(Марк Бернес)
В августе 1969 года в привилегированной больнице в Кунцево умирал человек, чьё имя знала вся страна. В последние часы своей жизни он уже почти не двигался, хотя сохранял ясность ума. Врачи, собравшиеся вокруг его постели, понимали — начинается агония. Жена артиста стояла в торце кровати, держась за её спинку, и не могла себе позволить плакать — надо было глядеть мужу в глаза. Но он всё-таки заметил, что жена, все эти дни неотступно находившаяся возле него, еле держится на ногах, и сказал: «Уйди, тебе же тяжело». Но едва она отошла, чтобы скрыться в уголке, он тут же позвал её: «Куда ты?» Это были его самые последние слова — через несколько часов он скончался. Его смерть стала классическим примером того, когда человек чуть ли не маниакально следит за своим здоровьем и в итоге… умирает, даже не дожив до шестидесяти.
Говорят, рак — болезнь переживаний. А их на долю Марка Бернеса выпало предостаточно. До 17 лет Бернес жил с родителями в Харькове и учился в торгово-промышленном училище. Однако учился без души, поскольку с недавних пор его страстью стал театр. Но его родители и слышать ничего не хотели об актёрской профессии и твёрдо заявили сыну: пока мы живы — актёром тебе не быть! И тогда Бернес… сбежал от родителей. На свои скудные копейки он купил билет на поезд и отправился в Москву. В столице он несколько дней прожил на Курском вокзале, а днём обивал пороги столичных театров, соглашаясь на любую работу. И наконец судьба улыбается настырному юноше: его берут в массовку Малого театра.
Одновременно он успевает записаться и в массовку Большого театра, благо оба этих заведения находятся рядом друг с другом. А спустя несколько месяцев Бернеса берут во вспомогательный состав Московского драматического театра (бывший театр Корша). Там он проработал два года и в 1933 году перешёл в труппу Театра Революции. Однако всесоюзная слава пришла к Бернесу совсем с другой стороны — кинематографической.
В кино Бернес начал сниматься с середины 30-х, но играл исключительно эпизоды. Поэтому, когда в 1937 году режиссёр Сергей Юткевич вновь пригласил его на эпизодическую роль в картину «Человек с ружьём», Бернес воспринял это приглашение без большого энтузиазма. Роль молодого красноармейца Кости Жигулина умещалась всего в страничку текста и выглядела проходной. Однако Бернес решил подойти к её исполнению творчески. В течение нескольких дней перед началом съёмок он буквально не вылезал из Музея революции, пытаясь найти среди фотоэкспонатов музея образ нужного ему молодого красноармейца. И в конце концов нашёл — молодого вихрастого паренька, перепоясанного крест-накрест пулемётными лентами. Однако, по мнению самого артиста, чего-то его экранному герою всё-таки не хватало. Но чего? Бернес этого и сам пока толком не знал. Но стал копаться в актёрском реквизите и внезапно наткнулся на старенькую гармонь. Так была найдена ещё одна важная деталь к образу героя. А затем на свет родилась и песня: второй режиссёр фильма Павел Арманд сочинил нехитрую песенку «Тучи над городом встали», которую герой Бернеса и запел с экрана. Когда фильм снимался, никто из участников съёмок и предположить не мог, что эта песня в исполнении Бернеса вскоре станет народным шлягером. Так, благодаря песне, имя Марка Бернеса мгновенно стало известно всей стране. На дворе стоял 1938 год. Однако на вершину кинематографического Олимпа актёра вознесли другие песни: «В далёкий край товарищ улетает» из фильма «Истребители» и два хита из картины «Два бойца» (1942): «Тёмная ночь» и «Шаланды».
Мало кто знает, но поначалу роль одессита Аркадия Дзюбина Бернесу не давалась. Быстро овладев одесским говором (научился от одного балаклавца, который лежал в ташкентском госпитале), он никак не мог войти в образ настоящего одессита. Прошло уже полтора месяца со дня начала съёмок, а дело так и не сдвигалось с мёртвой точки. Режиссёру Леониду Лукову настоятельно советовали заменить Бернеса на другого актёра, но он медлил. И, как оказалось, был прав: вскоре Бернес сумел-таки войти в образ своего героя, нашёл точные, вдохновенные краски. Во многом ему помог случай. Например, внешность своему герою он нашёл в обычной парикмахерской. В тот день молодая и неопытная ученица обкорнала его почти «под ноль», но увидевший его Луков внезапно воскликнул: «Это как раз то, что надо!»
Так же случайно появилась в фильме и песня «Тёмная ночь». Поначалу никаких песен в картине не планировалось, должна была звучать только оркестровая музыка. Но как-то поздно вечером к композитору Никите Богословскому пришёл Луков и сказал: «Понимаешь, никак у меня не получается сцена в землянке без песни». После чего так поразительно точно, по-актёрски, изобразил эту не существующую ещё песню, что произошло чудо. Композитор сел к роялю и сыграл без единой остановки всю мелодию будущего хита. Как признается потом сам Богословский, с ним это было первый и последний раз в жизни. Потом они пригласили поэта Агатова, который с такой же быстротой написал стихи на уже готовую музыку.